Припарковавшись возле одного из своих ресторанов, закрытых на этот вечер только для нас с Дианой, я помог ей выйти из машины и, чуть задержав руку в своей ладони, спросил:
– Утка и салат с апельсинами под бокал вина устроит? Обещаю, что буду готовить сам.
В ответном взгляде заискрилось то, чему я не мог дать точного определения, но мне нравилось видеть, как Диана реагирует на мои слова.
– Устроит, – кивнула она и, опустив голову, смущенно улыбнулась.
– О! И как это тебе удается? – спросила Диана, отправив в рот первый кусочек утиной грудки на коже. – У меня она получается без корочки и дико сухой!
– Не забывай, я шеф, – подмигнул ей и, пригубив вина, откинулся на спинку стула.
Мне всегда нравилось смотреть за тем, как люди пробуют блюда, приготовленные мною, и как наслаждаются вкусом пищи. Но сейчас кормить Диану, наблюдать за тем, как она кладет в рот кусочек за кусочком, было особенно волнительно.
– И все же… Как можно приготовить еду настолько вкусно?
– Ну, на утке важно сделать надрезы. Посмотри сама, – я указал на ее тарелку. – Потом – натереть солью, она удалит излишнюю влагу из кожи. Еще нужно вытопить жир, а уже потом…
– Все-все! Я сдаюсь!
Диана подняла руки в жесте капитуляции, взяла вино и тоже сделала глоток. А я сидел напротив, смотрел на нее и не знал, о чем нам с ней говорить. Ну, не ошарашивать же ее сходу тем, что я все знаю?
– Как зоопарк? Съездили? – задал я пару вопросов на нейтральную, как мне самому показалось, тему.
Диана кивнула, и на лице ее появилось такое выражение, что я сразу понял – в этот момент она думает о сыне. О нашем с ней сыне.
– Да. Матвей очень любит проводить со мной время. А я – каждую секунду стараюсь посвятить ему.
Она вдруг нахмурилась и, не успел я и слова сказать, продолжила:
– Знаешь, после его болезни… я стала относиться ко всему иначе. И очень благодарна тебе за то, что ты тогда помог.
Ди помотала головой и добавила:
– Прости, что гружу тебя всем этим.
Ей не за что было извиняться. Совершенно случайно я оказался рядом и стал той самой спасительной соломинкой, в которой они нуждались. А если бы этого не произошло? Даже дурно стало от этой мысли. Мой ребенок мог умереть. Или я вообще никогда бы не узнал, что он у меня есть… Черт, это ужасало даже сейчас, когда все сложилось самым верным образом.
– Не извиняйся, – сказал я Диане. – Мне нравится слушать о том, как ты говоришь о Матвее.
Мы помолчали. Я не знал, как перейти к тому, что меня волновало. О чем думала в этот момент Ди – не имел ни малейшего представления.
– Кстати, а отец Матвея не приревнует тебя ко мне? – ляпнул я то, что само просилось наружу.
И тут же пожалел о сказанном. На лице Дианы появилась растерянность. Она отшатнулась, как будто я собирался ее ударить, и мгновенно закрылась. Это я ощутил физически.
– Он умер. Довольно давно, – отчеканила она сухим тоном.
Поздравляю, Волков. Тебя уже нет в живых.
Захотелось нервно рассмеяться. От всей этой абсурдной ситуации, в которой был виноват на все сто, и от того, что потоптался по чужим чувствам, как медведь по пасеке.
– Извини… Я не знал, – выдавил из себя, надеясь, что Диана не вскочит и не сбежит от меня, как то уже было в прошлом.
Мы снова оказались в коконе из молчания, которое мне ни капли не нравилось. Я бросал взгляды на сидящую напротив меня женщину и гадал – как и когда смогу перейти к тому, что отец Матвея не только не умер (как она наверняка рассказала сыну), но и очень даже планирует принимать участие в судьбе своего ребенка?
– Ничего страшного… Это ты меня извини, – произнесла наконец Ди, постепенно расслабляясь. И попросила, видимо, чтобы смягчить ситуацию: – Поделишься рецептом какого-нибудь особенного блюда? Я уверена, ты их знаешь миллион!
– Спасибо за этот вечер.
Мы с Волковым стояли у моего дома друг напротив друга, и я испытывала при этом совершенно полярные чувства. С одной стороны – желание поскорее закончить с этой встречей, с другой… ощущение какой-то недосказанности. Наверно, оно было связано с тем, что меня мучил вопрос – почему такой мужчина, как Олег Волков, вообще мне позвонил?
Я сто лет не была на свиданиях. Собственно, с тех самых пор, как узнала о своей беременности. И поняла – то, что к ней привело, было против моей воли. И это теперь рождало во мне страх. Боязнь подпустить к себе какого-то мужчину. Боязнь вспомнить как это было в тот, самый первый раз, который память напрочь заблокировала. И я не была уверена, что готова узнать правду о том, кто сделал со мной это. Ведь будь это порядочный человек, он наверняка бы нашел меня сам. А в непорядочном мы с Матвеем вовсе не нуждались.
Между мной и Волковым стояла тишина. Он не уходил, и я почувствовала, что должна сказать ему все, как есть. Даже если окажусь дурой, которая вообразила о себе слишком многое.
– Олег….
– Да? – откликнулся он хрипло.
Я закусила губу, мучительно подбирая слова. Потом, набрав в легкие воздуха, наконец выпалила на одном дыхании:
– Я хотела спросить… почему ты пригласил меня в ресторан?
Он посмотрел на меня удивленно.
– А почему, собственно, нет? Или у тебя кто-то есть?
– Нет, – помотала я головой. – И я как раз хотела сказать… Не подумай, что я очень самонадеянна, но…
Господи, стою тут и лопочу как малолетняя дурочка! Но в некотором смысле я таковой и осталась. Несмотря на наличие ребенка, опыта отношений с противоположным полом у меня не имелось практически никакого.
– Но? – напомнил он.
Я вздохнула.
– Я просто хотела сказать на всякий случай… я не ищу никаких отношений. Вообще никаких, – подчеркнула, кинув на него быстрый смущенный взгляд.
– Почему?
Определенно, этот мужчина умел поставить в тупик! Я невольно взметнула брови и хмыкнула:
– Нужно обязательно объяснять причины?
– Обязательно, – кивнул Волков с совершенно серьезным видом, но в глазах его при этом чертики плясали самбу. Качнувшись на носках туфель, он подался ко мне ближе и заявил:
– Без подробного объяснения причин отказа я не принимаю.
Наверно, будь это кто-то другой – и я бы уже ушла, холодно попрощавшись. Но в Олеге Волкове было нечто… какая-то странная сила и магнетизм, что удерживали на месте, буквально парализуя.
А я ведь согласилась на эту встречу из чистой благодарности. И вот теперь почему-то стояла, смотрела на этого мужчину и думала – а как могла бы сложиться моя судьба, будь отцом Матвея такой человек? Добрый, сильный, притягательный….
Но этого, увы, никак не могло быть. И фантазировать на подобную тему было глупо и неуместно.
– Тебе объяснения в письменном виде или примешь устный отчет? – невольно улыбнулась я.
– Достаточно устного.
Он опустил взгляд на мои губы и я почувствовала, что не могу произнести ни слова. Чтобы как-то снять с себя это оцепенение, я запрокинула голову, найдя глазами свое окно. Там горел свет – значит, мама уже привела Матвея домой. И мне давно следовало вернуться к сыну.
Я перевела взгляд на лицо Волкова и проговорила:
– Я не могу выразить, как я тебе благодарна за все, что ты для нас сделал. Мне никогда с тобой не расплатиться, но….
– И не нужно, – прервал меня Олег. – Я рад, что ты привела ко мне… Матвея.
Я посмотрела в его глаза и что-то вдруг заставило меня сказать:
– Не хочешь зайти на чашку чая? Матвей будет очень рад тебя видеть. Ты ему понравился.
В глазах Волкова вспыхнуло что-то странное при этих словах. Я пыталась понять, что могла сказать не так, и не находила объяснения. Поэтому поспешно добавила:
– Если ты торопишься, то….
– Нет, я с радостью, – прервал меня Олег.
Отведя взгляд, я кивнула:
– Отлично. Пойдем.
Войдя в квартиру, мы оказались в полной темноте. Свет горел только на кухне, оттуда же доносились характерные звуки – мама деловито гремела посудой, а Матвей, судя по всему, смотрел свой любимый «Щенячий патруль». Никто даже не услышал, как мы вошли, поэтому, включив в прихожей освещение, я окликнула своих домочадцев:
– Мама! Матвей! Посмотрите, кто со мной пришел.
Сын вылетел навстречу первым. Его глаза радостно загорелись при виде гостя, и я вдруг засомневалась, что поступила верно, пригласив Волкова на чай. Совершенно не хотелось, чтобы Матвей к нему привыкал, потому что это не принесет сыну ничего, кроме разочарования.
– Ой! – выдохнула подоспевшая мама и от потрясения прижала руки к груди. – Это же вы, Олег Волков….
– Я, – кивнул тот и, протянув руку, добавил:
– Рад с вами познакомиться….
– Елена Николаевна, – подсказала мама.
– Елена Николаевна, – улыбнулся Волков.
– Как хорошо, что вы зашли! Я тоже хотела вас поблагодарить за то, что вы так помогли нашему Матвею! Мы ведь почти отчаялись уже… Это так тяжело – смотреть, как мучается ребенок, а ты и сделать ничего не можешь… – Мама смахнула с глаз подступившие слезы и я поспешила вмешаться:
– Все позади, мамуль. Не будем об этом вспоминать.
Мама кивнула и, напоследок пожав руку Волкова, добавила:
– Дай вам бог здоровья! И близким вашим! Чтобы никогда не болели и такого горя не знали…
Мне показалось, что от этих слов по лицу Олега пробежала тень, но она исчезла так быстро, что я не была уверена, видела ли это в действительности.
– Дядя Олег, а вы умеете в шахматы играть? – поинтересовался тем временем Матвей.
– Умею, – кивнул Волков.
– Поиграете со мной?
В глазах сына зажглась надежда. Я хотела было объяснить ему, что дяде Олегу может быть некогда, но тот меня опередил:
– С удовольствием.
– Ура! – оживился Матвей и тут же поморщился:
– Только, чур, не поддаваться! Мама и бабуля мне всегда уступают, но я хочу побеждать честно!
– Не буду, – пообещал ему Волков. – Сразимся с тобой по-мужски.
– Мы точно тебя не задерживаем? – все же уточнила я, и Олег быстро откликнулся:
– Нисколько.
– Ладно. Тогда я заварю обещанный чай, – пробормотала, прежде, чем скрыться на кухне.
Прежде всего – от собственных странных мыслей, что снова замелькали в голове. Несбыточных и невозможных настолько же, насколько было невозможно найти отца моего ребенка.
Я и представить себе не мог, что проводить время с собственным ребенком будет настолько приятно. Играть с ним, отвечать на миллиард его вопросов, просто находиться рядом… Матвей был очень умным и смышленым, и, наверно, как это делает каждый родитель, я не раз подумал, что только у меня мог быть такой малыш.
– А мама иногда страдает, – сказал он, когда мы доиграли в шахматы третью партию.
Я не поддавался, совсем нет. И общий счет составлял два – один в мою пользу, чему Матвей был весьма рад. И когда сын заговорил о Диане, я насторожился. Возможно, дети видели и могли озвучить то, что не готовы были предать огласке взрослые.
– Почему ты так думаешь? – приглушенно спросил я, глядя на сына.
Думать об этом ребенке именно в таком контексте было особенно комфортно. Может, кто-то открестился бы от отцовства, сделал бы все, чтобы его не привлекли к ответу, но только не я.
– Потому что я слышал ее разговоры. Она до сих пор говорит с этой своей…
Матвей нахмурился и даже пощелкал пальцами в воздухе.
– Ее Ириной Борисовной зовут, она аналитик.
– Психоаналитик, – подсказал я.
– Да, точно. Они иногда созваниваются и мама…
Матвей поджал губы, покачал головой. В свои пять он был слишком взрослым и понятливым.
– Что – мама? – напомнил я ему.
– И мне кажется, мама страдает, – повторил он то, о чем уже сказал ранее.
Он делал это по одной простой причине – потому что доверял мне. Доверял, несмотря на то, что мы виделись во второй раз. Должно быть, связь с детьми – совсем невыдуманная штука.
– Я постараюсь сделать так, чтобы она перестала страдать, – заверил я Матвея.
Я и сам не знал, как претворить это в жизнь. Даже напротив – все, что у меня имелось по отношению к Диане – это попытка влезть в ее настоящее с весьма травмирующим прошлым. И мне предстояло понять, как именно это сделать, чтобы не навредить еще больше. Ведь я уже наверняка успел это сделать…
– Олег… Матюша… пойдем пить чай?
Диана появилась на пороге детской так неожиданно, что мы с сыном, каждый погруженные в свои мысли, невольно встрепенулись.
– Мама… конечно, пойдем, – сказал Матвей и, поднявшись, протянул мне руку.
И именно в этот момент я понял, что сделаю все, чтобы мой ребенок и его мама были счастливы и никогда не страдали.
– Волкыч, я нашел.
Таким именем было разрешено меня называть лишь одному человеку. Косте Миронову, с которым мы дружили со школьной скамьи.
– Нашел что?
– Не что, а кого. Ну у тебя и память!
Я так и видел, как Костян качает головой.
– Да ты так размыто говоришь, что хрен знает, что ты там мог отыскать. Мозгоправа?
– Мозгоправшу, – поправил он. – Это будет баба, прости. Но жена говорит, что лучше нее никого не знает.
Усмехнувшись, я подтянул к себе блокнот и взял ручку. И скомандовал:
– Диктуй номер, Мирон.
Идея обратиться к психологу была весьма себе жизнеспособной. Ну, как считал я. Даже если эта самая мозгоправша не поможет с вопросом, с которым я собирался к ней обратиться, вполне можно будет получить какую-нибудь консультацию по моему состоянию.
– Спасибо, – сказал я, когда Костя озвучил мне номер психологини. – Буду должен.
И отключил связь.
В итоге у меня имелись контакты той, которая могла пролить свет на случившееся. И теперь я мог оперировать не только своими догадками, но и мнением профессионала. Осталось понять, когда именно мне стоит применить свои знания на деле.
– Добрый день, Олег. Я Алина, как вы уже знаете.
Мне улыбнулась миловидная полная женщина с ярко-насыщенными рыжими волосами. Указала на стул напротив себя и я с первых слов, произнесенных ею, почувствовал себя комфортно.
Мозгоправов я недолюбливал. Наверно, сказывалось некое предубеждение. Многие были уверены, что если ты обращаешься к психологу, то у тебя давно поехала кукушка. Но среди моего окружения все больше обращались к таким консультациям и, наверно, это было правильным.
– А я Олег, как вы уже знаете, – ответил в тон, обращаясь к Алине.
Она подвинула ближе блокнот, взяла ручку и… просто стала смотреть на меня. И я понял – никто ничего не станет вытаскивать из меня щипцами. Я сам должен рассказать то, что меня волнует.
– У меня есть одна проблема, – начал я, но тут же осекся. Покачал головой, усмехнулся. – Точнее, не одна, но поговорить хочу о весьма конкретной.
– Тогда говорите.
– Ммм… я не знаю, как приступить к сути.
– Есть ли что-то, о чем вы можете рассказать? Какая-то ситуация? Отправная точка? Совсем необязательно оговаривать ту проблему, о которой вы уже заявили. Мы к ней придем, так или иначе.
Я удивленно приподнял брови. Кажется, эта самая Алина была не так плоха…
– Ситуация есть.
Замявшись, я не сразу понял, что именно стоит озвучивать. Снова почувствовал себя подростком, каковым не являлся уже лет двадцать.
– Не так давно я находился в клубе. Отмечали скорую свадьбу моего приятеля. Был мальчишник.
Я посмотрел на Алину, на ее лице была написана безмятежность, что подтолкнуло меня к тому, чтобы рассказывать дальше.
– Там я увидел девушку. Красивую, даже очень… Но принял ее за другую.
– За кого?
– За одну из… скажем так, легкодоступных девушек, которые были на этом вечере.
– И что вы сделали?
– Я ее взял.
Да, именно так. Зачем скрывать от психолога то, что рано или поздно выйдет наружу?
– Взяли грубо?
– Почему вы так решили?
– Я пытаюсь найти ту самую проблему, которую вы мне пока не озвучили.
На лице психологини отразилось что-то – то ли сомнение, то ли нечто весьма на него похожее.
– Нет, просто взял. Но кажется, она восприняла это за грубость.
– Продолжайте. Вам ведь есть, что рассказать.
Я уперся взглядом в Алину, она – смотрела на меня в ответ. На этот раз цепко, но давая понять, что эта консультация нужна прежде всего мне. Впрочем, так оно и было.
– Она забеременела. Родила. И сейчас или не помнит о том, кто ее взял, или делает вид, что не помнит.
Я выдал то, что было основным. Обрисовал детали, которые могли пролить хоть каплю света на случившееся. И увидел, что Алина ошарашена.
– Она общается с вами и сейчас? – спросила психологиня. – Кстати, как ее зовут?
– Диана… – ответил я. – Так получилось, что я невольно помог ей и нашему ребенку.
– Как это произошло?
– Я перевел деньги на его лечение. Тогда я не знал, что это мой сын. Это стало случайностью. Но сейчас меня волнует то, почему его мама меня не помнит.
Алина откинулась на спинку стула. Посмотрела на меня внимательно, после чего сказала:
– В ваших действиях в том клубе не было насилия?
Я тут же впал в ступор.
– Я же вам сказал… я принял ее за шлюху.
– И действовали соответствующе?
– Да.
– А как вела себя Диана?
– Она зажималась, но тогда я принял это за игру.
– Понятно.
Что там ей было понятно, я не знал, но смотрел на Алину и ждал ее вердикта. По сути, только она могла сказать хоть что-то о случившемся, и я это принимал как данность, как бы ни противился тому, что в жизненно важной ситуации могли главенствовать те, кого я совсем не желал туда допускать.
– Скажите, она могла… просто забыть о том, что случилось в ту ночь? – задал я тот вопрос, который волновал меня сильнее всего.
И тут же услышал весьма конкретный ответ:
– Конечно. Сознание Дианы просто могло вытеснить случившееся в клубе. Это распространенное явление. Вы невольно нанесли ей травму, и эту травму Диана вытеснила. Она не помнит ничего о той ночи.
– Но я ее не насиловал! – с жаром ответил я на слова Алины.
– Конечно, нет. Но она восприняла это именно так. И сейчас вам нужно действовать очень осторожно, если вы хотите, чтобы Диана впредь воспринимала вас адекватно.
Алина сначала подалась ко мне, но снова откинулась на спинку стула и улыбнулась. Я посмотрел на психологиню и невольно хмыкнул. Она обрисовала весьма невыполнимые задачи. Именно этого я и опасался.
Диана определенно воспримет меня неадекватно, когда я признаюсь ей во всем. И именно над этим мне предстояло подумать в обозримом будущем.
– Какой приятный мужчина этот Олег, – сказала мама со значением, когда Волков покинул наш дом.
Я ожидала, что мне станет легче дышать с его уходом, потому что он действовал на меня как-то странно. Пугающе. Но вместе с тем… его присутствие рядом буквально обволакивало – так, что мне снова начинало казаться, будто я его давно знаю. Моя небольшая квартирка, плотно забитая вещами и мебелью, где вечно не хватало места, вдруг показалась мне странно пустой с его уходом.
– Он хороший человек, – ответила я, погружая чашки и грязную посуду в раковину, начисто проигнорировав при этом хорошо знакомый мамин тон. – Иначе он бы не помог Матвею.
– И привлекательный, – настаивала на своем мама. – А как он Матюше нашему нравится! Тот аж сиял, когда они в шахматы играли!
Маму этот факт, очевидно, приводил в восторг, а вот меня – совсем наоборот. Я не хотела, чтобы сын привязался к постороннему мужчине, с которым нам было совершенно не по пути. Как, впрочем, и с любым другим.
Когда я промолчала на ее последнюю реплику, мама снова пошла в бой, теперь уже с открытым забралом.
– Вот бы мне такого зятька! – вздохнула она. – Да и внучку мужское влияние вовсе не повредит!
Я со стуком поставила вымытую чашку в сушилку и, вразрез с этим резким звуком, как можно спокойнее ответила:
– Забудь об этом.
– Диана, но тебе нужен мужчина! Ты в самом расцвете лет, а молодость уходит так быстро….
– Напомню тебе, – едва сдерживаясь, откликнулась я, – что шесть лет назад ты мне запрещала всяческие отношения с мужчинами!
– Но тебя это все равно не уберегло! Так что толку вспоминать о том, что было так давно?
Да уж, не уберегло. Знать бы еще, как меня так угораздило?
Все, что я знала о том вечере – это то, что поехала подработать официанткой на какой-то пафосный мальчишник. При этом меня уверили, что все будет прилично и никто не станет ко мне приставать, потому что для этих целей наняты специальные женщины. И из того, что я помнила – ко мне действительно никто не приставал. Но, тем не менее, каким-то образом я оказалась в итоге беременна! А почти полсуток жизни начисто выпали из моей памяти. Очнулась я уже утром, в собственной постели, но как попала домой – не помнила совершенно.
– Мама, давай не будем, – сказала я, подавив вздох.
– Девочка моя, – мамин тон сделался почти умоляющим. – Несмотря на то, что случилось, надо жить дальше. Девственность все равно уже не вернуть, как и не найти этого развратника! Но ты еще такая молодая, тебе надо замуж…
– Что мне действительно надо – так это ложиться спать, – отрезала я. – У меня завтра на работе грядет проверка. Поговаривают, что Васнецов возвращается из своей ссылки.
– Батюшки! – выдохнула мама, а потом вовсю замахала на меня руками:
– Ложись спать! Я тут все домою, а потом к себе пойду. Этих больших начальников лучше не сердить…
О проекте
О подписке