Цитаты из книги «Не жизнь, а сказка»

В гости к одноклассницам я ходила, чтобы рухнуть в объятия очередной прекрасной бабушки. У одних были уютные, домашние, с булочками и вареньем, у других – с серебряными волосами, утончённые, интеллигентные, из знатных семей, с билетами в ложу Большого театра и с историями про возлюбленных белогвардейцев.

Через пять лет выйдет «Священная книга оборотня» – история любви лисы-оборотня по имени А Хули.

Через кишащую толпу, которая самопроизвольно перед Клуни расступается, он приносит мне бокал. У меня речевой ступор, который не позволяет мне даже на моём приличном английском сказать: «Thank you, Mr. Clooney». В тот момент он вообще не был моим любимым актёром, и буквально накануне выезда из Москвы я билась со своей подругой, которая меня убеждала в том, что Клуни sexiest, coolest, самый классный, самый всё. А я спорила, мол, какой же он секси, мужик с коротким носом, и фильмы у него последние никакие. И в этот судьбоносный момент моё воображение превращает Клуни из лягушонка в прекрасного, добрейшего и щедрейшего принца

но вот какой вам всем не хватает одной вещи, чтобы радостно дышалось?» Ну, и пошли ответы в стиле «Мир во всём мире» и тому подобное. А Дима, весьма активный в Инстаграме, говорит: «А я бы отключил все соцсети». Мы примолкли. Я спрашиваю: «А почему?» А он: «Да лишнее потому что это всё и очень шумное. Вот, кстати, и Долецкая в книге «Про варенье» говорит, что постоишь вот так в тишине, послушаешь, как пахнет клубника, помедитируешь – и уже легче. Вот мне бы этой тишины хотелось».

Где-то раз в два месяца на нашу редакцию в журнале Interview наваливалась усталость от Голливуда, мейнстрима и молодых, подающих надежды, и мы кричали друг другу: «Хочу дичи!» Дичью мы называли то, что никак вроде не влезало в рамки журнала, но мы знали, как создать угол, при котором это становится остроумно и точно. Одними из первых наших «дичей» были интервью и съёмка Андрея Бартенева с Еленой Малышевой.

И вот когда женщина с такими удивительными природными совершенствами превращается в свою диаметральную противоположность, её королевишность – в плебейство, доброта – в ненависть, забота – в оскорбление, это не может не напугать, потому что подготовиться к таким крайностям непросто. И надо быть очень сильным человеком, которым все эти годы был Влад, балансирующий между этими двумя состояниями и, несмотря на всё, счастливый.

Мы смотрим фильмы, ездим обедать и ужинать. В какой-то из таких милых моментов садимся в катер вместе с Владом, Наоми, Питером Брантом и их другом Тони Шафрази, знаменитым американским галеристом, и несёмся в какой-то ресторан по каналам Венеции.

Метнулась я быстро, благо из Испании в Италию рукой подать. Встретилась с Брантом, миллиардером, владельцем крупнейшей в мире коллекции работ Энди Уорхола и прочего современного искусства и заодно небольшого издательского дома, в который входил журнал Interview

Карл мог с лёгкостью сказать: «Какие ко мне вопросы? Я самый поверхностный человек на свете». Чтобы оценить высоту этого кокетства, нужно один раз увидеть его библиотеку, в которой он практически спал. Тысячи и тысячи книг, сотни самых различных интересов от ранне-средневековой литературы до по

«Красивое падение» ни про какую не про «моду 70-х», а про двух гениев мира моды, Ива Сен-Лорана и Карла Лагерфельда, которые раскололи Париж на два лагеря.