На встречу с Лешиной мамой Лена отправилась без меня. На этой встрече присутствовали лишь трое – Лена, мама Леши и Дядя. Дядя – начальник ГИБДД. Мама второго мальчика на встречу не явилась.
– Им все равно, что будет с их ребенком, – ответила хозяйка на вопрос Лены.
Мама Леши оказалась дамой ухоженной и значительной. И квартира у нее была ничего – с евроремонтом и мягкой мебелью. Но вид мама приняла скорбный, соответствующий ситуации. Кругом – за стеклом горки с посудой, на журнальном столике, на стене – висели и стояли Лешины детские портреты. Милое детское личико. Добрый, улыбчивый мальчик.
Лена заколебалась. Ей стало жаль и эту ухоженную, но, в сущности, несчастную женщину, воспитавшую бездушного сына. И этого мальчика с фотографий, не подозревающего, что его ждет.
Дядя утопал в своем кресле и исподлобья наблюдал за гостьей. Лена не успела опуститься на предложенный стул, как Дядя огорошил ее:
– Ваша сумма.
Лена опешила от его наглости, и в ней тотчас проснулось противостояние.
– Какая еще сумма? Мы с вами разве на базаре?
Она прошла через комнату и села подальше от Дяди, у окна.
Мама подошла к ней и села поблизости. Они сидели рядом – две мамы. А Дядя оказался далеко и, утопая в своем кресле, был внизу. Ломал композицию и выглядел смешным. По крайней мере Лене так казалось.
– Вы поймите нас правильно, – заговорила Лешина мама, не теряя своего скорбного вида. – Предлагая деньги в обмен на ваше заявление, мы хотим вам помочь… Поймите, вы болеете душой за своего сына, а я – за своего. Да, я убита его поступком, я раздавлена. Но что я могу? Сын без отца растет…
Тут Дядя подскочил, как мячик:
– А кто виноват, что он без отца растет? Я говорил тебе в свое время, что этим кончится! Только ты меня не слушала. Отомстить ему хотела!
Зимин побагровел, глаза налились кровью – вся сдерживаемая злость просилась наружу.
– Теперь слюни и сопли льешь! Договаривайся вот теперь! – Он потряс ладонью в сторону Лены. – Вот, унижайся!
Сказал и выкатился в другую комнату.
– Отец Леши сейчас сидит, – сказала женщина и закурила. – Но я тут ни при чем, сам добился. Пьяный он идиот. Сыну двенадцать лет было, когда это случилось. Мальчик тогда был такой нежный, податливый… Как воск – что вылепишь, то и будет. А лепить-то некому. Я взвалила на себя фирму мужа, пропадала на работе. Это теперь они забегали, всполошились, братья мужа. А где они были все эти годы? Только деньги Лешке совали, вроде как помощь. А что для мальчика дармовые деньги? Вред один…
Если бы Зимина повела себя иначе, если бы в ее тоне засквозили наглость и превосходство, Лена бы развернулась и ушла. Но женщина вызывала сочувствие. Ее рука с сигаретой нервно дрожала.
– Вы подумайте, что с ним в колонии-то будет! Сломают его там! Елена Павловна, милая, пожалейте вы нас!
И мать Леши заплакала в голос, как на похоронах.
Лена с минуту сидела без движения. А потом заговорила:
– Я вам тоже могу слезную историю поведать про своего ребенка. Как мы все детство по больницам… Он умирает в реанимации, а я в больничном туалете закрылась, на колени бухнулась и просила Бога не забирать моего сыночка. И Кирюша выжил. Но уже не мог развиваться, как другие дети, отставал в развитии. Стал инвалидом. Но знаете, он никогда не ударит ребенка на улице. Он и котенка не ударит, не то что… Хотя он тоже рос без отца.
– Простите нас, – после паузы попросила Зимина. – Ради Бога, простите.
Лена почувствовала усталость и пустоту. Ничего не клокотало внутри.
Дядя осторожно вкатился в комнату.
– Хорошо. Я заберу заявление. Но честно говоря, сомневаюсь, что вашему сыну это пойдет на пользу.
– Он осознал, – поспешила уверить мама. – Он раскаивается! Они ведь там, в больнице, подружились с вашим мальчиком…
Мама Леши очень старалась. Она попыталась тронуть сердце гостьи тем фактом, что так сильно раздражал. «Они ведь там подружились…»
Лена поднялась. Тут вклинился Дядя:
– Адвокат предлагает передачу суммы произвести в его присутствии. Чтобы все официально.
– Да идите вы со своими деньгами! – не выдержала Лена.
Дядя закрыл рот.
– Не отказывайтесь, – попросила Зимина. – Вы на эти средства сможете купить путевку в санаторий. Полечите ребенка… Поймите, мы искренне сожалеем и хотим помочь…
Когда Лена в деталях передавала мне эту встречу, слова Лешиной мамы о воске больше всего поразили меня. Я решила привести их на своей встрече с мамашами, к которой уже начала готовиться. Я должна их всех увидеть. Каждую. И в среду на педсовете поделилась планами, и их одобрили. Анжела даже вызвалась помочь в организации.
После педсовета я, как обычно, сломя голову неслась в сторону Поля Чудес. Торопилась к Черновым за Иришкой. Лепил мокрый снег, под ногами хлюпала снежная каша, в голову лезли мысли о горячем супе и о горячей ванне. А предстояло еще тащиться с Иришкой из Поля Чудес в Простоквашку по этой слякоти.
Пока я месила слякоть, сапоги, конечно же, промокли. Войдя в прихожую, громко крикнула:
– Вот и я!
На мое приветствие никто не ответил. Конечно же, моя подруга и моя дочь решили затянуть меня в прятки. Они это любят. Но так не хотелось разуваться, шлепать в мокрых носках по черновским коврам, оставляя кругом мокрые следы, кричать «куку» и заглядывать во все углы. Мне было не до игр, я в школе наигралась.
– Ириша! – прокричала я. – Мама пришла.
Ни звука в ответ. Не дождутся. Все равно не буду разуваться и снимать дубленку.
Я прошла в холл, недовольно прокричала в сторону второго этажа:
– Ксюш, мне некогда!
Вверху что-то грохнуло, и вслед за этим раздался истошный Ксюхин визг.
– Ира! – заорала я и рванула к лестнице. – Ира!
Я уже была на середине, когда передо мной возник Вадик – в расстегнутой рубахе, с закатанными по локоть рукавами. У него был вид мясника. Я невольно отпрянула и зацепилась за перила.
– А вот и Светочка… – нехорошим голосом проговорил он и протянул ко мне руки. – Подружка наша золотая…
Глаза у Вадика были как стеклянные. Я никогда прежде не видела у людей такого странного взгляда.
– Где моя дочь? – как можно внятнее спросила я.
– Нету. – Вадик скривился и показал пустые руки. И вдобавок покрутил ими так противно.
Я не помню, как проскочила мимо него. Вероятно, просто оттолкнула. У меня было такое состояние, что я могла бы отодвинуть гору. Или превратиться в пчелу, чтобы оказаться на втором этаже. И я там оказалась.
Влетела в одну спальню – никого, в другую… Моя подруга сидела на огромной кровати, забившись в самый угол. Она смотрела на меня одним глазом, другой заплыл и почти полностью закрылся. На ногах и руках обозначились красные ровные полосы, будто ее били плеткой. Ксюшка тряслась и молча смотрела на меня.
– Где Ира? – Голоса моего хватило только на шепот.
– Я не успела в сад, – ответила Ксюшка, клацая зубами. – Он не пустил меня.
– Ты не забрала ее из сада? – переспросила я, пытаясь собрать мысли в кучу.
– Полюбовалась? – раздалось у меня за спиной. – Твоя работа.
– Что? – Я повернулась к Чернову. Глаза его, в красных прожилках, смотрели на меня сузившимися зрачками.
– Кто моей жене наврал про любовницу? Не ты? Развести нас хочешь? – Он попытался схватить меня за руку.
– Убери руки, ненормальный! – Я отпрыгнула. – Садист!
Я оказалась в коридоре, он вывалился вслед за мной. Поймал за руку и больно дернул на себя.
– Иди сюда!
Изловчившись, я треснула его сумкой по черепу. Это только еще больше его разозлило.
– Ах ты!
Чернов выдернул у меня из рук сумку и бросил на пол. Этого мгновения мне хватило, чтобы вырваться и оказаться на лестнице. «Телефон в кармане», – вспомнила я.
Тут Чернов прыгнул за мной, лестница заходила ходуном. Он напоминал мне разъяренного медведя. Видела подобное в кино. Я нырнула под перила, повисла и спрыгнула вниз. Поднимаясь, запуталась в собственном шарфе и поняла, что сплоховала – Чернов уже был внизу и перегородил мне путь к выходу.
– Я тебя просил молчать? Сучка!
Он качался из стороны в сторону, как неваляшка. Мне стало страшно.
– Я ничего не говорила, – зачем-то начала я оправдываться. – Твоя Рыжая сама Ксюшке позвонила.
– Не свисти, – посоветовал он, надвигаясь на меня.
Я метнулась в столовую. Уронив по пути стул, бросилась к кладовке. Толкнула дверь. Зачем я это делала? Не знаю. Во мне проснулся инстинкт самосохранения и заглушил здравый смысл. Оказавшись среди коробок и кастрюль, захлопнула дверь и двумя руками задвинула засов.
Я оказалась в западне. Кладовка не имела окон и запасного выхода. У меня оставалась одна надежда – телефон. Но, вытащив его на свет, поняла, что зря надеялась. В черновской кладовке напрочь отсутствовала сеть.
Между тем Чернов стоял под дверью.
– Ты провинилась, Светочка, – вещал он. – И должна быть наказана. Таких девочек, как ты и Ксюша, надо воспитывать. Плохо тебя муж воспитал.
– А тебе лечиться надо, – ответила я. – В стационаре и смирительной рубашке! Псих.
Он подергал дверь.
– Светик, открой по-хорошему.
– Не дождешься.
– Ты поиграться со мной решила?
Чернов дернул сильнее, и я поняла, что засов, держащийся на трех шурупах, – лишь видимость надежности. Чернов дергал дверь методично, словно раскачивал больной зуб.
Я проклинала Ксюшкино второе замужество. С самого начала можно было понять, что ничего хорошего из этого не получится. Одна тетя Таня была довольна – дочь выходит за богатого.
Познакомились они в ресторане, куда Ксюха закатилась с однокурсниками. Она тогда была в депрессии, от которой пыталась избавиться всеми мыслимыми и немыслимыми способами.
Студенты-хореографы отрывались по полной, они умеют веселиться. Ксюшка хорошо выпила и отправилась танцевать стриптиз у шеста. Вот тогда ее и заметил Вадик, который отмечал в ресторане встречу с друзьями – ветеранами второй чеченской войны.
К концу вечера компании танцоров и воинов-«чеченцев» слились в одну, как, впрочем, и линии жизни Вадика и Ксюхи.
…Вадик ударил в дверь с такой силой, что стало очевидно – она вот-вот слетит с петель.
«Хоть бы кто-нибудь пришел! – умоляла я белый потолок с матовым плафоном. – Хоть бы кто-нибудь!»
Мой немой вопль был услышан. Там, наверху, распорядились, чтобы пришел Горин. Я узнала его по голосу. Он говорит очень громко.
– Чего шумим? – проорал он из холла.
– Да вот… – отозвался Вадик, – попросил Светку вина принести из кладовки, а у нее дверь заклинило.
Вывернулся! Я со стуком отодвинула засов и распахнула дверь.
– Ну вот, открылась, – прокомментировал Горин. – Здорово, Светик! А где вино?
Не спросил, почему я в пальто, а сразу про вино!
– Ты больной, Вадик, – повернулась я к Чернову. – Больной на всю голову.
– А ты чего в пальто? – опомнился Горин.
Не взглянув на него, я прошагала к выходу. Но уже в дверях подумала про Ксюху. Все же не по-товарищески получается – уйти, оставив подругу в лапах этого изверга.
Я взлетела наверх. Моя подруга сидела в той же позе, в том же углу. Она перестала стучать зубами, но выглядела совершенно апатичной.
– Собирайся! – приказала я.
– Куда?
– Переночуешь у нас, а завтра уедешь к маме.
– Я боюсь, – прошептала Ксюха.
– Ты должна бояться оставаться здесь! Тебе надо ноги уносить, пока жива!
– Он нас не выпустит, – возразила Ксюха.
– Там Горин внизу, они водку пьют. При нем Вадик не вякнет.
Я раскрыла шкаф и вытащила сумку.
– Бесполезно это, – остановила меня подруга. – Он сказал, что, если я уйду, он маму убьет в первую очередь. А ему ведь ничего не стоит, убьет, я верю.
– А во вторую кого?
– Во вторую меня.
– И что ты собираешься делать?
– Я сама виновата, что про эту дуру стала спрашивать…
– Ах, ты еще и виновата! – Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Свет, ты иди. Поздно уже. Игорь там, наверное, с ума сходит.
В подтверждение в кармане запиликал телефон.
– Ты где?! – прокричал мой муж. – Ты на часы смотрела? Битый час звоню, а ты недоступна!
– Я у Ксюши. Ты Иру забрал?
– Ах ты у Ксюши?!
Я представила себе его чувства. Я бы тоже разозлилась.
– Я тебе сейчас все… – Но я не успела ничего объяснить. Игорь отключился.
О проекте
О подписке