Глава 3

– Так, успокойся, все получится! – уверенно говорю я.

– Я и не волнуюсь, – подаёт голос мой псевдо-парень.

Я оборачиваюсь и смеряю его раздраженным взглядом.

– А я это и не тебе.

За последние полчаса он успел знатно потрепать мне нервы этим своим: покажи кухню, спальню, а в этой комнате что? Экспресс-экскурсия по квартире затянулась, а родители уже звонили с вокзала, едут. Я вышагиваю по коридору, нервно заламывая руки. Ничего не выйдет, Господи, о чем я только думала? Мама же с порога просканирует и вынесет вердикт, она одним взглядом беременных коров определять умеет! Не то, что лже-отношения.

– Как твоя фамилия? – я резко торможу перед моим фиктивным парнем и смотрю на него, не мигая.

Не подумала спросить о такой мелочи! Вообще ни о чем не подумала! Я кроме его имени и не знаю ничего. А если он мошенник? Домушник нового поколения? Знакомится с лохушками, притворяется парнем, изучает квартиру, а потом наводит кого надо, чтоб вынесли все ценное!

У меня из ценного, правда, только велик Ангелинки, которая укатила на малую родину на выходные, предоставив мне свободу передвижения да все тот же террариум с питоном. Яшу они вряд ли заберут, а вот большой, хорошо оборудованный террариум – вещь не дешевая, за такую и по голове могут стукнуть, стань на пути.

Точно. Меня убьют. О чем я только думала?

– Костин, – вырывает меня из панической атаки низкий голос. – Расслабься, Ида, все пройдет, как по нотам, – вальяжно прислонившись к стене, вещает Вова. – Предоставь мне рассказать о себе самому. Будут что-то спрашивать у тебя – переводи тему или импровизируй, я подключусь.

– Я не умею импровизировать! – голос звенит напряжением и сквозит паникой. Какая к черту импровизация?!

– Тогда просто молчи. Мы же все обговорили.

– Да, но…

– Успокойся и иди, собирайся.

– Я собрана! – голос срывается на фальцет.

– А.

– Что "А"? – снова раздражаюсь я.

Поворачиваюсь к зеркалу в прихожей и внимательно себя осматриваю. Нормальное же трикотажное платье, да? Вполне себе домашний вариант. Немного выцветшее, но в целом…

– Переодеться? – поднимаю глаза и встречаюсь в отражении с зелеными-зелеными глазами.

– Может что-нибудь более… – он замолкает, внимательно изучая мой силуэт. – Не такой балахон?

Ему-то хорошо говорить, он высокий и худощавый, как жердь. В простом темном джемпере и джинсах смотрится как мальчик из каталога популярного бренда. А на мой нестандартный сорок четыре сверху, сорок шесть снизу фиг что найдешь.

Не одевать же дома джинсы?

Звонок в дверь все решает за меня. Липкий пот скатывается по затылку, сердце подскакивает к горлу. Приехали.

Кидаю финальный взгляд на своего подставного парня и сама себе шепчу: с богом!

Открываю дверь и тут же в мою тихую квартирку на Дунайском врывается шум поселка Пруды. И его запах.

Мама шагает в квартиру первая и сразу вцепляется в меня зорким взглядом.

– Опять лохматая! – вместо приветствия у нее.

Интуитивно приглаживаю волосы и отчитываю себя в голове. Вот все, казалось бы, предусмотрела, а про дикую нелюбовь к моим волосам – забыла. Все детство мама нещадно драла их расчёской после мытья и тут же заплетали в тугую косу, чтобы "не мешали", как она выражалась. О том, что миллионы людей, вообще-то, мечтают иметь такую копну, я узнала только в институте, а до этого семнадцать лет считала их своим проклятием.

Следом за мамой входит папа с двумя гружеными доверху сумками. В этот раз обошлись без живой курицы и спектакля для потенциального жениха "Зина знает, что делать, а ты за голову подержишь". Вот на этих словах Денис и слился. Недолгий был роман, до первой пернатой твари. Зато слава обо мне, деревенщине, так до пятого курса по институту и ходила, обрубив любые шансы на отношения.

– Зин, тащи на кухню, – кряхтит папа, ставя сумки на пол.

– Давайте я, – включается в игру парень по найму. Выходит из тени, бодро шагает к моему отцу, протягивает руку. – Вова.

– Георгий Иванович, – отвечает на рукопожатие папа.

– Лариса Федоровна, – кивает Вова маме, расцветая в лучезарной улыбке. – Приятно познакомиться!

Вова подхватывает сумки и, слегка сгорбившись под их тяжестью, поворачивается к кухне.

– Зина? – шепотом спрашивает он, проходя мимо меня.

– Потом, – вывожу губами, стойко встречая его недовольный взгляд.

Конечно, недовольный, а кому может понравиться имя Зина? Если даже его носителю оно претит. Вот и стала я из Зинаиды просто Ида. Модно и лаконично. В духе времени.

Правда, родители до сих пор не в курсе.

– Хиловат, – констатирует мама, как только Вова скрывается в кухне.

– Мать, не гунди, – говорит отец, снимая ботинки. – Ему землю не пахать.

– А кто нам осенью будет десять соток картошки выкапывать? – конечно, потенциальных зятей только картошками и измеряют.

Родители в своем репертуаре.

– Как Галя? – перевожу стрелки на сестру. Безотказный вариант.

– Опять с токсикозом, – отмахивается мама.

– Ну что, по чайку́? – хлопает в ладоши папа. Неунывающий весельчак. И как только позитив свой рядом с вечно недовольной мамой сохраняет?

Прокачка – уровень бог.

Мы проходим на кухню, где Вова уже начал разбирать сумки. И настолько гармонично он смотрится на моей небольшой кухне, словно и правда частый гость здесь.

– О, тушёнка! – радостно восклицает он, доставая очередную литровую банку.

– Своя. Говяжья, – важно отмечает мама.

– Зай, откроем? – спрашивает псевдо-парень, сияя своей улыбочкой теперь в мою сторону.

А вот этот уменьшительно-ласкательный зоопарк стоило обсудить на берегу.

От возмущения я даже подпрыгиваю на месте и раздуваю щеки, но вовремя прикусываю язык, подавляя желание послать его полем/лесом. Искать свою заю, лисичку и медвежонка в комплекте.

– К чаю? – сквозь зубы, обнаженные натянутой улыбкой, выдавливаю я.

Я старалась, испекла пирог накануне, купила пирожных, отдраила чайник до блестящих боков, чтоб маме не к чему было придраться. А он со своей тушенкой!

– Конечно, откроем, – влезает мама. – Не слушай ее. Ты такой ещё не пробовал.

И пока я ставлю чайник, насыпаю заварку, расставляю на столе все, что заготовила, эти двое втихаря рыскают по моей кухне. Находят открывашку, вскрывают банку, дегустируют тушёнку.

Вова отыгрывает на сто пятьдесят процентов. И восхищённо мычит, и с энтузиазмом жуёт. Я даже сама захотела маминой тушёнки.

– Попробуй, заюш, – возникает возле лица большая ложка.

Я послушно открываю рот и пробую. Хорошо. Вкусно. Как всегда.

А то, что практически с рук Кобейна ем – так вдвойне придает вкуса.

– Должен сказать, это самая вкусная тушёнка, что я пробовал, – разливается соловьём наемный парень.

Смотрит мне в глаза, мягко так, почти влюбленно. Закидывает руку мне на плечо, поворачивается к маме.

– Не только дочь у вас само совершенство.

Черт. А он стоит этих денег.

***

– Вова, а где ты работаешь?

Допрос с пристрастием не подождал, даже пока я разолью чай. Вот так между "какая восхитительная у вас тушёнка, почти, как ваша дочь" и "присаживайтесь, я сам дальше разберу", мама успела ввинтить интересующий ее вопрос.

– Я фрилансер.

Да блин, а так все хорошо шло.

Мама кидает более чем красноречивый взгляд на папу, папа сдвигает брови, явно пытаясь достать из закромов все свои познания в современном сленге. Родители у меня не так, чтоб прогрессивные. Телефон предпочитают с кнопками, интернет только для телевидения. Да чего уж там, они и телевизор ламповый сменили на ЖК только пару лет назад, когда антенна ловить федеральные каналы перестала, а девятичасовые новости – это святое.

Пока мама с папой общаются телепатически, это они умеют, я сигналю Вове бровями и выпученными глазами, умоляя оправдаться.

Я же ему все написала!

Он, однако, на меня не смотрит, загружая холодильник свежими банками с соленьями. От вида консервированных кабачков меня привычно подташнивает, нашли, куда сбагрить эту отраву! Я их как в детстве не выносила, так и пронесла эту нелюбовь через всю жизнь, но мама упорно делает вид, что этого не помнит. А я упорно скармливаю их Ангелинке, та по овощам вообще, без пяти минут, вегетарианка.

– Кому какой чай? – звонко спрашиваю я, пытаясь заполнить установившуюся тишину.

– Мне как всегда, Заюш, – подаёт голос неКурт из холодильника. – О, сало!

Я поворачиваюсь к подставному парню и с ужасом наблюдаю, как он упирается носом в огромный кусок сала и глубоко втягивает запах. Зрелище достойное Оскара. Или он реально такой голодный по утрам?!

– Копченое! – радостно выносит он вердикт.

– Собственного копчения! – гордо произносит отец.

– У вас своя коптильня? – глаза блондина так загораются, что я сама уже хочу носом в сало зарыться. Удивительная способность – заражать настроением.

– А то! – папа встаёт из-за стола и тянется к ящику с ножами. – Давай сюда, сейчас настругаем, это надо пробовать!

Свёрток нежно передается из рук в руки, раскрывается. Мужские спины загораживают процесс нарезки, но судя по восхищенным вздохам, там у них все в порядке. Я разливаю кипяток по чашкам, мама пристально наблюдает за Вовой. Женщина-рентген! Определила уже, какая почка у него увеличена и насколько здорова печень?

– Чувствуешь, чувствуешь? – радостно восклицает отец.

– М-м-м, – тянет псевдо-парень. – Ольха?

– Она самая! На ней коптить – во! – папа выставляет большой палец и удовлетворенно улыбается.

– А на дубе пробовали? Для мяса – просто бомба будет.

– Не, дуб это дорого. Да и негде его достать у нас, а Ольха – хоть жо…

– Юра! – восклицает мама, прерывая фирменное папино "жопой жуй".

– Это самое, – не унимается папа. – Тут вишню ещё пришлось срубить, вот, думаю, с ней попробовать ещё.

– Вишня она больше для овощей, запах специфический. Для мяса лучше дуб. Для рыбы – ива. А так ольха – универсальное, – со знанием дела заявляет Кобейн.

– Разбираешься! – хлопает Вову по плечу отец. – Коптил?

– Родители. У них лесопилка своя, так я в деревьях лучше, чем в экономике, после пяти лет института, разбираюсь, – тихо усмехается мой ненастоящий парень.

Вот и новая информация подоспела. Я аккуратно оседаю на стул напротив мамы и офигеваю. И как понять, это правда или он просто хорошо изучил матчасть по моей анкете?

Кидаю взгляд на маму, та смотрит на меня с хорошо знакомым прищуром. Ох, пот по затылку побежал. Она все знает, все знает!!!

– А коптильню я знаешь, какую поставил? Полтора метра! Шахтная!

– Да хорош уже, Юр. Молодежи не интересно. Режьте свое сало и садитесь уже, – кидает мама.

Папа тут же замолкает и снова берется за нож. Привыкший. Я вскакиваю, чтобы подать тарелку под фирменное сало. К чаю. Фантастика просто.

– Сало у вас – огонь, – подбадривает отца Вова.

– А на черный хлебушек, с луком, под водочку… Ах ты ж! – неожиданно подскакивает на месте отец. – Мать, мы же банку в машине оставили!

– Так и сходите за ней, – закатывает глаза мама.

– Пошли, прогуляемся, – машет головой папа.

Вова кидает на меня взгляд полный непоколебимого спокойствия, едва заметно кивает головой, словно телеграфирует "все под контролем", и выходит за отцом. Мы с мамой остаёмся одни.

Я тут же начинаю суетиться по кухне: укладывать брошенное на столе сало, доставать тарелки под пирог, коробки с чаем, сахар, ложки. Лишь бы занять время и не оказаться напротив прожигающего взгляда.

Но дела заканчиваются раньше, чем в коридоре стихают голоса и слышится стук входной двери. Я обречённо опускаюсь на стул и затягиваю:

– Ну как тебе…

Мама смотрит на меня, не мигая, и спустя бесконечные десять секунд, отсчитываемые моим сердцем, выносит вердикт:

– Хороший мальчик. Родители обеспеченные, можно и помаяться дурью.

– Он не… – непроизвольно встаю на защиту, фрилансер – не значит маяться дурью! А потом вспоминаю, что за фриланс у него в реальности и захлопываю рот, сдуваю щеки. Интересно, лесопилка – это тоже часть легенды?

– Только ты особо не рассчитывай ни на что, такие, как он, на таких, как ты, не женятся.

А вот и фирменное нравоучение. Сиди, Ида, обтекай.

– Это сейчас ему сало нравится, тушёнка, а потом ноги от ушей подавай и интеллигенцию в третьем поколении.

– Мама, – не выдерживаю я. – У нас все серьезно! Мы вообще… съехаться собираемся!

Зря, конечно, ляпнула такое, потом не разгребу все это, но сейчас мне прям хорошо. Мамины поджатые губы и "смотри сама" стоят каждой минуты унижения после.

За "душевными" разговорами мы не замечаем, как возвращается папа и Вова. Они тихо разуваются и под басистый хохот отца входят в кухню.

У папы в руках бутылка с белой пятидесяти градусной жидкостью собственного приготовления, в чем я, собственно, не сомневалась, а у моего псевдо-парня – банка с живыми мышами.

И ужас на лице.

– О, мыши! – сквозь натянутую улыбочку констатирую я.

– На сало ловил! – потирая запотевшую бутылку в руках, говорит папа. – Мать вечно недовольна, что я их лопатой… А тут и тебе польза и погреб от крови отмывать не надо. Красота.

Не то слово. Не то слово. Особенно ошалелый взгляд человека, держащего сейчас этих грызунов в своих руках. Он дышит там вообще? Не хватало только и этого потерять, что ж они все такие незакаленные нынче?

И отец тоже хорош, такая физиономия самодовольная, чует мое сердце, не зря эта банка в руках моего псевдо-парня оказалась. Ох, не зря. Боюсь, если скажу, что Яша таких не ест, тут обморок сразу у двоих человек случится. У Вовы, что он зазря это все терпит, и у мамы, которая не готова снова отмывать кровь с лопаты. Не от повышенной чувствительности к жертвоприношениям, боже, да она гусю шею ломает с лицом постигшего дзен, просто реально достает все это дезинфицировать. А Яша и правда не ест. Ему нельзя. Для него нужны мышки особенные, чистые и здоровые, купленные в специализированном магазине.

Встаю, выдираю банку с копошащимися серыми грызунами из задеревеневших пальцев побелевшего парня и поворачиваюсь к отцу.

– Спасибо, пап. Отнесу на балкон.

Огибаю не отошедшего от шока Вову и выхожу в коридор. Когда родители уедут – избавлюсь от тварей. Жаль лопаты нет. Хотя кровь на балконе Ангелинка мне не простила б. Может отравы купить? Засыпал в банку и оп!

Надо подумать.

Захожу в свою комнату, открываю балкон, Яша привычно свисает с длинного сука, на шум и появление кормильца не реагирует. Сытый, следующая кормежка только через два дня. Мой красавчик. Идеальный питомец, лучший собеседник. По ходу единственный мужик в моей жизни до конца времен. С такими родителями так точно.

Ставлю банку на подоконник, проверяю, чтобы крышка с дырками была плотно закрыта.

– Что за подстава, Зинок? – от хриплого шепота я подскакиваю, банка опрокидывается и катится по полу. Слава богам, не открывается.

Оборачиваюсь на голос и встречаю недовольное лицо своего ненастоящего парня.

– Что?

– Решето! – передразнивает он. – Какая Зина? Что за мыши, мать твою?

Он нервным движением проводит по волосам, слегка взлохмачивая их, и снова походит на Курта Кобейна. Концерт 93 года. Шикарный. Дома кассета с записью затерта до дыр.

– Ау, Зина из магазина, – щелкает пальцами перед лицом НеКобейн. Черт, опять зависла.

Добавим к моей любви разговаривать с самой собой и дурацкой привычке биться головой о стену зависание на красивых мужиках и получаем комбо набор! Собери пять и получи венец безбрачия. И питона вместо пяти кошек.

– Упустила пару моментов, – тихо оправдываюсь, приседаю и поднимаю банку.

– Это косяк, Зинок.

– Фу, прекрати меня так называть, – морщусь и снова поворачиваюсь к Вове. – Ида. Все, никаких вариаций. И с лесными тварями тоже давай закругляться. Бесит твоя заюша.

– Перейдем на дикое сафари? – глаза парня снова зажигаются, явно вдохновлённые моими словами. – Как на счёт "бегемотика"? Или "мой жирафик"? Обезьянка!

– Не хочешь познакомиться с мышками поближе? – сквозь кровожадную улыбочку говорю я, протягивая банку этому фантазёру под нос и чуть приоткрывая прорезиненную крышку.

Тот отшатывается, мгновенно бледнея. Слабак.

– На кой леший они вообще их припёрли? – опускается до гневного шёпота мой парень напрокат.

– Так для Яши, – удивляюсь я, указывая на террариум с моим хладнокровным другом.

Взгляд Вовы перемещается влево, глаза округляются, с красивого лица снова сходит вся краска. Он отшатывается назад, спотыкается о порог балкона и вваливается в комнату, приземляясь на задницу. И продолжает ползти, как рак-отшельник по дну океана – задом к спасительному укрытию.

– Ты чего? – выглядываю из-за плотной занавески, ставлю банку с мышами на подоконник, чтоб не нервировать тонкую душевную организацию ползающего по полу человека.

– У тебя там змея! Огромная, мать твою, как анаконда! – теряя последнюю мужественность в моих глазах, лепечет Курт.

– Ну я же тебя предупреждала!

Стараясь сохранить остатки образа, Вова поднимается с пола, одергивает задравшийся джемпер и стискивает челюсти, принимая серьезный вид. Я, кстати, успеваю разглядеть цветастый орнамент, выбитый у него над поясом джинс и явно уходящий куда пониже. Интересно, что там за знаки?

– Ты что мне сказала, когда квартиру показывала? – снова недовольный шепот, решительный шаг ко мне. – "Вот комната моей соседки Ангелины, а на балконе спит Яша", – пародирует мой тонкий голос Вова, активно жестикулируя, как бортпроводник. – Я думал это ещё один твой сосед!

Черт. Ну возможно. А разве в анкете я не упоминала своего огромного питона на передержке?

– Что за сюрпризы, Зина?! – при звуке моего нелюбимого имени я снова морщусь. Вова делает ещё один шаг ко мне, практически утыкаясь нос в нос. – Так дела не делаются. Я же предупреждал, что должен все знать. И чуть не спалился перед твоим отцом, когда он мне эту банку всучил! Брр.

Его перетряхивает, будто те самые мыши были не в банке, а бегали по нему.

– Ну прости, ладно? Больше никаких живностей, клянусь, – поднимаю руку, как бравый пионер, коим быть априори не могла. Дожидаюсь расслабленно опущенных плеч и добавляю. – Только в виде еды.

– Еда это хорошо, – тут же расплывается в улыбке НеКобейн. – Отличный бонус к работе!

Он вытягивает руки над головой и смачно потягивается. Словно разминается перед предстоящей физической нагрузкой. Татуированный живот вновь оголяется, и я мельком кидаю на него заинтересованный взгляд. Дракон там что ли?

– Так может, возьмёшь часть оплаты натурой? – поднимаю взгляд к лицу голодающего и встречаюсь с самодовольной ухмылочкой, в стиле "знал, что не удержишься". – В смысле, едой? Там кабачков мама на целый полк привезла.

– Э, нет, хитрая заюшка, – я снова поджимаю губы от раздражающего обращения. – Леопардик, бегемотик, рысь? – видя мою реакцию накидывает варианты Вова. – Ладно, Ида, – сдается он. – Я натурой не беру, за кого ты меня принимаешь? – театрально прижимает руки к груди мой псевдо-парень. – Особенно кабачками! Трунь!

Его палец в очередной раз щелкает мне по носу, а по рукам тут же бегут мурашки. Ну что я за недолюбленное создание? От такого простого контакта вся электризуюсь. Хотя более не интимного жеста и придумать нельзя! Но дурацкая смущенная улыбочка сама расползается на лице.

– Дети, ну вы чего там застряли? – разносится по коридору папин голос, приближая шаги.

Вова реагирует мгновенно, кладет руки мне на талию, разворачивает к двери спиной. И губами впивается в губы.

Теперь мурашки расползаются вполне оправданно.