– Да, это, пожалуй, основное, что меня в последние годы интересовало, – выдаю подруге жалкую улыбку.  – Два эксцентричных художника в одной мастерской и по совместительству квартире – это был перебор. Мы оба сделали друг другу настолько больно, насколько смогли. Но Стефан все равно меня переплюнул, за ним же всегда должно остаться последнее слово, – глотнув обжигающего кофе, я пожимаю плечами. – Так что однажды в обед, увидев, как он трахает свою юную натурщицу на полу студии, я даже не удивилась.

– Сочувствую, – Соня качает головой.

– Они даже не прекратили, – я с некоторой злостью ударяю ложечкой по пышной шапке пирожного и зачерпываю взбитую массу, – пришлось и шмотки собирать под аккомпанемент их стонов и съезжать из квартиры, половину аренды за которую я оплатила на полгода вперед. А Стефан еще поднялся такой, запыхавшись, в спальню и пояснил, что у него кризис, ты представляешь? Кризис – и нужна новая муза. Легкая, невинная, не такая, как я. Я типа должна понять, я ведь тоже художник и для нас нет рамок.

– Сука, – выносит свой вердикт подруга.

– Потом я узнала, что таких вот муз у него много было. Сволочь. Так что больше я со страстными, слишком активными мужиками не встречаюсь. От них одни проблемы. А Алекс, – я легко взмахиваю ложечкой и подношу десерт к губам, – он идеальный. Сидит себе за компьютером целыми днями, работает. Спортзал организовал в своей же квартире, чтобы удобно было. Доставка еды на дом и так далее. Ему хватает меня и компьютера. Все.

– Тебе не кажется, что ты бросаешься из крайности в крайность? – Соня приподнимает аккуратную бровку. – Сколько вы встречаетесь вообще?

– Полгода, – раскатываю малиновый вкус по языку и таю от неземного удовольствия. Алекс очень серьезно ко всему относится, и он прав. У нас все идеально, мы понимаем друг друга с полуслова и вообще не ругаемся, так что смысл тянуть со свадьбой? Поставим штамп, возьмем ипотеку на дом в пригороде. Заведем собаку, через годик ребенка. Вон как у вас с Ренатом – все идеально. Я тоже так хочу. Он у тебя скучный, но вы же не дадите.

– Ренат не скучный, – напрягается Соня и откусывает эклер, – он очень даже веселый.

– Тебе виднее, конечно, – я полностью сосредотачиваюсь на пирожном и быстренько сметаю его с тарелки, – но как мужик на пятнадцать лет тебя старше и занимающийся нефтью может не быть скучным, не понимаю. Вы на чем с ним сошлись? Биржевые котировки обсуждали?

– А вы с Алексом языки программирования вместе под одеялом учите? – передразнивает она меня.

– Нет, – я хмурюсь, – прости. Но мне с Алексом реально бывает скучно. Он совсем нетворческий. Моих картин вообще не понимает.

– Ренат когда-то тоже не понимал, – на лице Сони на секунду проскакивает печаль, – но теперь интересуется тем, что я делаю, многое у меня спрашивает и даже не бурчит, оставаясь с Мали дома вечерами, если я задерживаюсь в студии с очередной скульптурой.

– Он молодец. Надеюсь, и Алекс со временем проникнется, – я подзываю официантку. – Принесите мне, пожалуйста, еще один такой же десерт с малиной и эклер, как у девушки.

– А я тебя предупреждала, – заливисто смеется Соня, – эти десерты как наркотик. Невозможно остановиться.

– Согласна. Хочу тебе еще раз сказать спасибо, – я складываю руки в замок, начиная заметно нервничать, – что позвала меня в Питер. Сама бы я не решилась сюда приехать никогда. А выставка стала отличным поводом, чтобы вернуться хотя бы на время.

– Я так и не поняла, если честно, почему ты так Питер не любишь, да и вообще Россию, – Соня осторожно поднимает на меня глаза.

– Не я. Отец не любил, точнее ненавидел, и его нельзя винить, – я уже без аппетита смотрю на десерты, которые поставила передо мной официантка. – Когда тебя предает любимая женщина, бросает вместе с ребенком ради другого и ты вынужден бежать от нее и всего, что напоминает о ней… возненавидеть можно все и всех.

– Оу, прости, не хотела напоминать тебе… – она, извиняясь, качает головой.

– Это было давно, так что я спокойно реагирую, – я подпираю кулаком щеку и принимаюсь возюкать по тарелке крем уже неинтересного пирожного, – отца просто переклинило вообще на России, что, мол, женщины там вот такие, способные на предательство. Да и вообще, нечего нам там делать. В Майами хорошо, солнечно, уровень жизни совсем другой, – я усмехаюсь.

– Но ты хорошо по-русски говоришь для уехавшей в детстве.

– Мы жили недалеко от русского квартала,  у меня с детства были друзья среди детей эмигрантов, я ходила в пару кружков и на танцы там же. Не знаю, мне хотелось сохранить хоть что-то из прошлого. Воспоминания стирались, я переставала помнить людей, бабушек, дедушек, с кем играла в детстве. Маму. Отец не оставил ни единого фото или напоминания.

– Мне жаль.

– И мне. Знаешь, я подумала: твое приглашение – это знак. Ведь не в Самару или Владивосток ты меня позвала, а именно в Питер. Мы тут раньше жили, и мама где-то здесь. Отец умер, так что я вроде как его и не обижу тем, что хотя бы попробую, – я тяжело сглатываю. – Хочу увидеть ее, понимаешь? Хотя бы разок, хоть издали. Даже не общаться и не подходить. Но увидеть маму.

– Ангелина, – Соня накрывает мою ладонь своей и слегка сжимает в жесте поддержки.

– Мне тридцать, – я украдкой стираю выступившую слезу, – скоро свои дети появятся. Время идет, а я ее совсем не помню, понимаешь? – бросаю на Соню извиняющийся взгляд. – Так давно ее не видела. Мне было семь. Она блондинка с такой же родинкой, и глаза, мне кажется, голубые. А дальше все, туман.

– Не понимаю, как можно бросить своего ребенка, – тихо роняет она.

– Я тоже. Помню, что они были нашими соседями. Тот мужчина и его сын. Мы играли вместе с мальчиком, часто бывали у них, когда отец был в отъезде. А потом мама ушла к нему и его сыну, а я осталась с отцом. Мы переехали, она меня не навещала, а потом отец увез меня в Штаты – и все. Но я все равно хочу посмотреть на них, хотя бы разок.

– Когда поедешь? Если хочешь, могу съездить с тобой и поддержать.

– Все очень сложно, – нервно рассмеявшись, отпиваю кофе, – я не помню, где мы жили. Мне казалось, как только я приеду сюда, в памяти всплывет название улицы или еще что-то полезное, но нет. В голове крутятся только бесполезные воспоминания.

– Может, и они помогут?

– Не уверена. Помню, этого мальчика звали Дема, а его отца вроде Володя. У них был большой красный кирпичный дом, у нас белый, и забор с дырой между ними. Мы через него с Демой лазили друг к другу. Улица спокойная такая, много деревьев и где-то вдалеке река.

– Тут река везде.

– Вот именно, – я совсем скисаю, – помню, как мама мне пела и пекла вкусные пироги. Как мы ездили к бабушке и дедушке. Но это все не поможет найти место.

– Может быть, тебе обратиться к частному детективу? – Соня выпрямляется. – Думаю, найти профессионала будет не так сложно.

– Займусь, раз у самой не получается никак, – улыбаюсь подруге. – Если вдруг у твоего нескучного Рената есть кто-то на примете, кто может мне помочь с таким вопросом, буду благодарна.

– Поспрашиваю. С его работой Ренат много с кем знаком, – она лезет в телефон писать сообщение, – только не уверена, что двух недель, которые ты запланировала на поездку, на это хватит.

– Ради такого я задержусь, – смотрю на нее с надеждой, – тут все по-другому, я теряюсь.

– Понимаю и попробую помочь, – Соня подмигивает мне и ободряюще улыбается.

– И еще. Если вдруг подвернется какая-нибудь работа, имей меня в виду. У меня все неплохо с финансами, выставка опять же. Но если придется задержаться, то понадобятся и деньги. Тем более если придется нанимать частного детектива. У них наверняка расценки не детские.

– Найдем тебе заказчика, – она приободряется, видя, что я готова остаться дольше двух недель, – главное, Натке об этом сказать, а там ты уже в курсе. Все денежные мешки РФ падают перед ней ниц, если разговор заходит об искусстве. Найдет тебе спонсора и работу. Только оставайся подольше.

– Кто-то обещал мне попозировать, – напоминаю я.

– Легко, – Соня дописывает сообщение и отбрасывает телефон, – только время согласуем.

– Хорошо.

Сонин телефон оживает, и она подносит его к лицу:

– Есть у Рената кто-то хороший, он к нему по рабочим вопросам обращается. Так что найдем твою маму, а заодно и Дему, и всех, кого захочешь.

– Дему не хочу, – я отворачиваюсь к окну, – он со своим отцом маму у меня забрал.

Глава 04

Демид

После обеда на работе каждые пять минут лезу в почту и смотрю в телефон, чтобы проверить, не звонил ли Костя. Тот упорно молчит, а меня всего колошматит.

Хочу ее увидеть! Она же здесь, где-то совсем рядом. Возможно, даже на соседней улице. Черт! И как она выглядит теперь? В памяти осталась совсем маленькая девочка. Еще вчера вечером перелопатил весь свой фотоархив и нашел пару снимков, где мы вместе и она с матерью.

Милая такая, смешная, улыбчивая девочка. Но с упрямым характером. Глаза у нее были большие, голубые, словно озера. В них можно было смотреть и смотреть. А как она умела заражать любой своей идеей! Стоило ей только прищуриться, упереть кулачки в бока, намекнуть на приключения – и я тут же был готов тащиться с ней на край света, точнее к старому дубу в конце улицы, где у нас было секретное место. Мы были лучшими друзьями и соседями, пока в один день все не закончилось.

Звоню Косте, но этот говнюк отказывается брать трубку, чем меня окончательно выводит из себя, и я без предупреждения направляюсь к нему домой. По дороге прихватываю набор пирожных в кофейне, чтобы задобрить Катю, и заваливаюсь в гости без приглашения. Ну я же крестный, как меня можно выгнать.

– Проходи, – Катя невозмутимо забирает сладкую взятку и пускает меня в дом, – только у нас тут девичник, так что я спрошу сразу: ты готов войти? Или сразу унесешь ноги?

– Готов, – прикинув риски, сбрасываю с ног туфли и ослабляю галстук. – Незамужние есть?

– Ты же женишься, – она хмурится.

– Да я на всякий случай, – бегло осматриваю гостиную на предмет присутствия Кости. – Муж где?

– Скоро должен быть, – она оборачивается и исчезает в стороне кухни. – Девочки, вы только посмотрите, что нам принесли, – говорит воодушевленно под аккомпанемент женских и детских голосов.

Мне резко больше не хочется туда идти, я даже застываю в самом начале коридора, рассуждая, что там и без меня с пирожными отлично справятся, а я могу и у Кости в кабинете до его прихода поторчать.

– Дем, – из кухни выбегает маленькая Лерка и вихрем несется ко мне, сразу запрыгивая на руки. И как так у детей получается – только что он где-то там, а вот уже обвивает тебя как лиана, – пошли, я тебя с подружками познакомлю.

– Иди-иди, – выглядывает из кухни Катя, – Костя отзвонился, будет минут через десять-пятнадцать. Так что не сожрем мы тебя, просто не успеем, – хохочет шутница.

– А мне и не страшно, – теснее прижимаю к себе мелкую обезьянку и вхожу в кухню, где в меня впериваются сразу два внимательных и оценивающих взгляда.

– Инесса, – подает голос хрупкая брюнеточка с длинными волосами и цепким взглядом. Малышка у нее на руках, посасывающая бутылочку, тоже оборачивается ко мне.

– Демид, – усаживаю Лерку на стул и сам приземляюсь рядом, смотрю на коротко стриженую беременную блондинку.

– Света, – роняет та и отворачивается к коробке с пирожными, которые для нее явно в большем приоритете. Ясное дело, беременная же. Я во всех этих штуках не разбираюсь. Но Костя как-то ныл, что когда Катя беременна, так в доме вечно и чаю попить не с чем, все сметает.

– И правда девичник, – расплываюсь я в лучезарной улыбке. Тут главное не показывать, что боишься. Катя с двумя дочками, у Инессы ребенок в розовом покрывале, значит, тоже девочка. Кто там в пузе у блонды, непонятно, но по тенденции, возможно, тоже девчонка.

– Чаю? – без энтузиазма смотрит на откупоренную бутылку мартини Света. М-да, беременные не пьют.

– Чаю, – решаюсь поддержать я ее. Мне бы лучше виски или водки, но, если попрошу, уверен, меня сразу с девичника попрут и в черный список занесут.

Лерка, улучив момент моей рассеянности, опять оказывается на руках и прижимается.

– Купи мне корону, чтобы вся в камушках и блестках. А еще колечко с сердечком.

– Лерусь, нельзя так сразу, – улыбаюсь, глядя в ее серьезные серые глазки, – так любой мужик сразу сбежит. Нужно постепенно.

– Ей только четыре, еще научится, – прыскает Инесса.

– Угу, вижу, учителя тут шикарные, – подвисаю на ее роскошной груди. Хочется добавить еще – горячей, но я держусь. Судя по тому, что я вижу у Кати, Инессы, да и беременной Светы, у мамашек с грудью нет проблем. А как это будет выглядеть с Ленкиной силиконовой, вот в чем вопрос. Нужно будет поинтересоваться.

– Глаза выше, – ставит передо мной чай Катя и шепчет на ухо, не преминув ударить кулачком в плечо, чтобы привести в чувство.

– Точно, – опять ссаживаю обезьянку на соседний стул. – Будет тебе корона, а кольцо у жениха выпрашивать надо.

– Хорошо, – та оживляется, – я дружу с Кириллом в саду, он мой жених.

– Вот к нему и все претензии, – забираюсь рукой в коробку, которая уже почти пуста, и беру пончик. – И как обычно проходят девичники?

– Когда дети на мужьях и никто не беременный, то весело и в клубе, в остальное время примерно так, как сейчас, – с тихим вздохом поглаживает свой круглый животик Светлана.

– М-м-м, – жую пончик и запиваю чаем, – тебе в клуб точно не скоро.

– Не скоро, – хмыкает она и смотрит на меня как-то не очень по-доброму. Да что я не то сказал?

Господи, Костя! Ну где ты?

Слишком много женщин на меня одного. К такому меня жизнь не готовила. Вот орава мужиков, сотрудники мои пленные даже все разом, да хоть конкуренты – быстро разберусь. Только не вот этот вот розово-зефирный рай.

– Привет, девчонки, – друг резвым шагом врывается в кухню и направляется к Кате, –  вы тут не скучаете? – смотрит на меня с явной насмешкой. Он-то здесь явно как рыба в воде.

– Дема пообещал купить мне корону, – сразу сообщает Лерка о главном.

– Демид умеет обещать, – Костя целует мелкую, что притаилась в стульчике для кормления, и берет на руки Лерку. – Мы в кабинет минут на двадцать, потом верну вам вашего гостя чай допивать.

– Мне чая уже хватит, – хватаю из коробки последнее пирожное, – пошли, не будем девочкам мешать. Мальчикам на девичнике не место.

– А вот девчонки бывают на мальчишниках, кстати, – разражается смехом Света, и за ней Катя с Костей.

Инесса только вздыхает:

– Как дети.

– Ну и что это было? – прикрываю за собой дверь Костиного кабинета и падаю в кресло. Наконец-то тишина. Мне этих пятнадцати минут в женской компании хватило с лихвой. – Опять ваш плоский питерский юмор.

– Не ваш, а наш, – Костя обходит стол и присаживается напротив. – Если ты десять лет назад в Москву свинтил, то москвичом это тебя не сделало, – он вытаскивает из ящика стола планшет и кладет на стол, что-то скидывая на него с телефона через вай-фай. – Инесса в прошлом году к мужу на мальчишник со Светой заявилась, а там стриптизерша и шлюхи.

– Вот это мужик попал, – я аж кулак прикусываю.

– Чуть свадьба не отменилась.

– Весело тут, хорошо, что вернулся, – усмехаюсь и тут же вспоминаю о цели визита. – Что с Ангелиной? Ты мне так ничего и не сбросил.

– Потому что возникла проблемка, – Костя подталкивает ко мне планшет, – можешь посмотреть фото, тут, правда, немного. За день мало что успели.

– Понимаю. Что вообще удалось узнать? – жадно всматриваюсь в фотографии на планшете. Все они сняты с не очень удачных ракурсов – со спины, с телефоном в руке, лицо закрыто волосами. Раздражает.

– Все это время Ангелина жила в Штатах, у нее гражданство, – Костя закидывает руки за голову, а ноги укладывает на стол, – поэтому с дальнейшим расследованием пока затык, там нужно искать контакты. Из того, что узнал, – она художница, – Костя улыбается, – вроде неплохая. С завтрашнего дня у нее открывается выставка. Организацией занималась Соня Войцеховская, фамилия на слуху, я думаю.

– Да. Ренат или Тимофей?

– Ренат, но он жену не протежирует. Она у него талант, Соню уважают. И если она Ангелину из Майами привезла, значит, и та не обделена талантами.

– Ясно, – опять перелистываю бесполезные фото. – Твою мать, Костя. Тут ничего не видно, – начинаю я кипятиться.

– Завтра открывается выставка – сходи и посмотри, – отмахивается он. –  А я пока поищу, кто в Штатах о ней информацию нарыть сможет.

– Спасибо и за это, – слегка разочарованно возвращаю планшет на стол.

– Адрес, где живет, тоже могу сбросить. Но я бы на твоем месте не спешил. Семен ее вон куда увез на целых двадцать три года. Не верю я, что Ангелина только ради выставки вернулась. А что Семен ей успел за эти годы в голову вложить, ни ты, ни я не знаем.

– Сам не приехал. Знает, сука, что тут его сразу примут под белы рученьки и куда надо отправят, – поднимаюсь на ноги и подхожу к окну, сжимая кулаки в карманах. – Он ребенка украл у матери. Оля тогда чуть умом не тронулась с горя. Отец ее еле вытащил.

– Сочувствую, Демид, – Костя отводит глаза. – И как только вывез?

– Двадцать лет назад проще было, наверное. Мы все ждали, что он одумается, вернется или хотя бы напишет, пойдет на контакт. Но нет.

– Люди бывают жестоки в своем горе, Степан яркий тому пример.

– Никаким его горем это не оправдать. От многих жены уходят к другим мужчинам, а у них никогда гладко не было. Но это не повод вытворять вот такое.

– Я с тобой согласен, Дем. Но что теперь? Оли нет. Думаешь, Ангелина в курсе?

– Не знаю, но хочу знать. И узнаю, Костя.

Ангелу от меня больше не скрыться.

Глава 05

Перед встречей с женщиной я в жизни своей так еще не волновался. Сердце бьется где-то в горле, все тело покрылось холодным потом, руки подрагивают.

Двадцать три года, но надежда так и не была потеряна. Все возможно, только если не слишком поздно. Как для мамы Оли. Она свою дочь увидеть уже не сможет, хотя именно Оля мечтала об этом отчаяннее всех. Мечтала, любила, скучала и все свои нерастраченные эмоции вкладывала в меня и маленькую сестренку. Я купался в ее любви и даже о биологической матери, что умерла при родах, не вспоминал никогда. Оля заменила ее, сделав мое детство и юность счастливыми. А вот Ангел любви этой волшебной женщины была лишена.

Долго сижу в машине, вглядываясь в окна галереи, где собирается заинтересованная новым именем в живописи публика. Я в искусстве не разбираюсь, у меня всегда были иные приоритеты, но сейчас тянет. Это ведь ее мир, ее страсть. Мне интересно все, что связано с Ангелом.

Хлопаю дверью машины и не спеша захожу в выставочный зал. В помещении полумрак, полотна на стенах подсвечены мягким светом, посетители с бокалами шампанского в руках курсируют вдоль стен.

Первое впечатление – мне нравится. Есть какое-то неуловимое чувство уюта, которым веет от ее полотен. Цвета в основном нежные, чистые, ванильные. Я бы даже сказал, вкусные, если это слово можно применить в данном контексте. В основном на картинах изображены девушки, причем какими-то безмятежно счастливыми. Будто художник пытался увидеть в них лишь хорошее, отметая остальную часть натуры, в которой присутствует опыт, злость, усталость, боль.