– Потом? – Ксюша задумалась. – Он спустился вниз и что-то орал оттуда, снизу, а я спряталась. Я тебе из шкафа звонила.

Я молчала.

– Останешься у нас сегодня? – тихонько пискнула моя подруга. – Я его боюсь!

– Он уже ничем тебе не навредит, – задумчиво проговорила я. – По-моему, он того…

Ксюшка уставилась на меня чистыми глазами обиженного ребенка:

– Того?

– Ну, он… не производит впечатления живого…

Мы спускались вниз, боясь скрипнуть лестницей. Трудно было избавиться от ощущения, что, кроме нас и распростертого внизу Вадика, в квартире имеется кто-то еще. Не дойдя до низа, перегнулись через перила и уставились на лежащего. Бритый череп Чернова блестел, отражая блики огня. Рукава пиджака почти высохли. При мысли, что придется снова перешагивать через ноги в ботинках, меня начало подташнивать. Ксюшка, узрев обездвиженное тело благоверного, быстренько спустилась с лестницы, бесцеремонно пнула ближайшую ногу. В ответ на это действие распростертое у камина тело пошевелило руками. Кулаки отодвинулись от огня.

– Живехонек… – констатировала Ксюха.

Она прошла в столовую и откупорила красивую бутылку, приготовленную для романтического ужина.

– Надо выпить.

– Ксюш, мне домой пора. Хочешь, пойдем к нам. Переночуешь…

– Ты что! Если он меня утром дома не найдет, убьет сразу. И вам достанется.

– Что же делать?

– Давай съедим ужин, не пропадать же добру?

– Вредно наедаться на ночь, – ответила я извечной фразой моей бабушки Киры. – Кстати, вы на юбилей поедете?

– Что за вопрос? – удивилась Ксюша. – Я уже и подарок купила. Хочешь, покажу?

Меня всегда удивляла ее способность переходить из одного эмоционального состояния в совершенно противоположное.

– А Вадик не заупрямится?

– Он? – презрительно вскинула брови моя подруга. – Да он завтра в ногах валяться будет!

– Значит, такое уже бывало? – удивилась я.

Ксюшка только плечами пожала. Значит, это не впервой.

– Понимаешь, ты можешь проговориться своей маме, а она – моей, – оправдывалась она. – Поэтому я тебе не говорила.

– Я тебя хоть раз выдала? – обиделась я. – Хоть раз?

Короче, ушла я от подруги напрочь расстроенная. Самое главное, не могла понять, что больше меня вывело из себя – скотское поведение Вадика, Ксюшкина скрытность или упрямство Игоря.

Я заранее знала, что скажет Игорь, когда я поведаю ему, что стряслось у Черновых. Он вообще не понимает, зачем я дружу с Ксюхой.

– Что у вас общего? – недоумевает он.

У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. В моем случае подруг не выбирают. Ксюха досталась мне «по наследству» от мамы.

Моя мама дружит с тетей Таней, мать тети Тани, в свою очередь, дружила с Кирой. Ну а мы росли вместе с Ксюхой, наши мамы обсуждали каждый наш шаг.

Ксюшка, конечно, немного легкомысленна. Благодаря своему легкому, увлекающемуся характеру она вляпалась в Вадика, как, впрочем, до Вадика вляпалась в Толика.

Но ведь у Ксюшки имеются и сильные стороны. Главное то, что она по-настоящему предана мне. Ей можно рассказать все и забыть об этом.

На юбилей я действительно поехала с Черновыми. Нужно обмолвиться, что Вадик вел себя аки ангел и, прежде чем отправиться за цветами для Киры, завез нас в магазин Гориных «Меха», где Ксюша выбрала себе шубку. Мне начало казаться, что вчерашнее происшествие у Черновых – всего лишь страшный сон.

Кира чрезвычайно любит семейные торжества. В такие дни и старый наш дом, построенный в 60-е годы прошлого столетия моим дедом-архитектором по собственному проекту, оживает, преображается. Дом стоит в центре города, в хорошем месте, недалеко от парка. Его прежде было видно со всех сторон, и он вызывал восхищение соединением простоты и изящества. Теперь же он зажат с трех сторон новыми высотными строениями, и если бы мог думать, то, вероятно, недоумевал бы, что произошло и почему к нему во двор почти перестало проникать солнце. И все же дом наш по-прежнему имеет преимущество в виде собственного дворика с живой елкой и качелями.

Я могла легко представить, что происходит за толстыми стенами нашего дома в любое время. Например, в то утро, когда мы с Черновыми ехали за цветами для именинницы, в доме уже стоял дым коромыслом. В духовке допекался пирог. Моя мама, как называет ее Кира – «Лидуся», вместе с мамой Ксюшки, тетей Таней, украшали салаты и накрывали на стол. Папа чистил во дворе выпавший за ночь снег, а Кира делала последние замечания и сдувала последние пылинки с мебели.

– Горины не звонили? – спросила она как бы между прочим.

– Куда они денутся, твои Горины, – отмахнулась мама, – приедут. Когда им звонить? У Ромы бизнес, у Эллы – фитнес, а у Ники – университет. Или, как они теперь говорят, универ.

– Я бы сказала по-другому, – уточнила мамина подруга Таня. – У Ромы – любовница, у Эллы – любовник, а у Ники – ночные клубы.

– Лидуся, где ты брала семгу? – Кира повела носом и насторожилась.

– В супермаркете.

– Я так и знала! Я же говорила тебе, что рыбу надо брать только в «Океане». И только в четверг! Я, девочки, не интересуюсь личной жизнью старших Гориных, – без перехода заявила Кира и с недоверием пожевала кусочек семги. – Но меня тревожит Ника. У нее столько пропусков!

– Мам, тебя это волнует? – пожала плечами Лидуся. – Не бери в голову.

– Но ведь Роман платит такие деньги за ее обучение! А я вчера глянула в окно во время третьей пары, подъезжает крутая машина, иномарка, из нее выпархивает Никуша – и цок-цок в университет. Я посмотрела расписание – так и есть, пришла к концу занятий.

– Вам-то о чем переживать, Кира Георгиевна, – усмехнулась Таня. – Им нужен диплом, они его получат.

– Но ведь Рома сказал: присматривайте тут, Кира Георгиевна, за моей Никушей. Он потом с меня спросит. И вообще, я не согласна с тем, как они ее воспитывают. Зачем машину такой молоденькой подарили? Зачем так много позволяют?

– Поздно воспитывать, – подала голос Лидуся. – Воспитали уж и тебя не спросили.

– Как это не спросили? Спросили, – не уступала Кира. – Пока Ника маленькая была, сколько я с ней дополнительно занималась? Они тогда к моим советам прислушивались.

– Вот благодаря твоим стараниям она школу и закончила. Надеются, что и в институте проблем не будет, опять же благодаря тебе, – сказала Лидуся, поливая рыбу маслом. – А ты им сейчас настроение испортишь. В конце концов – кто они тебе? Ника – не внучка. Рома – не сын. Всего лишь ученик.

– Любимый ученик, – напомнила Таня.

– Учеников, как и детей, не делю на любимых и нелюбимых, – произнесла Кира. – Кто прибился под крыло, тех и пригрела.

– Это уж точно! – подхватила Таня. – Сама с детства под вашим крылом греюсь, теперь вот и Ксюха туда же.

– Что еще старухе надо? – притворно вздохнула Кира.

Конечно же, мама Лидуся и тетя Таня дружно возмутились – старуха? Какая уж тут старуха, если в курсе всех дел, если и маникюр, и причесочка, все честь по чести…

– И к счастью – голова ясная, – согласилась Кира. – В моем возрасте это важнее всего. Нынешних студентов в кулаке надо держать. Наглые и шустрые. Историю за предмет не считают.

– Ты бы на сегодняшних школьников посмотрела, мам, – вставила Лидуся. Мама работает завучем в том самом лицее, где совсем недавно работала и я. Она не знает своего счастья и только приблизительно представляет, что такое дети интерната…

Когда обсудили отсутствующих Гориных, с прогулки вернулись Лена с Кирюшей.

Лена – моя тетка, младшая мамина сестра. Ей 35 лет, и она одна воспитывает сына, инвалида Кирюшу. Они принесли первый Кирин букет – ее любимые гвоздики.

– Поздравляю тебя, бабуля… – стесняясь, как пятилетний ребенок, протяжно, чуть нараспев произнес Кирюша и протянул букет.

– Мамулечка, поздравляем тебя, – мягко и тоже чуть нараспев подхватила Лена.

Все мы немного похожи друг на друга – мама Лидуся, Лена и я. У нас в речи напрочь отсутствуют резкость и категоричность Киры. Но есть у нас троих и явные отличия, но на них останавливаться не стану, пусть лучше будет как в детской игре «Найди пять отличий».

Кира принимала первые поздравления, обнимала пятнадцатилетнего верзилу-внука, который никогда не станет взрослым. Конечно же, у нее кольнуло где-то в глубине – растет, а взрослым не становится. Вечный ребенок. Считать-читать научился, и то ладно. Леночку жалко – кто возьмет с таким довеском? И от этого еще больше она начинала любить их обоих – Кирюшу и Лену.

– Твой новый мужчина нас сегодня посетит? – загадочным голосом спросила она свою младшую дочь.

– Ну, не знаю, – отмахнулась Лена. – Громко сказано, мам, – новый мужчина. Так, знакомый.

– А где ты с ним познакомилась? – прокричала из кухни Таня.

– В библиотеке, где еще, – пожала плечами Лена.

Она работает в библиотеке, поэтому все мужчины, которые за ней ухаживают, как правило, умные, бедные и порядочные. По мнению Киры – исключая бывшего мужа Лены, отца Кирюши. На взгляд моей бабушки, Слава обладал только вторым из трех перечисленных качеств. Что, впрочем, спорно.

Горины опередили нас – когда мы приехали, во дворе уже заняла все пространство их сияющая вишневая «мицубиси». Вадик отпустил водителя, и мы открыли калитку… О! Моя дочь увидела елку, увешанную игрушками, деда с лопатой, качели… Она подлетела к дереву и развела руки широко. Это означало – вставайте в хоровод. Нам с ней не нужен язык слов. Я отлично понимаю ее жесты, но делаю вид, что не понимаю. Она злится, но упорно не хочет говорить. У нее недоразвиты мышцы языка, но ведь мы их развиваем, развиваем…

В Иришкин хоровод встали мы с Ксюшкой, папа и Кирюша. Мы все пели, а Иришка шла открыв рот. Она выглядела довольной. И только после хоровода, качелей и снежков мы большой гурьбой ввалились в дом, где Ксюшку заставили демонстрировать новую шубу. Чернов сидел в кресле и снисходительно выслушивал охи и ахи.

– Дай-ка примерить, – попросила Таня, а Роман Горин с женой по очереди подошли и придирчиво проделали тест на качество.

– Где брали? – буркнул Рома.

– В «Снежинке», – невозмутимо соврал Вадик.

– Туфта, – вынес приговор Рома. Элла же ничего не говорила, но хитро щурилась и улыбалась.

– Кого вы слушаете?! Да у вас брали. В «Мехах»! – раскололась Ксюшка.

И все засмеялись над Ромой и ожидали, как он выпутается.

– Качество сразу видно, – улыбнулся он. – А вы шуток не понимаете…

– Вадик, у тебя новый водитель? – поинтересовалась Элла.

Вадик кивнул. Тема ему была не очень приятна. Когда еще мы ехали, я заметила, что Чернов злится на нового водителя и чувствует себя не в своей тарелке. После услужливого молчаливого кавказца Айка новый, Сережа, казался неотесанным и болтливым.

– Айк нас бросил, – вздохнула Ксюшка. – Собрался куда-то в Канаду насовсем.

– Незаменимых нет, – буркнул Вадик. Разговор ему явно был неприятен.

Кира пригласила гостей к столу, ибо не любила, когда внимание утекает не по адресу. Начались поздравления, Рома Чернов пожелал Кире вечно оставаться столь же бодрой и свежей.

– Я – черствая булка, – сказала на это именинница. – Черствая, но пока еще съедобная.

Все посмеялись, выпили, со всех сторон на Киру посыпались комплименты. А я ковыряла салат и думала об Игоре. Как он сейчас сидит перед своим компьютером и радуется, что не поехал с нами. И ему не надо пить водку и общаться с Гориными и Черновыми. С Ромой и Вадиком у Игоря действительно мало общего. Но ведь всегда можно найти общие темы даже со случайными знакомыми.

То, что я вспоминала мужа, не мешало мне краем глаза наблюдать за дочкой. Я привыкла всегда держать ее в поле зрения, это получалось само собой. Она сначала сидела рядом с Кирюшей, затем сползла под стол и вылезла рядом с именинницей. Кира о чем-то спорила с Ромой. Все уже выпили и стали разговорчивыми, в комнате стоял ровный гул. Иришка стояла рядом с бабушкой и во все глаза смотрела на нее. Причем не так, как это делает обычный четырехлетний ребенок, а так, как умеет смотреть только она – словно прожигая глазами. Ее глаза кричали: посмотри на меня!

Она хотела о чем-то спросить. Я замерла, как всегда со мной бывало в таких случаях. А вдруг?

Но Кира спорила о политике, и я знала, что она не заметит упорного взгляда внучки. Иринка потрогала бабушку за руку. Не так, как делают, когда просят послушать, а так, когда хотят полюбопытствовать, из чего состоит рука. Я пыталась проникнуть в логику дочери. Она хочет сравнить руки? Чем рука старого человека отличается от руки молодого?

Я злилась на Киру. По-настоящему злилась, ибо считала в тот момент, что ничего не может быть важнее для нее, чем вопросы внучки. Какая политика, какой Рома Горин, если рядом существо, которое развивается иначе, чем другие, требует твоего внимания именно сейчас?

Я подавляла, как могла, свои вопли и свои обиды, поскольку все же не лишена здравого смысла и понимаю, что мой мир вращается вокруг Иришки, а другие имеют право на свои оси вращения. Но – Кира, Кира…

– При коммунистах по крайней мере не было такого разгильдяйства в вузах, – категорично заявила моя бабушка и тряхнула головой. – И кстати, образование было бесплатным.

Кира имеет привычку, отстаивая свою точку зрения, поглаживать поверхность стола. Она словно втирает туда свое мнение. Думаю, что она так делает, читая лекции студентам. Сейчас ее рука именно так поглаживала скатерть.

Иришка вдруг резво наклонилась и… впилась зубами в Кирину руку пониже локтя.

Это оказалось неожиданным даже для меня, а я ведь зорко наблюдала за ней. А уж для бабушки…

Кира вскрикнула, схватилась за руку. Все, естественно, обернулись.

– Ах ты, негодница! – вскричала Кира. – Вот так поздравила бабулю!

Иришка оставалась на своем месте. А любопытный Кирюша уже заглянул за бабушкино плечо и громко объявил:

– Ира бабулю укусила.

Произошло некоторое движение: Лена подхватила озадаченную Иришку, стала кружить ее и отвлекать, Таня побежала за йодом, Черновы и Горины изо всех сил старались показать, что ничего не произошло.

А мне хотелось объяснить им всем происшедшее, напомнить, что пять минут назад Кира объявила себя черствой булкой. И девочка всего лишь решила проверить, так ли это на самом деле. Мне хотелось всем сказать: «Моя дочь абсолютно нормальная. Она только не говорит пока!»

Мне хотелось кричать, но я сидела как изваяние и не могла пошевелиться.

– Ты что так побледнела, Светланка? – спросил папа. От его участия во мне включились какие-то токи, я поднялась и ушла на кухню. Меня тут же догнала мама. Она держала в руках чистое вафельное полотенце.

– Свет, надо показать Иришку психиатру, – сказала она, открывая кран. – Ты замечаешь, у нее словно недостает душевности. Иногда такая внезапная жестокость…

Я стояла к маме спиной, она не могла видеть моего лица. Иначе она не стала бы выдвигать сейчас такие предположения.

– Моя дочь не нуждается в помощи психиатра, – тихо возразила я. – Присутствующие здесь взрослые в нем нуждаются больше, чем она.

Мама покачала головой, но спорить не стала. Она почувствовала мое напряжение.

Я не могла вернуться сейчас в гостиную. В этот миг я ненавидела их всех. Мне хотелось схватить Иришку и исчезнуть, но в кухню уже вплывала Элла Горина.

– Погадаем? – промурлыкала она.

Я совсем забыла, что идет святочная неделя и в нашем доме принято гадать. Вот и нашелся предлог хотя бы на время исчезнуть из гостиной.

Наверху, в комнате Киры, было почти светло от луны. Ксюха притащила блюдо с водой и пошла искать свечи.

– Не надо так переживать. – Элла обняла меня. – Если бы ты знала, сколько хлопот доставляла нам Ника! Помнишь, какая она была непоседа?

Конечно же, я помню, какой была в детстве Ника Горина. Когда они приезжали к нам, она подбивала меня гулять по крышам. Однажды я даже согласилась на ее авантюру. Я, кажется, уже училась в институте, а ей было лет девять-десять. Мы залезли на чердак новой девятиэтажки и оттуда выбрались на крышу. Жуть! Я до сих пор удивляюсь, как нас не сдуло оттуда ветром. Элла, пожалуй, не в курсе, как забавлялась Ника в подростковом возрасте. От меня у той секретов не было. Ника в красках описывала, как они с подружками забирались по пожарной лестнице на крышу местного Дома молодежи. После дискотек и субботних вечеринок там оставалось полно пустых бутылок. Так вот, девочки били эти бутылки. Стекло звенело, рассыпалось, образуя горы осколков. Крыша Дома молодежи становилась мечтой йогов. Нике доставляли удовольствие такие нестандартные развлечения.

Правда, я совсем не помню, какой была Ника, когда ей было четыре, как сейчас Иришке. В то время я, вероятно, слишком была занята своими собственными переживаниями.

– Девочки! Знакомый Лены явился, – заявила Ксюшка. – С цветами…

Пришлось спуститься. Знакомого звали Женей, и на вид ему было около сорока. Это был человек из толпы. На таких не задерживается взгляд. Но после первых же нескольких общих фраз, произнесенных Женей, стало ясно, что если бы Игорь не заупрямился и приехал с нами на юбилей, ему было бы с кем пообщаться. Он бы общался с Женей, ибо они – одного поля ягоды. Такие вещи обычно как-то сразу чувствуешь.

– Женечка мой! – повис на нем Кирюша и сразу заканючил: – Фейерверк будем делать?

Женя ответил, что фейерверк будет позже, когда основная часть юбилея закончится. Достал из кармана цветные календарики и разделил между детьми.

Настроение мое потихоньку выравнивалось. Таня подготовила поэтический монтаж, который мы должны были прочесть по бумажкам. Женя любезно согласился участвовать. У Тани и костюмы были готовы – мы нарядились в детсадовских детей, взяли в руки шарики, и началось… Юбилей закрутился, одно перетекало в другое, и никому не было скучно. Танцевали, потом папа принес гитару, и Горин играл, а мама и Элла пели романсы.

Кирюша все канючил:

– Когда фейерверки, когда фейерверки?

И вдруг мы вспомнили про гадание и убежали наверх. Зажгли свечу. Вода в миске поблескивала таинственно.

– Кто первый? – шепотом спросила Ксюшка.

– Пусть Лена. Она не замужем.

– А твой Женя… женат? – поинтересовалась Элла. – Симпатичный мужчина.

– Конечно, женат, – вздохнула Лена. – Наверняка женат. Я, честно говоря, не успела поинтересоваться.

– А вы обратили внимание, как он с Кирюшей быстро нашел контакт?

– И с Иришкой.

– Дети чувствуют человека.

Лена зажмурилась и стала очень похожа на мою маму. Она обдумывала свой вопрос.

Лена растопила воск и вылила в воду. Он тут же рассыпался на мелкие капли.

– Ерундовина какая-то. На что похоже?

– Ну… яблоки, – предположила Ксюшка.

– Яблоко – символ греха, – вспомнила я.

– Точно. До чего же ты, Светланка, умная, – протянула Элла. – Тебя хоть в школе ценят?

– Ни слова о работе! – вскричала Лена. Она знала, что эта мозоль у меня болит.

– Загадала?

Все мои мысли, все мечты были связаны с Иришкой. Я и загадала – о ней.

Воск принял непонятную лохматую форму. Собака?

Пальцами я вытащила из воды то, что получилось, подняла к свету. Воск оставался теплым, податливым, готовым у меня в пальцах принять любую форму.

– Какая-то игрушка.

Дверь приоткрылась, полоска света разрезала комнату надвое.

– Что за тайное общество?

– Ника!

Вспыхнул свет, и в комнату ворвалась Ника Горина. Если сравнивать Нику с явлениями природы, то это ураган. Торнадо. Не помню, видела ли я ее когда-нибудь с книжкой на диване или в кресле перед телевизором.

– Мамсик? И ты здесь? – Ника расхохоталась. – Все гадаешь на женихов! Жесть!