Санитар принес Мириэль завтрак на эмалированной керамической тарелке – яйца, овсянку и консервированные персики. Определенно, это было положительным изменением, по сравнению с холодной едой, подаваемой на бумажных тарелках в поезде. До прихода доктора она успела еще и пообедать. Врач надел белый халат поверх своей черной офицерской формы и с широкой улыбкой подошел к ее постели. Сестра Верена следовала на шаг позади. Когда он сел на табурет напротив кровати Мириэль, она разглядела усталость в его покрасневших глазах. Прядь его редеющих каштановых волос стояла дыбом, как перья на голове перепела.
– Добро пожаловать в Шестьдесят Шестой Госпиталь Морской пехоты США, мэм, – сказал он, протягивая руку. – Или Карвилл, если угодно. Я доктор Яхимовски, но большинство зовут меня Док Джек.
Пожимая ему руку, Мириэль поняла, что он был первым из врачей и медсестер, с которыми она столкнулась за последние несколько дней, кто соизволил прикоснуться к ней. Его теплая ладонь и неизменная улыбка ослабили напряжение, охватившее ее грудную клетку.
– Рада познакомиться с вами, доктор. Вы здешний специалист?
Он усмехнулся.
– Один из них. Доктор Росс, главный врач госпиталя, провел десятилетия в борьбе с этой болезнью в Индии и является одним из ведущих лепрологов в мире. Он занимается в основном административными вопросами, но время от времени вы будете с ним видеться. У нас есть и другие специалисты – офтальмолог, стоматолог, хирург-ортопед, которые регулярно приезжают из города. Мы также…
– Понятно, но вы можете отличить настоящую проказу от других болезней? Я имею в виду, вы же видите ее постоянно. Вы тот человек, который может доказать, что эти тупоголовые врачи в Калифорнии поставили мне неправильный диагноз?
Тень пробежала по его улыбке.
– Да, я именно тот человек. Давайте взглянем. Сестра, не могли бы вы принести нам ширму?
Сестра Верена установила складную ширму вокруг кровати, и по указанию Дока Джека Мириэль разделась. Он осматривал ее кожу, пока сестра Верена делала пометки в карте.
– Плоское покрасневшее пятно сбоку на левом плече, диаметром примерно пять сантиметров… плоское гипопигментированное пятно на правом боку, три сантиметра… плоское покрасневшее пятно внизу правого бедра, медиальный аспект, полтора сантиметра…
Каждый раз, когда он сообщал о новой находке, пульс Мириэль учащался, как у перегретого двигателя. Всего семь очагов, тогда как врач в Лос-Анджелесе обнаружил только пять.
– А это не могут быть родимые пятна или плохое кровообращение?
– Хм, – сказал Док Джек совсем не обнадеживающим тоном. – Мы узнаем достаточно скоро.
Он достал маленькую палочку, с одного конца обмотанную ватой, и попросил Мириэль закрыть глаза.
– Дайте мне знать, когда почувствуете, где хлопок касается вашей кожи.
– Да, мое предплечье, – ответила она почти сразу, как только закрыла глаза. – Правое предплечье.
– Хорошо.
Затем последовало щекочущее прикосновение на ее левой икре, правой ладони, пояснице. Она снова почувствовала себя школьницей, стоящей перед учителями и наизусть перечисляющей столицы сорока пяти штатов. Правое плечо… правая щека… Количество секунд между каждым прикосновением удлинялось… Потом ничего.
– Мы закончили?
– Почти, – ответил доктор.
Она сосредоточенно скривила лицо и стала ждать. Ручка сестры Верены царапала поверх бумаги.
– Левое колено, – почти закричала она, когда снова ощутила прикосновение.
– Вы уверены? – уточнил Док Джек.
– Да… э-э… кажется. Вы можете сделать это еще раз?
– У нас есть все необходимые данные. Можете открыть глаза.
Мириэль обхватила себя руками, впервые почувствовав неловкость от своей наготы.
– Могу я одеться?
– Пока нет. Я собираюсь взять несколько образцов тканей из найденных мною очагов, точно так же, как это делали в Калифорнии. Это совсем не больно.
Сестра Верена подкатила маленький стальной столик со скальпелем и несколькими лабораторными предметными стеклами на нем. Мириэль наблюдала, как доктор сделал небольшой разрез в обесцвеченном месте под ее большим пальцем, а затем провел лезвием по ране. Это действительно было не больно. То же самое произошло и в следующий, и в следующий раз, хотя у Мириэль скрутило живот, и ей пришлось отвернуться. Только когда он надрезал мочку ее уха, она почувствовала укол боли, и то мимолетный.
– Все готово, – сообщил Док Джек, снова нацепив свою дружелюбную улыбку. – Теперь можете одеваться. Сестра Верена, не отнесете эти стекла в лабораторию?
– Да, доктор. – Она откатила столик в сторону, стекла загремели по стали.
– Как скоро мы узнаем результаты? – уточнила Мириэль у доктора.
– Через несколько дней.
– Дней?! У меня семья, ребенок, который нуждается во мне. – Ее руки машинально потянулись к груди, хотя у нее давно пропало молоко. – Я должна вернуться домой!
Его усталые глаза изучали ее, и она убедила себя, что не жалость, а простая доброта заставила доктора смягчиться.
– Полагаю, я смогу пойти и сам посмотреть стекла. Дайте мне час, возможно, два.
Он начал перемещать ширму, но Мириэль окликнула его.
– Док Джек!
Он обернулся.
– Человек в наручниках, он в порядке?
– Потребовался почти час, чтобы распилить эти чертовы штуки, но да, он в порядке.
– А другой мужчина? – Мириэль колебалась. Действительно ли она хочет это знать? – Человек, которого принесли на носилках.
Его улыбка исчезла.
– Сегодня утром мы сделали ему экстренную трахеотомию, но у него уже было кровотечение в легких, и он не справился…
Мириэль кивнула, однако, когда доктор ушел, внезапно почувствовала тошноту. Ее пальцы дрожали, когда она застегнула пояс и лифчик и снова влезла в платье.
Док Джек вернулся чуть больше чем через час, как и обещал. Сестра Верена плелась за ним, ее жесткие юбки шуршали при ходьбе. Пересекая комнату и направляясь к Мириэль, врач улыбнулся другому пациенту. Весело поздоровался с одной из сестер. Хороший знак, решила Мириэль. Но он больше не улыбался, когда пододвинул табурет к ее кровати и сел.
– Я очень внимательно изучил ваши образцы, и, боюсь, врачи в Калифорнии были правы. Вы инфицированы бациллой микобактерия лепры.
Лазарет начал раскачиваться, как будто на них обрушилось землетрясение. Мириэль вытянула руки по обе стороны от себя и вцепилась в матрас.
– Бациллой?
– Мне жаль. Так мы называем микроорганизм, микроб, вызывающий проказу.
– Но это… это невозможно. Я чувствую себя абсолютно нормально.
– К счастью для вас, мы поймали болезнь на очень ранней стадии. При правильном лечении она не будет прогрессировать…
Мириэль попыталась расшифровать его слова и собрать их так, чтобы они имели смысл.
– Мне пришлось пить воду из той же бочки, что и другим пассажирам в поезде. Возможно также, что я случайно коснулась одного из них. Есть вероятность, что это их микробы на предметных стеклах, а не мои. Если бы мне удалось принять душ, почистить зубы, тогда вы могли бы сделать еще один тест, и он точно будет отрицательным.
– Болезнь развивается не так. Требуются годы – для размножения… э-э… для появления симптомов. Многие здешние пациенты заразились ею в детстве и не ощущали признаков…
– Я ухожу! – Мириэль встала и потянулась за своими сумками. – Домой! Это неправильно, я не могу, вы оши…
Док Джек тоже встал и положил руку ей на плечо, прерывая ее тираду.
– Я боюсь, что вы не сможете. Я имею в виду – уйти. Карвилл – лучшее место в мире для лечения проказы. У нас лучший персонал, и мы постоянно испытываем новые лекарственные средства.
– Что, панацеи не существует?
Он сжал ее ладонь, затем опустил руку в карман.
– Ну, нет. Не совсем так. У нас есть лекарства и терапия, которые помогают в определенных случаях и могут…
Санитар ворвался в комнату и задыхаясь закричал:
– Док Джек, вы нужны в мужском лазарете!
– Мне нужно идти, но скоро мы снова увидимся. Медсестра Верена может ответить на все ваши вопросы.
Мириэль попятилась назад, пока подколенная ямка не уперлась в скрипучую раму кровати. Нет лекарства?! Она опустилась на матрас и огляделась в поисках тазика на случай, если ее непереваренный обед поднимется еще выше в горло.
– У вас есть еще какие-нибудь вопросы? – уточнила сестра.
Вопросы? У Мириэль их было миллион, но она не могла выразить их словами. Она покачала головой.
– И по поводу имени…
– Что?
– Мне нужно имя, чтобы вписать его в вашу карту, дорогая.
Мириэль закрыла глаза, надеясь, что это остановит вращение комнаты, остановит тошноту, прожигающую путь вверх по пищеводу, остановит фарс, в который внезапно превратилась ее жизнь.
– Это миссис Полин. – Сестра Верена вытащила карту Мириэль из-под мышки и заглянула внутрь. – Полин Марвин.
Имя, произнесенное вслух сестрой Вереной, прозвучало нелепо. Возможно, не слишком поздно для Мириэль сменить его? Впрочем, вся ситуация была нелепой. Другое имя – что-то более общее и менее личное, вряд ли изменило бы ее кардинально.
Сестра подтолкнула Мириэль к небольшой группе, ожидавшей снаружи лазарета.
– Ваши попутчики. Полагаю, вы их узнаёте.
– Я Гектор, – представился мексиканец, на мгновение встретившись с ней глазами, прежде чем снова опустить взгляд в землю. Он переоделся в чистую одежду, а его запястья были перебинтованы.
– Ольга, – сказала женщина с одутловатым лицом.
Конечно, это были не настоящие имена. Конечно, им тоже пришлось взять псевдонимы. Как их звали раньше? Укол сожаления шевельнулся в душе Мириэль из-за того, что она не поговорила с ними в поезде, когда они еще не были так оторваны от мира.
Как и Мириэль, они оба держали в руках больничную подушку и комплект простыней.
– А это Фрэнк Гарретт. – Сестра Верена указала на незнакомого мужчину. – Мистер Гарретт – пациент госпиталя уже в течение нескольких лет и очень активен в колонии. Он проведет вам экскурсию по учреждению, прежде чем показать назначенные вам дома́. – Она изобразила подобие улыбки, не разжимая губ, затем повернулась обратно к лазарету.
– Зовите меня Фрэнк, – произнес мужчина, протягивая руку.
Мириэль ахнула и попятилась. Это вообще вряд ли можно было назвать рукой. Кожа – грубая, покрытая шрамами, короткий бугорок, выступающий там, где должен был находиться безымянный палец. Остальные пальцы скрючены. Его левая рука, безжизненно свисающая сбоку, выглядела точно такой же исковерканной.
Она еще сильнее вцепилась в постельные принадлежности, которые несла. Все истории оказались правдой. У прокаженных просто отваливались пальцы, конечности. Что, если они найдут части тел, разбросанные и разлагающиеся по всей территории? Будут ли ее конечности сморщиваться и отваливаться таким же образом?
– Занятная картина, правда? – сказал он, поднимая обе свои ужасные руки на уровень глаз. – Когтистые, как мы их здесь называем. Из-за этого сложно держать ручку, но не вызывайте меня на соревнование по поеданию раков. – Он картинно изогнул свои когти.
Гектор усмехнулся. Мириэль попятилась снова.
– Mais[9], – продолжил Фрэнк, его тягучий голос продолжал звучать непринужденно. – Рад познакомиться с вами, миссис Марвин. – Он начал спускаться по экранированному проходу и махнул когтем Мириэль и остальным, чтобы они следовали за ним. – Слушайте, мне действительно нравится ваше имя. Наводит на мысль о каком-то сериале, который я смотрел много лет назад.
Он остановился и указал на Т-образное здание, в котором со всех сторон по всей длине тянулись окна, затененные брезентовым навесом. Как и остальные здания и дорожки, оно стояло на кирпичных опорах, поднимающих его на несколько футов над болотистой землей.
– Там столовая и кухня. Еду подают в семь, одиннадцать и в шестнадцать тридцать. Вы услышите сигнал – звонок. Если нет, вы увидите очередь. Мы выстраиваемся в очередь в Карвилле практически за всем, от супа до мыла. – Он повернулся и улыбнулся Мириэль и Ольге. – Не стесняйтесь брать поднос и вставать в очередь, дамы. Мы действительно стараемся вести себя здесь по-джентльменски. Во всяком случае, большинство из нас.
Они продолжили путь, Фрэнк указал на теннисный корт и прачечную, лабораторию и операционную. Не только его руки годились для интермедии[10], он еще забавно говорил. Быстрый, но ленивый звук, как будто он не утруждал себя произнесением гласных или вытягиванием языка вперед, чтобы издать звук «т». Он отличался от южного протяжного произношения, с которым говорили другие. Возможно, креол. Или каджун[11]. Есть ли между ними разница? Мириэль не знала, и ей было все равно. Она только хотела, чтобы ей не приходилось так напряженно прислушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.
Другие обитатели двигались мимо них по дорожкам: в инвалидных колясках, на велосипедах, пешком. Они бесстыдно таращились на Мириэль и ее спутников. Фрэнк, казалось, знал всех и затянул экскурсию ненужной церемонией представления. Мириэль не слушала имена и не протягивала в ответ руку. Ей обещали комнату где-то в длинном четырехугольнике домов в стиле бунгало, окружающих столовую, и она просто хотела попасть туда. Хотелось закрыть дверь и отгородиться от этого места.
– Полин Марвин? – переспросил один из проходящих мимо незнакомцев, когда Фрэнк знакомил их. Шишки разного размера облепили его лицо так, что она едва могла видеть его губы и глаза. – Как в том старом фильме?
Фрэнк хлопнул себя по ноге.
– И я о нем подумал! Ты помнишь название?
– Нет, – ответил мужчина. – Там снимались Перл Саттер и Чарли Уэс…
– Ради всего святого! Мое имя не имеет никакого отношения к этим старым фильмам, – резко прервала его Мириэль.
– Блин! – воскликнул мужчина, неодобрительно взглянув на Мириэль, прежде чем сесть на свой велосипед.
– Простите, chère[12], – сказал Фрэнк, хотя в его деревенской манере говорить это звучало как sha. – Не хотел, чтобы ваши перышки встали дыбом.
– Мои перышки не встали дыбом! Я просто хочу попасть в свою комнату.
– Я понял. Мы почти на месте. – Он снова зашагал, уводя их все глубже в лабиринты крытых дощатых тротуаров. – Как там назывался этот фильм… «Заблуждения Полин»? Нет, не так. «Опасности Полин»?
«Опасные приключения Полин». Мириэль каждую неделю выбиралась из дома тем летом, когда ей исполнилось девятнадцать, чтобы посмотреть очередной эпизод. Ее бабушка находила всю киноиндустрию невыносимо заурядной, но Мириэль полюбила кино с тех пор, как в первый раз попала в никелодеон[13] на пирсе. В «Опасных приключениях Полин» блистал Перл Саттер. Его красивый коллега тоже был неплох, хотя в то время Мириэль не знала его имени. Фильмы снимались в Нью-Джерси. Только следующей весной Чарли сменил студию и приехал в Голливуд. Они познакомились на вечеринке – на которую, как и на фильмы, ей пришлось улизнуть тайком, – но она всегда шутила, что их первая встреча состоялась в темном никелодеоне на Адамс-стрит во время показа «Опасных приключений Полин». Однако никому здесь не нужно было об этом знать. Точно не Фрэнку.
Экскурсия снова остановилась в зале отдыха и пристроенной к нему столовой.
– Обычно меня можно найти здесь, за прилавком, у аппарата с газировкой, – объяснил Фрэнк. – Или на сортировке почты. Ваши письма должны быть доставлены ровно к десяти утра, чтобы они могли пройти через стерилизатор до прихода почтальона. – Фрэнк сделал паузу. – И не помешает немного помолиться, чтобы они не сгорели в процессе.
– Почту стерилизуют? – переспросила она.
Он откинул с лица прядь темных волнистых волос. Очевидно, не знал, что теперь в моде короткие волосы с пробором сбоку и зачесанные назад а-ля Валентино[14].
– Да, мэм.
– И иногда письма сгорают?
– Не слишком часто, – сказал он, подмигнув.
Она поджала губы и отвела взгляд. Столовая состояла всего-навсего из стойки и табуретов; нескольких полок, уставленных сигаретами, шоколадными батончиками и консервами; и множества разномастных столов и стульев. В углу стояла мышеловка с заплесневелым кусочком сыра. На стенах болтались золотисто-зеленые гирлянды из крепированной бумаги, разорванные и обвисшие, а нарисованная от руки табличка, с надписью: «Счастливого Марди Гра![15]» висела косо. Несколько островков одинаковых конфетти виднелись на полу.
– Готовы двигаться дальше? – Фрэнк произнес это так, словно именно она их удерживала.
Она протиснулась мимо наружу, к дорожке, но не смогла пройти дальше самостоятельно. Все белые здания здесь были похожи одно на другое, соединенные между собой тем, что должно было составлять более мили прогулок. Мириэль чувствовала себя грызуном в лабиринте, которого пытают экспериментами, пока он не потеряет всю свою шерсть и не отгрызет собственный хвост.
Процессия остановилась на другом перекрестке.
– Для тех из вас, кто придерживается протестантских убеждений, есть Union Chapel[16], – продолжал Фрэнк, указывая когтистой рукой на оштукатуренное здание с квадратной колокольней и окном янтарного цвета. – Проводит регулярные службы по утрам в воскресенье и библейские лекции по вечерам в среду.
Он также указал на католическую часовню, расположенную не более чем в нескольких десятках ярдов от них. Оба здания выходили окнами в сторону от колонии, к узкой грунтовой дороге и пологой дамбе. Фрэнк рассказал, что река Миссисипи ограничивает резервацию с трех сторон, но дамба закрывает вид на воду. Между часовнями и дорогой возвышался высокий забор, увенчанный несколькими рядами колючей проволоки. Она тянулась звено за звеном, насколько хватало глаз.
Фрэнк говорил что-то о ежедневном расписании месс, но она перебила его.
– Это больница или тюрьма?
Он перевел взгляд с нее на забор и обратно.
– Разве вы не слышали? Здесь есть прокаженные. – Он подождал немного, затем усмехнулся собственной жалкой шутке. Мириэль крепче обхватила подушку и простыни, чтобы не задушить его. Они продолжили путь по дорожке, Мириэль шла последней. Она больше не утруждала себя тем, чтобы поднимать глаза, когда они проходили мимо других пациентов. Она не кивала и не называла им в ответ свое вымышленное имя. Она боялась того зрелища, которое могло предстать перед ней – еще больше чешуйчатой кожи и запавших носов, больше отсутствующих ног и сморщенных рук, больше покрасневших и унылых глаз.
Они завернули за угол и остановились перед длинным рядом домов. Она молилась, чтобы экскурсия закончилась и один из этих домов принадлежал ей.
– Не забудьте прийти на следующую встречу клуба поддержки, – не унимался Фрэнк, обращаясь к ним и пятясь назад; его неуклюжая походка была медленнее, чем ползала ее дочь Хелен. – Мы устраиваем веселые праздничные вечеринки и светские…
– Довольно шуток! – Мириэль топнула ногой по дорожке. – Мы устали и просто хотим добраться до наших чертовых комнат.
Фрэнк остановился. Ольга и Гектор обернулись и с любопытством посмотрели на нее.
– Боже мой! – продолжала Мириэль, плотина ее ярости прорвалась. – Очереди, почта, ваши искалеченные руки, – она махнула рукой в сторону коттеджей, дорожек и больничных зданий, – все это не смешно! И этот Как-развеселиться-клуб! Вы принимаете нас за дураков? С чего здесь кому-то веселиться?!
Фрэнк посмотрел вниз, провел грубыми пальцами по своим растрепанным волосам, затем поднял подбородок. Его льдисто-голубые глаза прямо встретились с ее взглядом.
– Мы живы. Вот с чего.
О проекте
О подписке