– Лер! – Данила будто чувствует моё напряжение и останавливается. Развернувшись, обхватывает меня за плечи и до боли сжимает. – Я не знаю, что нас ждёт за ближайшим поворотом, как скоро мы выйдем к трассе и когда вернёмся домой, но одно я тебе обещаю точно: больше никто и никогда пальцем тебя не тронет!
– А ты? – Мне нет дела до окружающих. Никогда не было. Мой мир по-прежнему вертится вокруг Кротова, правда, отныне совсем в другом направлении: если раньше сердце горело ненавистью, то теперь – чем-то иным, куда более сильным, мощным и беспощадным. Если это не любовь, тогда что?
– За себя не ручаюсь, – обжигает словами Даня и, ослабив хватку, одной рукой тянется к моей щеке. Мне бы возмутиться, обидеться, отойти, но я безмолвно утопаю в нежности едва уловимого прикосновения.
– Я хочу тебя трогать, – виновато признаётся он и продолжает умелыми движениями сводить меня с ума. – Не лишай меня этого удовольствия!
– Дурак! – Кусаю губы, чтобы не улыбнуться в ответ и ненароком не кивнуть: ни к чему Кротику знать, что я и сама до невозможного привыкла к его рукам. – Тебя засмеют, если заметят рядом со мной.
– Пусть только попробуют!
– Ты рискуешь стать изгоем, как я.
– Скорее, тебе светит стать королевой!
– А что, если я не захочу?
– Здесь без вариантов, Мышка! – Данила игриво щёлкает меня по носу, а я надуваю губки.
– Опять эта «Мышка»!
– Тебе не нравится? – искренне недоумевает Данила,
– А тебе по душе, когда я зову тебя Кротиком?
– Когда ты – да! – совершенно серьёзно отвечает Даня, беззастенчиво зависая взглядом на моих пылающих от смущения щеках. – У тебя забавно выходит!
– Правда, Кротик? – копирую слащавую интонацию Громовой, а Данька начинает заливисто хохотать.
– Да, моя Мышка! – бросает между делом, а потом резко замолкает, видимо, осознав, что сболтнул лишнего.
Непринуждённая атмосфера тотчас сменяется неловкостью наших взглядов – слишком близких, чересчур откровенных и до безумия смущённых, голодных до тепла и нежности и, кажется, безвозвратно влюблённых.