Глава 2. Новенькая

Спустя несколько дней. Илья

До финишной черты оставалось метров двести: пара несложных трамплинов и крутой поворот. Счет шел на секунды, а в крови на максималках бушевал адреналин. Победа была так близка, что ее сладкий вкус таял на губах довольной ухмылкой и нехило кружил голову.

Очередной прыжок – сумасшедшее ощущение полета. Ветер необузданными порывами так и норовил сбить меня со снегохода. Впрочем, мне было не привыкать. А вот приземление – ауч! – вышло на сей раз весьма жестким. Игнорируя боль в ноге, я на полную прижал курок газа и крайне неосторожно вошел в поворот. Слишком опасно, на грани. Снег шальными брызгами мгновенно перекрыл обзор. Меня занесло, вьюгой завертело по трассе. Я должен был дать по тормозам, но вместо этого снова газанул. Понимал, что рискую, предвидел гневные вопли Михалыча – моего тренера по сноукроссу – и, что греха таить, до ужаса боялся вылететь с трассы. Но разве мог я облажаться? Только не сегодня!

– Лучинин, я тебе голову оторву! Слышишь?! – Не успел я финишировать, как Михалыч в привычной манере набросился на меня с упреками.

Раскрасневшийся, взъерошенный, как воробей после дождя, он бежал мне наперерез и сердито размахивал руками. Голос его мощным раскатом заглушал гул движка и эхом разлетался на добрые километры вокруг. В любой другой день я бы заметно напрягся, но на сегодня лимит переживаний был исчерпан.

– Первый! – стянув с башки шлем, прокричал я в ответ. Не хотел ругаться, оправдываться, извиняться. В конце концов, победителей не судят. – Я первый!

– Какой ценой?! Жить надоело, Илюха?! – не унимался Михалыч, будто не знал, как долго я шел к этой победе.

Сегодняшний заезд был решающим. Последний отборочный в этом сезоне, он обещал стать моим пропуском в мир большого спорта. Попасть в юниорскую сборную по сноукроссу было моей мечтой детства, и вот она почти исполнилась.

– Ты давай мне, глаза свои бесстыжие не закатывай! – тем временем набирал обороты Михалыч. Я уже успел отогнать снегоход на стоянку, а тренер по-прежнему вправлял мне мозги. – Неужели не понимаешь, парень, что я за тебя в ответе? Случись с тобой что…

– Ну не случилось же, Артем Михайлович, – выпустив облако белесого пара изо рта, перебил его я и, поежившись, сунул руки в карманы спортивного комбинезона. Крещенские морозы в этом году пришли в наш город с опережением графика и, казалось, крепчали с каждой минутой.

– Замерз?

– Немного.

– Ладно, дуй в теплушку, Лучинин, но имей в виду: разговор не окончен!

Кивнув, я подхватил висевший на ручке руля шлем, но уходить не спешил: в голове копошился главный вопрос, не задать который я просто не мог.

– Артем Михайлович… – До одури смелый на трассе, сейчас я косым зайцем робел перед лицом неизвестности. – А Соколов меня видел? Что решил? Возьмет в сборную?

Михалыч покачал головой, а у меня чуть сердце не остановилось. Неужели все было зря: два года тренировок, бессонные ночи в гараже, шлем этот дорогущий вместо навороченного смартфона?! Как же так?! Я ж за хвост держал свою птицу счастья, но по всему выходило, что упустил.

– Иди грейся, Лучинин. – Михалыч похлопал меня по плечу, а потом криво так ухмыльнулся и произнес: – За тобой место. За тобой.

Греться? Да я забыл о холоде сию минуту! Готовый расцеловать целый мир, я не нашел ничего лучше, как налететь с объятиями на Михалыча.

– Рили?! Вы не шутите?! Я в команде?!

– Рыжий, угомонись!

– Я в сборной! В сборной! Спасибо!

– Лучинин! – недовольно запыхтел в моих руках инструктор. Мужиком он был суровым и все эти мимимишные проявления чувств терпеть не мог. – Смотри у меня, Илюха, передумаю! Коновалова вместо тебя поставлю.

– Да у Темы вечно проблемы: то жиклер замерзнет, то масло потечет. Замучаетесь вы с ним, Артем Михайлович. – Понимал же, что мужик шутит, но от греха подальше отпустил его и отошел на пару шагов. – Вы же знаете, лучше меня нет.

– Знаю, – нехотя согласился Михалыч, – но еще одна такая выходка на повороте, и я тебя, Лучинин, близко к трассе не подпущу! Уяснил?

– Так точно! – делано отчеканил я, а сам, как последний дурак, самодовольно улыбнулся во всю свою конопатую рожу. Благо за балаклавой было ни черта не разобрать.

От снегоходной стоянки до местной теплушки, заменявшей любителям сноукросса в Собиново и раздевалку, и буфет, и склад инвентаря, пролегала извилистая дорожка, с обеих сторон окруженная массивными сугробами. Обычно в дни соревнований здесь было не протолкнуться, но сегодняшний заезд сделали закрытым, а потому я брел по снежному лабиринту в полном одиночестве. В левой руке держал шлем, правой пытался набрать сообщение отцу.

Батя не особо разделял мое увлечение сноукроссом, а мать и вовсе недолюбливала зиму из-за моего пристрастия к снегоходному спорту, но палки в колеса они мне не вставляли. Переживали, отговаривали, это да, но решение всегда оставляли за мной. Несмотря на страх, в меня верили. За улыбками прятали безмерное волнение и просили только об одном: не рисковать собой. Мечтали, что однажды я все это брошу и с головой уйду в учебу, а пока помогали с выбором самого крепкого шлема и ремонтом техники и радовались моим успехам, как своим. Вот и сейчас на мое сумбурное сообщение отец незамедлительно ответил, что ни разу не сомневался в моей победе, а я лишь крепче сжал мобильник в ладони. И пусть уродился я рыжим и конопатым, рослым и не особо симпатичным, мне безумно повезло с семьей. Отец, мать, братья, дед с Гаем были моими крыльями за спиной, ну а друзья – те два придурка, что прямо сейчас, размахивая руками, сивыми меринами скакали в конце заснеженного туннеля и скандировали мое имя, – главным источником силы.

– Рыжий – чемпион! – самозабвенно драл горло Добрынин. – Рыжий – чемпион!

В своем дутом пуховике-оверсайз и шапке-ушанке Митяй напоминал бурого медведя, случайно проснувшегося посреди зимы. Такой же огромный, плечистый, неуправляемый, он неуклюже переступал с ноги на ногу и, позабыв, что, вообще-то, являлся сыном директора школы, бесстыже гудел на всю округу. Впрочем, Камышов от него не отставал.

– Луч – это сила! – кричал Леха, притопывая в такт речовки. – Луч – это класс! Любой снегоход он обгонит на раз!

– Господи! – Сунув мобильник в карман, я приложил ладонь ко лбу и, не веря своим глазам, рассмеялся. – Что вы здесь делаете?

– Мы? – Митяй в неподдельном удивлении округлил глаза. – Не, нормально, Леший? – Он развел руками и посмотрел на Камышова. – Мы тут, понимаешь, второй час мерзнем, а Рыжий еще и наезжает!

– Да не наезжаю я. – В два счета я преодолел оставшееся до пацанов расстояние и шутя надвинул Добрынину шапку на глаза. – Просто не понимаю, кто вас, обормотов, сюда пустил: заезд закрытый же.

– Закрытый, открытый – какая разница? – Леха одарил меня своей фирменной приторно-нахальной ухмылкой. – Главное, мы его не пропустили.

С Камышовым мы дружили с первого класса. Уже тогда для Лехи не существовало правил и запретов. Он внаглую открывал с ноги любую дверь, не заботясь о последствиях. Сын местного олигарха, Камышов ни в чем и никогда не знал нужды. Ни в чем, кроме любви. Наверно, поэтому всегда чудил не по-детски, лишь бы отец заметил, мать обняла. Моя полная противоположность. Красивый, как Аполлон, успешный, дерзкий, он всегда мечтал о семье, а я завидовал его свободе и пытался научиться смелости. В одном мы были схожи: оба любили скорость. Но если я, как правило, летел вперед исключительно на зеленый и с оглядкой на знаки, то Камышов осознанно играл с судьбой по своим правилам. Гребаный солдат удачи, он даже не представлял, как боялись мы с Митькой однажды недосчитаться друга.

– Иди сюда, Леший! – глухо вырвалось из моей груди, но главное – результат: ударившись кулаками, мы сцепили наши ладони в крепком рукопожатии, а потом без лишних слов обнялись.

– Эй, че за фигня?! – Поправив шапку, Митяй со всей дури навалился на нас с Камышовым. – Обнимашки, и без меня?! Так не пойдет!

Не удержавшись на ногах, мы все втроем рухнули в сугроб. Снег царапал щеки, забивался за шиворот и без спроса лез в обувь. Пальцы рук сводило от холода, а скулы – от бесконечных улыбок. Не замечая ни черта вокруг, мы хохотали на весь полигон, раскинув руки в стороны, рисовали ангелов, бросались снежками и что-то кричали. Зря нас в школе прозвали богатырями – прямо сейчас мы куда больше напоминали трех сумасшедших, на денек сбежавших из психушки. Но если счастье – это удел безумных, то мне отчаянно не хотелось становиться нормальным.

В то воскресенье мы вернулись в город лишь под вечер. Продрогшие, с сырыми ногами и шмыгающими носами, завалились в пиццерию возле школы. Пара кусочков «Гавайской», двойной раф и наш столик в самом углу – тепло медленно окутывало собой каждую клеточку тела, разговоры становились все тише, а слова – честнее. Мечты, сомнения, трудности – когда тебе семнадцать, порой кажется, весь мир против тебя, но если есть кому выслушать и поддержать, то очередной шаг в бездну уже не так и страшен, правда?

Мы говорили обо всем: Митька – о Варе. Леший – об отце, а я как главный зануда нашей троицы – об учебе, треклятом ЕГЭ и поступлении. Еще детьми мы думали пойти всем вместе на строительный. Потом, классе в седьмом, мечтали создать свою гильдию архитекторов. Чертили, воображали целые города. А прошлым летом все как-то резко развалилось: Камышову светила учеба за бугром, ну а Митяй, по уши влюбленный в Варьку, запросто изменил своей мечте: согласился попробовать свои силы на юридическом, лишь бы ни на миг не расставаться со Скворцовой.

– Рыжий, у тебя входящий! – с набитым ртом произнес Леший и кивнул в сторону моего мобильника.

– Уже третий или четвертый, – хмыкнул Митяй. – Чего не отвечаешь, Илюх?

Улыбнувшись, я перевернул гаджет экраном к столу и возвратился к теме учебы, но пацаны явно меня не слушали.

– Луч, звонил-то кто? – Леший продолжал уплетать пиццу.

– Дай угадаю. – Митька забарабанил пальцами по столу. – Настена, да?

– Воронцова?! – едва не подавился Камышов. – Вы че, вместе?! Давно?!

– Лех, ты нормальный?! – Я покачал головой. – Вот только Насти мне для полного счастья не хватает!