При выходе из магазина Ника едва не была сбита с ног толпой туристов, бодро несущихся к тропе от парковки, на которой появился огромный белоснежный автобус "Первые линии". Это была группа, завершающая экскурсию "Места силы Карелии". Бодро тараторил в микрофон экскурсовод, галдели экскурсанты. Группа разделилась – одна направилась на пляж, другая во главе с гидом атаковала скалы. "Не разбредайтесь, не теряйте друг друга из вида, – надрывался экскурсовод, – если потеряетесь, постарайтесь выйти к парковке и ждите там! На острове не везде есть сигнал, случись что, и позвонить не сможете! Не задерживайтесь, сувениры купим на обратном пути, и в кафе зайдем!"

"Ага, значит, с 15 до 18 часов тут шумно, – резюмировала Ника. – Надеюсь, никто из группы не отобьется от своих!"

*

Идти на скалы, когда там карабкается, гомонит и щелкает объективами группа туристов, смысла не было. Возвращаться на пляж, занятый второй частью тургруппы, тоже не хотелось. Ника пошла прогуляться по острову в поисках тихого местечка подальше от шума и суеты.

Довольно быстро она отыскала укромный уголок берега, оставив позади палаточный лагерь, пляж и скальные тропы. В блаженной тишине Вероника скинула босоножки, села на валун и опустила ноги в воду. Красота-а-а-а… А как тихо, словно она одна на острове!

– Але-ле, братан! Фу, – ругательство, – еле нашел место, где сигнал ловит и нет этого, – снова ругательство, – стада баранов! Со связью тут реально, – снова выругавшись, толстяк с шумным пыхтением вывалился на берег.

"Черти его принесли! – выругалась Ника, едва успев прихватить босоножки и скрыться в роще. – Я и забыла, что он вечно болтается повсюду в поисках сигнала!"

– Я у тя вот че хочу спросить, – обильно пересыпая речь ненормативной лексикой, толстяк плюхнулся на освободившийся валун, – ты кому про это дело говорил? Сам знаешь, про какое. Не, это я знаю, а после этого? А че тогда на меня наезд пошел? А хрен его знает, писульки кидают, типа, помни поступки, за все отвечать придется… Ты по пьяни никому не растрепался? Бабе какой-нибудь в койке не сболтнул? Да ладно, а то не бывало! Постарайся вспомнить! Все, бывай, покедова!

– Але-ле-ле, наше вам! Я в Карелии… В Карелии! В КАРЕЛИИ!!! Связь тут хреновая, остров какой-то, хрен выговоришь название без поллитры! Слушайте, кто-то раскопал инфу про то дело и предъявы мне кидает… Не знаю насчет вас, а про меня просекли фишку. Без понятия, где утечка. Но вы знаете, мне одному огребать несподручно. Начну тонуть, всех, кто мне выплыть не помог, могу слить… Да не, я не угрожаю, это меня запугать пытаются. Да вам проще будет выяснить, кто это такой умный зайка оказался и кто трепло врубил. Спасибо, если че, буду должен! И вам не хворать!

Закончив разговор, толстяк витиевато и с чувством выматерился.

– Сами испугаетесь, когда я узнаю, чей это прикол, – сказал он. – По уши обделаетесь, – он снова выбранился. – Но кому понадобилось это ворошить? И главное – какой хрен меня "слил"?..

От души харкнув в воду, он подтянул шорты, сползающие с объемного пуза, и запыхтел, перебираясь через валуны. "Мордой бы тебя в ил!", – обозлилась Вероника, которую покоробило такое свинство на умопомрачительно красивом берегу.

Посидеть в тишине на берегу не получилось. Не успел уйти толстяк, как с тропы раздались оживленные голоса приближающихся туристов и заученная скороговорка экскурсовода. Он сжалился над группой и после восхождения на скалу разрешил им освежиться.

Вероника только вздохнула и побрела к лагерю. Похоже, во время экскурсий тут бесполезно искать уединения, а экскурсии в разгар "высокого сезона", похоже, будут проводиться ежедневно.

По дороге она вспомнила странные разговоры толстяка "про это дело". Как она поняла, соседу некто напоминает о какой-то неблаговидной истории из его прошлого и занялся шантажом или угрозами. Так один искушенный прохиндей пытался вымогать деньги у Жени-Вейдера за тайну его отца…

Сосед сделал два звонка. С первым собеседником он общался непринужденно, как со старым другом: "братан, ты кому растрепался, не сболтнул ли бабе"… Так разговаривают давние друзья, съевшие вместе пуд соли и привыкшие особо не церемониться, не обижаться на грубоватый стиль общения. "Как будто они вместе совершили что-то нехорошее или даже криминальное, пытались скрыть, но тайна стала известна третьему лицу, и они пытаются понять, как это случилось"… Второй разговор – более "официальный", на "вы", но тоже весьма развязно, и тема та же – "кто и как мог узнать "про это дело". Прозвучали даже явные угрозы всех "слить в случае чего" – "мне одному огребать несподручно". Вероника предположила, что второй собеседник помог замять историю с неким "этим делом", используя свое должностное положение – оперативник? Следователь? Судья? Адвокат? – и имеет больший доступ к информации, по словам толстяка, "да, вам проще будет выяснить"… Может даже этот человек замял "это дело" небескорыстно, и толстяк мог себе позволить разговаривать с ним так напористо по принципу "я вам заплатил, вы на меня работаете".

Но тогда получается, что "это дело" – нечто криминальное, уголовно наказуемое. "Так… Чем дальше в лес, тем толще партизаны, как говорит Наум. Этот балабол что – от "уголовки" отмазался при помощи взятки и друзей, которые поручились, подтвердили, дали показания? Очень похоже на это, судя по его разговорам, которые я услышала… Интересно, что он натворил? На редкость отталкивающий тип!"

Ника вышла на берег у палаточного лагеря и остановилась в изумлении. У кромки воды спиной к озеру стоял Женя в полном облачении Дарта Вейдера и, опершись на красный световой меч, гулким басом вещал о своих первых впечатлениях от острова. А снимала его Мияко, державшая камеру вполне профессионально.

– Вау, классно поездка начинается, – сказала Нике зеленоволосая девушка-соседка, – самого Вейдера в реале увидела!

– А он часто бросает клич, любой желающий может поучаствовать в акции, – улыбнулась ей Ника. – Вейдер всегда возглавляет движуху.

– Надо будет вписаться! – пришла в восторг девушка. – Он такой клевый! Лена, – назвалась она.

– Вероника.

– Имя красивое. Как у римской патрицианки.

– Спасибо.

– Симпатичная киргизка, – заметил один из спутников Лены, глядя на Мияко.

– Сам ты киргиз, – ответили ему из-за каменной гряды, разделившей лагерь на две неравные части, – ты что – все позабыл на каникулах? Это же японка!

*

Молодые соседи оказались аспирантами с факультета иностранных языков Университета профсоюзов, который в свое время окончили сама Вероника, Виктор Морской, Женя Малышев и Наум Гершвин. Лена, Катя, Сережа и Ваня вспомнили, как Вероника приезжала в Университет в качестве почетной гостьи и выступала перед аудиторией, когда они были студентами последнего курса. В отличие от экстравагантной Лены Катя носила обыкновенный "хвостик", не красила свои светлорусые волосы и щурилась от непривычки к контактным линзам. "Очки в поход надевать неудобно, – пояснила она, – того и гляди разобьешь".

Сережа и Ваня жарили на ужин шашлык и пригласили к столу Нику, Мияко и Вейдера: "Всем хватит, а если вы еще что-то захотите добавить к "поляне" – это только лучше будет!".

– Позвольте помочь вам, – к мангалу подошел Женя, успевший сбросить плащ и шлем Дарта Вейдера.

– Зацените, ребята, с самим Вейдером будем за столом сидеть! – восторженно сообщила Лена.

Пока жарилось мясо на шампурах, Ника и Мияко отошли к валунам на перекур, и Ника поведала Мияко об услышанных странных разговорах. "И повезло же мне опять – в отпуске в первый же день повстречать людей с какими-то тайнами!" – заключила она.

– Ведь сколько раз я давала себе зарок, – продолжала Орлова, – чтобы на отдыхе именно отдыхать, а не прислушиваться, приглядываться, выведывать чужие тайны и влипать в истории! Только толку ноль. Сами помните, как я даже в свадебном путешествии затеяла расследование, да еще и дистанционно раскрыла убийство художника, и тут я снова начинаю обращать внимание на чьи-то разговоры, ломать голову, что за ними кроется, мне неймется выяснить, чего так боится наш словоохотливый сосед…

– Это карма, – после паузы сказала Мияко, – ее не обманешь, от нее не убежишь. Поиски истины и борьба за справедливость – это ваш Путь, которым вы следуете уверенно. А на совести этого человека действительно есть преступления и жертвы…

– Это вам подсказала наука нинсо?

– Нинсо никогда не обманывает. И пусть я не так хорошо читаю по лицам, как дзенин или Харука-сэнсэй, но кое-что понять могу.

Мияко замолчала, глядя на зеркальное отражение розового неба в озере.

– Не хотелось об этом говорить, когда нас уже ждут у стола, за которым звучат шутки и смех, но я чувствую приближение беды. Как туча, которая наползает на ясное небо и в любой момент готова пролиться дождем…

Туча действительно надвигалась, и не аллегорическая, а самая настоящая. Горизонт уже потемнел. Оправдывались прогнозы, обещающие дождь этой ночью, единственный за две недели.

Тонко пропищал комар, прицеливаясь к Вероникиному затылку. Орлова шлепнула ладонью, но насекомое оказалось проворнее. Недовольно звеня, комар взлетел и попытался укусить за руку Мияко, но девушка ловко поймала его в ладонь и дуновением отправила за валуны. Ника уже знала, что для японцев любая жизнь равноценна, и они избегают без крайней необходимости убивать даже насекомых, веря в теорию реинкарнации – "может, этот комар в прошлой жизни был человеком и, если правильно проживет свою комариную жизнь, в следующий раз может снова воплотиться в человеческом теле!".

"А мы так легко убиваем насекомых, грызунов, да даже собак или кошек, дескать, подумаешь, эка невидаль, это же не люди!.. А потом оказывается, что для кого-то и человеческая жизнь стоит не намного дороже комариной – входит в привычку решать свои проблемы при помощи убийства, происходит продолжение логической цепочки, не у всех, к счастью, но разве редки случаи, когда человек, в детстве отрывающий лапки мухам и стреляющий из рогатки в птиц, потом с такой же легкостью начинает убивать людей? А между тем, те же синоби, принимающие заказы на физическое устранение, избегают убийств без необходимости! Они считают, что это портит карму"…

Ника вспомнила свою коллегу Аллу, которая на перекурах во дворе, под кронами огромных деревьев, с видимым удовольствием ловит и давит их обитателей – комаров, мух и гусениц, сопровождая это веселыми комментариями: "Ну, давай-давай, маленький, иди ко мне… Аллуся тебя небольно убьет!", "Агааа! Прямое попадание! Ишь, укусить меня хотел!", "Ишь ты, какая толстушечка мохнатенькая, сама приползла умирать!". Когда однажды Ника высказалась (под влиянием недавней встрече с ниндзя в Ялте), что этот восторг от убийства беззащитных насекомых выглядит не очень хорошо, Алла с подругами возмутились: "Ты че, Орлова?! Какое убийство? Это же вредители! Они кусаются! Заразу с помойки разносят! Деревья жрут!". А скажи им про карму и перевоплощения – вообще сочли бы оппонентку "ку-ку"…

– Кстати, о туче, – сказала она вслух, – дождь в самом деле надвигается. Надеюсь, ваша палатка непромокаемая?

– Конечно, – кивнула Мияко. – Я читала прогнозы. Дождь будет идти всего одну ночь, но и за такой срок можно сильно промокнуть, не подумав о защите.

– Вероника! – позвали от стола. – Мияко! Все уже готово!

– Стол накрыт, суп кипит, водка греется! – добавил Ваня.

Получился настоящий праздничный ужин в честь начала отдыха на природе. Многие уже успели накупить калиток, чебуреков со всевозможными начинками и копченой рыбы в магазине; достали из рюкзаков домашние припасы, и угощение получилось богатым. Тут же стояли и привезённые с материка напитки – водка, коньяк, вина, настойки, мартини и чинзано, и несколько бутылок карельских настоек на ягодах и травах, и даже знаменитый бальзам.

Пригласили к столу и парнишку с планшетом, Вадима, и молодую парочку – Иру и Мишу.

– Молодые люди, вы хоть всю ночь-то не шумите, – попросила одна из "белых панамок", проходя мимо.

– В 23 часа разойдемся, – заверила экзотическая Лена, – это у нас типа первого ужина на корабле, торжественного!

– Угощайтесь, – подбежала к "белой панамке" тихая Катя и протянула соседке тарелку с калитками и чебуреками.

– Ой, спасибо, девочки, – улыбнулась женщина и взяла чебурек "Карелия" с рыбой и сыром и калитку с брусникой.

Ваня и Сережа прихватили с собой гитару и начали петь бардовские песни. Неожиданно к ним подключился Вейдер. У него оказался отличный музыкальный слух и глубокий звучный баритон. Ника и Мияко удивленно переглянулись. Они и не знали, что блогер так хорошо поет.

– Я уже сложила пару хокку на этом острове, – сообщила Нике Мияко, – в палатке запишу их. Надо показать Ояме, он будет доволен, что я наконец-то освоила искусство сложения хокку и не нарушаю их размер. Мне понравилась настойка с морошкой! Жаль, что я не прихватила саке. Они такого еще не пробовали…

– В Питере есть саке-бары, – ответила Ника.

– Я привезла бы настоящий напиток, из Токио. Думаю, что такого в ваших барах не подадут…

– Я уже знаю, о чем запилю следующий видосик! – сообщил Вейдер, когда они отошли на третий перекур. – Замысел такой…

– Эй! Але! – донеслось от валунов. – Долго орать будете? И харэ уже сигами вонять!

Толстяк, потрясая телефоном и возмущенно пыхтя, протиснулся между камнями и смотрел на них с негодованием.

– До временного регламента еще около полутора часов, – спокойно ответила Вероника.

– Положил я на ваш регламент с прибором! Нехрен орать на общей территории! Ща гитару вашу об камни расколю на, – толстяк выругался. – И я те уже сказал, девуля, чтобы ты рот не раскрывала, пока не попросят!

– Что, опять нет сигнала? – спросил Вейдер и угрожающе шагнул вперед. – Так мы в этом не виноваты. И не хамите тут. Вы уже сегодня всех достали со своим телефоном, но мы вас терпим!

"Мияко говорила, что у него на совести преступления и жертвы, – подумала Вероника, глядя на красное от солнца и ветра потное лицо соседа, его глубоко посаженные маленькие глазки и три подбородка. – Я не владею нинсо, но вижу, насколько он неприятный субъект!"

– И курить отойдите подальше от камней, – продолжал возмущаться толстяк, – я спать ложусь, а мне дымом в палатку тянет! Не, ну че я должен вашу вонь нюхать, травитесь сами, если хотите… Выкинула живо! – он шагнул к Веронике, протянув сарделькообразные пальцы к ее сигарете. Но ему преградил путь Вейдер.

– Руки-то придержи! – рыкнул блогер, поймав жирное запястье соседа и стиснув; пальцы почти наполовину погрузились в мясистые складки. – Сам тут всех не строй!

– Да ты не знаешь, с кем дело имеешь, – задёргался, пытаясь высвободиться, толстяк, – на кого батон крошишь, оладух, да я позвоню, и вам всем тут (ругательство) будет!

– В тцем деро? – к ним приближалась Мияко, и при ее виде толстяк зло харкнул в озеро:

– И с тобой надо разобраться! Достали, понаехи! Чего ты всюду лезешь, мочалка?!

– Ты сам всех достал, – Вейдер ловким боевым приемом усадил толстяка на мелководье, подняв густой веер брызг. – Отвали по-доброму!

Барахтаясь в воде и оскальзываясь в попытках встать (никто не стремился ему помочь), толстяк неожиданно успокоился и почти весело сказал:

– Ну все, ребята, я разозлился. Не хотите по-доброму, так будете по-плохому от меня весь отпуск по углам прятаться. Вы не знаете еще, с кем связались. С тебя, брателло, первым спросят, – он ткнул пальцем в сторону Вейдера. – Пожалеешь, что мама тебя в детстве так хреново воспитывала, да поздно будет!

– Иди, штаны мокрые переодень, – ответил Сережа.

– А то хозяйство застудишь, – добавил Миша.

Толстяка провожали молчанием. Потом Вейдер крепко выругался. Это было так непохоже на всегда сдержанного и уравновешенного Женю, что Вероника остолбенела.

– По углам он нас разгонит, – блогер ожесточенно поддал массивным сапогом от костюма Лорда Ситхов мелкие камешки. Они веером брызнули вокруг. – Да я ему башку отшибу, если не отвяжется!

– Женя, вам придется встать в очередь, – сказала Вероника, – этот придурок достал не только вас.

– Таку сан хоэру жин ха сукоши ка мима су… Кто муного рает, тот маро кусает, – произнесла Мияко. – Не порчиче себе карму.

– Да он уже задолбал, – буркнул Вейдер, остывая, – наезды, угрозы… Каждый, у кого глотка луженая или кулаки здоровые, считает себя вправе всех "строить" под свои интересы и уверен, что никто не посмеет ему возразить!

– Вы сами далеко не хлюпик, – Ника посмотрела на крепкий торс и широкие плечи рослого блогера. – Вон как лихо его окунули.

– Пусть только еще раз сунется, – пообещал Евгений. – Я его тогда живо успокою!

Позже в душевой кабине Вероника вспоминала вспышку гнева Евгения и пыталась понять, почему всегда такой ровный и сдержанный Женя вдруг сорвался.

Вейдеру угрожали слишком часто. Не все были согласны с его посылами – кампания против электросамокатов на тротуарах, протесты против контактных фонтанов где бы то ни было кроме бэби-зоны, борьба с хулиганством, вандализмом, беспардонностью. Те, кто толковал понятие "свободная личность", как "человек, которому на всех наср…, кроме своих желаний", злились на блогера, который, как им казалось, посягал на их свободу. И наряду с миллионной аудиторией и растущим числом подписчиков были у Вейдера и ненавистники, присылающие оскорбления и угрозы – "Повстречаемся на узкой улице, котелок!", "Прилетит тебе еще, бешеная кастрюля!", "Ходи да оглядывайся, сковородка!". Только при Веронике Вейдера дважды пытались убить. Возможно и его терпению есть предел и злопыхания соседа стали той самой последней каплей…

Ника и сама терпеть не могла, когда кто-то с позиции превосходящей силы пытался установить свои порядки и гордился тем, что кого-то "поучил жизни", кого-то оттеснил в очереди, обхамил, написал жалобу, и никто не посмел сказать слово против: "Все по-моему будет, за кем сила – тот и прав!".

Кто-то дернул дверь кабинки. Засопел, затоптался на ступеньках. "Терпеть не могу таких – когда снаружи видно, что дверь закрыта, начинают ее дергать – типа, выходи… Пять минут, как зашла! Что за нетерпеж?!"

Ника продолжала мыться. Ручка двери снова задергалась, завертелась. Раздался громкий кашель.

"Да хоть в штаны наложи от натуги! Когда вымоюсь, тогда и выйду… В других душевых никого нет, ну и шел бы туда, так нет – приспичило именно в эту кабину ломиться!".

Она уже вытиралась полотенцем, когда дверцу задергали и затрясли так, словно хотели сорвать с петель. Вероника была не из пугливых; за годы работы в отделе расследований случались истории еще похлеще, и сейчас она не испугалась, а только разозлилась. Чтобы не предстать в чем мать родила, если этот идиот все-таки сломает дверь, Орлова быстро натянула летнюю пижаму и халат и прислушалась. За дверью наступила тишина. Полная. Нет, почти. Скрипнуло крыльцо под чьими-то ногами. Кто-то сдержанно задышал, пару раз издав звук вроде "оооох".

"Придурок какой-то, сексуально озабоченный, – раздраженно подумала Вероника, – трется около душевых и туалетов, когда там женщины… И что теперь? Мне всю ночь сидеть в кабинке, ожидая, пока он свалит? Да черта с два. Сейчас открою дверь и, если врежу кому-то по лбу, сам виноват! Нечего было выеживаться на крыльце! А может и с крыльца сброшу!"

– Мужчина, – раздался голос служащего кемпинга, который днем показывал Нике место для ее палатки, – что вы там стоите? Вот рядом душ свободен.

В ответ невнятный голос ругнулся. Заскрипели доски крыльца.

– И материться тут необязательно, – добавил служащий, – воздух чистый загрязнять.

Потом, видимо, вслед уходящему хулигану, он вполголоса добавил:

– Ну, не хочешь мыться, как хочешь. Подумаешь, какие мы особенные…

"Путь свободен", – Ника открыла дверь.

*

Вероника вышла из душевой в розовую летнюю ночь и увидела только служащего кемпинга, мужчину средних лет с приятным круглым лицом. Он вставлял новые мешки для мусора в урны, что-то насвистывая под нос. Тот, кто слонялся на крыльце, успел скрыться. Ника тщетно пыталась высмотреть хотя бы его силуэт.

– Он уже ушел, – заметил служащий, – вы ведь смотрите, кто это к вам в кабинку долбился? Я его спугнул.

– Вы его видели? – Вероника повесила влажное полотенце на шею "хомутиком" и поудобнее переложила в пакете умывальные принадлежности.