Я снова обвел девчонку цепким взглядом – нет, ну ей точно не больше десяти. Верит в призраков? Может, просто сумасшедшая?
Однако племянница почившей Болейн нисколько не смутилась, увидев смесь дикого веселья и полного шока на наших лицах. Цокнув тонкими каблуками, она подошла ко мне, все так же холодно глядя своими сверкающими в огне свечей изумрудами.
– Возможно, вы хотите осмотреть место преступления и кабинет тетушки? – Девчонка переводила вопросительный взгляд с меня на Мина.
– Да, мисс Бернелл, – поспешил ответить помощник, выйдя из оцепенения, – нам также нужно будет опросить всех присутствующих, включая прислугу.
– И начнем мы с вас, – закончил я, вставая со своего места.
– Разумеется, – отчеканила Бернелл, как-то недобро усмехнувшись.
Чумной пир продолжался, четверка по-прежнему сидела за блюдами с отрешенными лицами. За тем лишь исключением, что теперь эти лица изредка поглядывали на нас и перешептывались, прикрывая рты бокалами. Их поведение напоминало сцену сюрреалистичного фильма – неужто гибель человека каких-то пару часов назад не мешала накалывать салат на вилку? Я не робкого десятка, но подобное переходило все возможные границы и одновременно питало почву для подозрений. Бал хищников, пирующих на костях своей жертвы.
Словно не замечая всей абсурдности происходящего, Бернелл прошла к месту во главе стола, от которого все старались держаться как можно дальше.
– Вот, господа, это произошло здесь. – Она указала тонкой рукой на сиденье перед собой.
Мы с Мином подошли ближе, он уже держал наготове фотоаппарат и блокнот. Я принялся осматривать указанное место: скатерть цвета слоновой кости слегка смята слева от тарелки – так, будто ее сжали рукой в попытке удержаться при падении. Белоснежный фарфор посуды испачкан остатками еды и каплями крови, что соответствовало увиденному нами в морге.
«Никто не потрудился убрать – заботились о нуждах следствия или просто наплевать?»
Недалеко от аккуратно разложенных приборов остался лежать опрокинутый бокал, под ним расплылась багровая лужица, безвозвратно испортившая дорогую ткань.
Мин защелкал фотоаппаратом, то и дело наводя объектив на указанные мною предметы. Я перевел взгляд вниз и приметил нечто, валяющееся у ножки стула, – скомканная салфетка, также испачкана красным. Похоже, умирая, Ребекка кашляла кровью и пыталась прикрыть рот салфеткой. Выудив из портфеля пакетик для улик и щипцы, я погрузил находку в пластик для полиции и еще раз осмотрел стол.
– Мисс Бернелл, я не вижу ложек и супницы, сегодня подавали первое?
Вместо ответа она перевела взгляд на сидевшую у самого края стола женщину неопределенной внешности, как бы передавая ей право голоса. Та испуганно посмотрела в ответ и тут же вжалась в кресло, будто желала впитаться в обивку.
– На первое был крем-суп с артишоками, – тихо пролепетала она.
– Это ваша кухарка? – спросил я, обращаясь к племяннице погибшей.
– Да, Люси – наша домоправительница. – Бернелл кивнула.
– В доме еще есть кто-то? Прислуга?
– Только сторож, но он в своем домике. Остальные ушли с приходом гостей.
Мин внес информацию в блокнот.
Я повернулся к присутствующим, еще раз осматривая каждого: декорации, манекены – вот что приходило на ум, глядя на этих чопорных англичан. Прочитать их не составило особого труда: худосочный тип преклонного возраста с бульдожьей физиономией, манерно цедящий виски, по всей видимости был двоюродным братом погибшей. Красноватая, похожая на губку кожа, заплывший взгляд – все говорило о нездоровом пристрастии к алкоголю, а его спутница – об ином пороке. Кукольная красотка с длинными ресницами и еще более длинными волосами сидела рядом, с удовольствием запивая икру шампанским и стреляя глазками в сторону своего благодетеля.
Третий выставочный образец – дама не первой свежести в очках с роговой оправой и колючим взглядом, ее крючковатые пальцы, стискивающие бокал, напоминали когти плотоядной птицы. Она взирала на нас с особым презрением, свойственным лишь потомственным аристократам, считающим всех прочих людей чем-то вроде грязи на лакированных ботинках. Во внешности дамы было нечто схожее с мужчиной-бульдогом и совсем немного – с почившей миссис Болейн. Та самая двоюродная сестра, теперь оставшаяся без наследства?
«Не стоит так пялиться, мэм, у нас с вами это взаимно», – подумал я, отворачиваясь от нее.
– Попрошу не покидать поместье до приезда полиции, мы вызовем всех по одному для выяснения деталей произошедшего, – обратился я к манекенам, на считаные секунды оторвавшимся от пиршества. – И, кстати, в призраков я не верю, зато верю, что всем есть что скрывать. Приятного аппетита, дамы и господа.
С этими словами я развернулся на пятках, готовясь покинуть комнату, и вдруг натолкнулся на выражение лица Бернелл. Я был готов увидеть все, что угодно: презрение, возмущение, гнев, но только не улыбку. Одобрительную, слабую улыбку, а еще странный огонек в изумрудных глазах.
– Где мы могли бы побеседовать? – спросил Мин, сложив все инструменты в портфель.
– Думаю, старый кабинет тетушки подойдет. – Девушка указала рукой на коридор. – Он как раз на первом этаже.
Мы с помощником двинулись вслед за Бернелл, попутно осматривая поместье изнутри. Торнхилл действительно будто сошел со страниц старых готических романов, в таком месте ощущение затхлости и смерти витает в воздухе. Для меня примечательного было мало, поэтому глаза то и дело невольно цеплялись за фигуру впереди.
Мисс Бернелл, бесспорно, могла бы сделать карьеру в модельном бизнесе, по крайней мере, походка у нее была соответствующая, да и внешностью природа не обделила. Впечатление портило только стервозное выражение, что ее лицо принимало всякий раз, как она говорила, и явное сумасшествие, учитывая, что девчонка верила в призраков, убивающих людей.
Она подошла к массивной двери в конце коридора и повернула ручку. Я подметил, как Бернелл замешкалась всего на секунду, прежде чем войти.
«Непривычно, что можно входить без стука? Или боишься увидеть призрака?»
Мин вошел первым, я – следом. Кабинет покойной представлял собой образцовый вариант канцелярского антиквариата: темное массивное дерево, бархатная обивка стульев и кресла, бесконечные книжные полки. Дорого, броско, мерзко. Я всегда любил простоту линий и цветов, более понятные и менее вычурные дизайны. Да, я – норвежец, и IKEA – мое все.
В кабинете стоял полумрак, я нашарил рукой выключатель на стене, пока младшая Бернелл зашторивала окна плотными портьерами. Подойдя к последнему, она почему-то замерла.
– Ребекка не любила дождь, – вдруг заговорила Бернелл, глядя на серость сквозь стекло, – дождь смывает краски с нашего сада, как будто забирает у него жизнь.
Мин взглянул на меня, словно ища подсказки, что лучше ответить. Но я знал, что отвечать не нужно. Она говорила не с нами.
– Примите наши соболезнования, – выдавил из себя он, и девушка грустно улыбнулась.
– Вы можете расположиться в кресле за столом. – Бернелл обратилась ко мне. – Я буду на диване.
«Не хочешь сидеть на ее месте?»
Я опустился в на удивление мягкое и удобное кресло и по привычке провел рукой по поверхности стола, едва не сбив фоторамку. На столе находилось всего четыре предмета: монитор, подставка для ручек, держатель бумаг и эта фоторамка – единственная вещь, что никак не была связана с работой погибшей. Вот что для тебя было по-настоящему важно? Однако акула бизнеса Ребекка Болейн мало походила на заботливую тетушку, пекущую фиговый пудинг на Рождество и греющую стакан молока перед сном.
Я взял фото в руку, чтобы рассмотреть: среди зелени ухоженного сада стояла женщина в элегантном костюме, одна ее рука покоилась на острых плечиках рыжеволосой девчонки. Я сразу узнал в женщине Ребекку, только здесь, на фото, она была жива и ее лицо буквально светилось улыбкой, адресованной рыжеволосому чумазому чуду. Вивьен с фото являлась уменьшенной копией Вивьен сегодняшней, за тем исключением, что, сфотографированная, она не казалась холодной или стервозной. Маленькая Вивьен в джинсовом комбинезончике и соломенной шляпке поверх растрепанных кудряшек напоминала обычного дворового сорванца, ворующего яблоки у соседа и раскапывающего червей в саду. Я невольно улыбнулся девочке с фото, но тут же встретился с ее ледяными глазами в реальности.
Улыбка погасла.
– Ребекка любила эту фотографию, она ее веселила. – Бернелл наблюдала за мной со своего места. – А мне всегда казалось, что я выгляжу на нем глупо. – Девушка опустила подбородок, явно жалея о сказанном.
– Ваша тетушка очень вас любила, – произнес Мин мягким голосом, стараясь утешить незнакомку.
Я лишь усмехнулся про себя его попытке: что-то подсказывало, что эта Снежная королева не примет утешений. И вот оно, свидетельство моей правоты – Вивьен повернула лицо к нему. Я почти видел иголки, что выросли из ее кожи, защищая от внешнего мира. Мин отвел взгляд и уткнулся в блокнот, чиркая карандашом.
– Мисс Бернелл, – начал я.
– Просто Вивьен, пожалуйста.
На мгновение ее голос стал мягким, сбивая меня с толку. Я кашлянул в кулак, заминая паузу. Девушка достала сигареты и обратилась к нам:
– Я закурю?
Мы с Мином кивнули: было бы глупо запрещать что-то человеку в его же доме. Я не удержался и тоже достал свои – черт возьми, последняя – и подкурил, зажигалку девчонки я так и не вернул. Снова раздался цокот тонких каблуков – Вивьен выросла передо мной, впервые стоя так близко, что я вдруг ощутил ее запах: сладковатый, довольно резкий, но приятный. Так пахнут луговые травы, если вдохнуть их аромат полной грудью.
Вивьен потянулась, едва коснувшись ладонью кулака, что я держал у лица. Такая холодная – замерзла или боится? По крайней мере, сейчас мне представлялось, что по ее аристократическим жилам течет ледяная кровь, не позволяя вскипеть эмоциям. Пожалуй, мне это было знакомо, матушка любила говорить, что у меня вместо сердца осколок северных фьордов. Сам не знаю почему, но я вдруг разжал кулак, коснувшись ее пальцев в ответ. Возможно, мне просто хотелось удостовериться, настоящий ли она человек из плоти и крови или такой же манекен, как те, кого мы видели внизу.
Мисс Бернелл удивленно выпучилась на меня.
«Идиот, она просто хотела забрать свою зажигалку!»
– Не поможете? Руки дрожат, – тут же нашлась она, заминая неловкость. Я ощутил некоторую благодарность за проявленный такт.
Как только кончик ее сигареты загорелся красным, Вивьен отстранилась, вернувшись к окну. Похоже, ей, как и мне, куда привычнее держаться на расстоянии с людьми.
– Для начала назовите свое полное имя, возраст и род деятельности, – попросил я и кивнул Мину, сидевшему с карандашом наготове.
– Вивьен Вилулла Бернелл, двадцать четыре года, студентка третьего курса Имперского колледжа в Лондоне, – с готовностью отрапортовала она, выдыхая струйку дыма.
«Имперский колледж», – я невольно усмехнулся про себя: кто бы мог ожидать иного? Эта золотая птичка получает одно из лучших образований в стране, если не в мире.
– Простите, мисс Бернелл, – уточнил Мин, – вы сказали, вам двадцать четыре года, но вы только на третьем курсе. Как так получилось?
У Кэпа всегда неплохо получалось располагать к себе опрашиваемых – приятный голос, вежливые манеры. Люди подсознательно не ощущали от него угрозы и с готовностью выходили на откровения, даже когда приходилось задавать неудобные вопросы. Я такой способностью не обладал: от меня сбегали все, даже ядовитые насекомые. Полагаю, Мин бы заявил, что они тоже не выдерживают моего сарказма.
– Я изначально поступила в LSE[5], но бросила на четвертом курсе.
– Этот вуз выпускает будущих министров, правителей и нобелевских лауреатов. – Я удивленно поднял бровь, глядя на Бернелл. – Почему вы ушли из такого злачного места?
– Программу не потянула, – съязвила девушка, но быстро добавила: – Это была мечта Ребекки – сделать из меня экономиста мирового класса, а затем посадить на престол ее бизнеса. Ее – не моя, я никогда не питала интереса к управлению подобными компаниями, да и к компаниям вообще.
– Должно быть, ваш уход из лучшего вуза Европы повлек за собой разногласия между вами и погибшей? – слегка подтолкнул ее я.
– Разногласия? – Новая усмешка. – Когда Ребекка узнала, то кричала, что выгонит меня из дома и швырялась чемоданами. – Вивьен впервые искренне улыбнулась, что сделало ее похожей на девчушку с фото. – Я ведь тогда даже не обсудила с ней это решение, просто забрала документы и переподала в другой вуз. Мы не разговаривали, наверное, неделю, но в итоге Ребекка приняла мой выбор.
– Что, по-вашему, заставило ее поменять отношение? – уточнил Мин.
Вивьен опустила голову – на ее лицо легли тени, ужесточая черты. Теперь она выглядела старше, намного старше, чем я дал ей изначально. Она не плакала, голос оставался спокойным и твердым, но почему-то невинный вопрос Мина вынес на поверхность ее тоску – Вивьен, бесспорно, горевала прямо сейчас, говоря о таких бытовых событиях, как поступление и ссоры с погибшей тетей.
– Ребекка хотела, чтобы я нашла свой путь, – в конце концов ответила Вивьен, и черты смягчились в легкой улыбке. – Она поняла, что мой уход не был импульсивным решением, я действительно не желала такого будущего, и Ребекка согласилась.
– Какие у вас были отношения с погибшей? – мягко поинтересовался Мин.
– Хотите знать, не убивала ли я ее? – Подбородок вздернулся вверх, улыбка перешла в горьковатую ухмылку. Бернелл бросала нам вызов.
– И это тоже, – честно ответил я.
– Ребекка взяла меня под свое крыло, когда мне исполнилось всего пять, они с мамой были близнецами и лучшими подругами. А отец на первых порах помог Ребекке вывести компанию из кризиса. Родители погибли в автокатастрофе, тетушка сразу удочерила меня и вырастила как родную. Своих детей у нее не было, думаю, Ребекка была бесплодна, но мы с ней об этом никогда не говорили. Ребекка дала мне все: заботу, дом, лучших учителей и образование, всегда была рядом, всегда находила нужные слова. Как думаете, господин Мин, какие у нас с ней были отношения? – Последняя фраза звучала резко, даже слишком.
– У вас были прекрасные отношения, но порой вы шли наперекор ее воле, а она пыталась выгнать вас из дома, – добавил я. – Не хочу задеть ваши чувства, просто следую логике.
Вивьен понимающе кивнула, сделала долгую затяжку и только тогда ответила:
– У нас были настоящие отношения мать – ребенок. Ребекка не подарок, я – еще хуже, и часто мы сталкивались лбами. Тетушка могла кричать – я кричала в ответ, она швыряла чемоданы – я разбивала ее любимую посуду. Мы друг друга стоили. Но каждый раз, успокоившись, все обсуждали, я делала нам горячий шоколад, и мы смотрели «Красотку» или «Мулен Руж». – От ее ответа стало не по себе: словно я заглянул и увидел то, что чужому не предназначалось. – Отвечая на ваш вопрос, мистер Ларсен, скажу: мне было бы проще отрезать себе руку пилочкой для ногтей, чем убить Ребекку. Я любила ее.
Громкое заявление. Мы с Мином одновременно подняли глаза и посмотрели на Бернелл. Она стояла как оловянный солдатик, вытянувшись по струнке, на лице – ноль эмоций. Но почему-то за всей этой непроницаемой оболочкой мне виделась перепуганная девочка с веснушками на носу и заплаканными глазами, стоящая перед лицом двух взрослых мужчин совсем одна.
«Нельзя проникаться сочувствием к подозреваемым, Адриан. Никаких эмоций, только рассудок», – одернул себя я.
– Расскажите, где вы находились на момент убийства Ребекки и что видели?
Вивьен, поморщившись, затушила сигарету и принялась за рассказ, я и Мин слушали не перебивая.
– Празднование началось около четырех, Уинстон и Шерилл приехали заранее, вчера примерно в два. – Мне вспомнилась пара манекенов из гостиной: старик с бульдожьим лицом и кукольная блондинка. – Я прибыла позже, где-то в половине третьего. Мне нужно было сначала забрать торт из кондитерской, я хотела поздравить Ребекку с удачной сделкой.
О проекте
О подписке