Цитаты из книги «Монологи о Нас…»

Мы прошли все круги ада любви. Мы познали её со всех сторон. От жгучей страсти, до ядовитой ненависти. Мы испытали нежность, плавящую наши сердца, словно олово в огне, и ярость на грани помешательства. Мы хотели друг друга так, как ни одно живое существо не хочет другое. Наша ревность превращала нас в непримиримых врагов, а после кидала в объятия друг к другу. Мы ломали свою гордость, мы ползали на коленях в пыли, чтобы поднять с дороги своё достоинство. Мы познали эту любовь, испили её до дна – осушив нашу чашу, решили, что настал её конец. Мы отдалились друг от друга и даже почувствовали себя счастливыми, вдохнув полной грудью свежий и прохладный воздух свободы. Насладившись этой жизнью, испробовав на вкус чужие губы, мы поняли, что без любви нам гораздо легче.Мы успокоились и даже решили остаться хорошими друзьями. А потом вдруг взяли и, не сговариваясь, влюбились друг в друга снова…

Ты спросил меня однажды, почему я так люблю лето. Я тогда пожала плечами – странный вопрос, кто же его не любит? Да и что ответить, банальное: «Обожаю солнце, море, тепло»? А сейчас задумалась, и знаешь, наверное, лето я люблю не только за возможность просто сидеть на земле, вдыхать аромат трав и получать ровный красивый загар, доверчиво подставляя свою кожу солнцу. Я так люблю его, потому что летом у меня душа меньше болит…

Признайся, ты же не мог долго вытерпеть меня хорошую. Хватало тебя дня на два, на три, максимум. А дальше начиналось: не то сказала, не так оделась, плохо смотришь и смотришься. Сначала я изо всех сил старалась быть ещё лучше, занималась самокопанием, задавая себе бессмысленные вопросы: «Что я сделала не так?» и «Почему он снова недоволен?». А потом начинала злиться. Что-то там внутри меня настолько было несогласно с несправедливостью по отношению ко мне, что превращало меня в настоящую стерву, бестию, колкую и язвительную. Затем мне становилось на тебя как-то болезненно всё равно, и плевать я хотела на твои придирки. Я говорила, что думала, называя вещи своими именами, я делала, что хотела, и вела себя с тобой не только естественно, но вообще развязно и даже нагло, совсем не заботясь о том, что могу обидеть или разозлить. И о чудо. Отношение твоё резко менялось. Я видела угасший, уже было, огонёк в твоих глазах. Ты хватал меня резко, жадно впиваясь губами в мои, ты брал меня грубо, дерзко, но с таким желанием, с такой страстью, как будто до меня у тебя не было ни одной женщины. После чего укутывал меня такой нежностью, словно я была не чертом с тобой, выматывающим твои нервы, а ангелом во плоти.

Мне всегда нравились карие, но когда ты впервые посмотрела на меня своими бесовскими, матовыми, я понял, что отныне зелёный мой любимый цвет. Я всегда ценил женскую привлекательность, и для меня важны были ноги, попа, грудь. Ты была прекрасно сложена, но я смотрел на тебя и видел только твои глаза. Этот взгляд, в котором секса больше, чем даже в самом сексе – в нем вся ты. Смесь наивности и порока. Серьёзности, даже какой-то неземной мудрости и абсолютного легкомыслия, неприспособленности к окружающей действительности. Иногда ты была словно добрая фея, хрупкая такая, что тебя хотелось защитить от всего и всех, но порой я ловил себя на мысли, что хочу придушить тебя, когда в тебе просыпалась ведьма – злая, холодная, мстительная. Глаза твои меняли оттенок – от мятного, лесного, до цвета морской волны. Я пытался прочесть твоё настроение по ним, но оно так внезапно менялось, что я не успевал поймать его. Ты всегда была одно сплошное противоречие. Ты путала следы, словно хитрая лиса, подкрадывалась незаметно, как кошка и могла ужалить, подобно ядовитой змее. Со временем я устал тебя разгадывать. Я перестал пытаться переделать тебя, подавляя в тебе всё дурное, потому что понял, без плохого в тебе, не было бы так притягательно хорошее.

А потом вдруг приходит, она – любовь. Врывается вихрем в наши замёрзшие души, переворачивает там всё вверх дном и разжигает такой костёр, что становится горячо каждой клетке, каждому нерву. Она оживляет все в нас, возвращая утраченную детскую наивность и радость. Она снова заставляет нас смеяться и танцевать прямо посреди людной площади. И глаза наши наполняются сиянием. Мы светимся от счастья, словно возродившиеся звёзды. Мы снова живём по-настоящему, на полную катушку, на всю мощь нашего беспокойного сердца, которое бьется в одном ритме со Вселенной. Достав свои крылья и стряхнув с них пыль, мы не ходим, а летаем, не говорим, а поём, а наша жизнь опять становится яркой и красочной. Мы больше не умираем, мы вечные, молодые и счастливые, потому что любовь останавливает даже время…

Время безжалостно Время безжалостно. Оно постепенно стирает с наших лиц наивную улыбку, делает взор наш тусклым, а в сердце, по камню закладывает тонны печали. И мы теряем интерес к жизни, утратив самое важное для человека – радость. Мы тащимся по своей судьбе, еле переставляя ноги, и каждый шаг даётся нам с большим трудом. Мы становимся тяжёлыми, наши крылья давно пылятся где-то в самом дальнем углу нашего сердца, мы больше не летаем.

даже мои попытки вызвать у тебя ревность. Мне кажется, если бы я умер, ты бы не заметила, а просто перешагнула бы через меня. И если раньше я только ждал, когда ты прикусишь свой язык до крови, чтобы не наговорить мне того, за что потом сама будешь долго каяться, то в периоды твоих таких «уходов», я бы всё отдал за одно только твоё слово. Ты возвращалась, также внезапно, как уходила. Мне хотелось как-то наказать тебя за этот дурацкий и неуместный игнор, но ты вдруг становилась такой нежной и милой, словно мы только вчера познакомились. Ты улыбалась такой кроткой улыбкой, что я невольно раскрывал тебя объятия. Однажды я тебя спросил: «Где же ты была, дурёха?». Ты посмотрела на меня так грустно, прижалась ко мне, словно маленький потерянный ребёнок, и сказала: «Там, где очень-очень больно…»

Молчание Мне всегда с тобой было нелегко.И хоть, признаться, я знал, на что шёл, да, ко всему прочему, всегда считал себя тертым калачом по части женщин, хлебнуть лиха пришлось сполна. Ты всегда была остра и ядовита на язык, и мне постоянно приходилось затыкать тебе рот или поцелуем, или суровым взглядом – последнее не всегда помогало, и тогда я тащил тебя в спальню, чтобы выбить всю дурь. С твоим ядом я, пускай с трудом, но справлялся. Но, громы небесные, я не мог справиться с твоим молчанием. Ты уходила в тишину всегда внезапно, вдруг замыкалась в себе, словно в ракушке, услышав от меня, какую-то, на мой взгляд, ничего не значащую, ерунду или накрутив себя изрядно, а может быть ещё по, черт знает, какой причине. И я не знал, что сделать с этой молчаливой тварью, в которую ты превращалась и которую мне так хотелось вытрясти из тебя порой силой. Ты молчала так, как никто не молчал. Исчезала совсем, тебя не трогали ни моё присутствие, ни отсутствие. Я становился для тебя каким-то невидимкой, ты продолжала жить, как ни в чем ни бывало, но в этой жизни больше не было меня. Совсем. Достучаться до тебя было невозможно, не помогали ни уговоры, ни угрозы, ни

Слушай, сердце! Я взяла в руки плеть и крикнула сердцу: «Слушай ты, дурацкий кусочек плоти! Не смей мной управлять! Не смей приказывать мне делать то, за что потом приходится расплачиваться очень дрогой монетой. Я человек, существо разумное, я сама знаю, что благо для меня, а что наказание. Я больше не позволю тебе катить мою жизнь под откос! Перестань любить тех, кто этого вовсе не достоин, и выбирать для меня тех, кто мне абсолютно не подходит! Прекрати выпрыгивать у меня из груди, твоё место здесь, в клетке моих рёбер! Хватит нестись в руки негодяям, которым просто что-то от меня нужно поиметь, поиметь, а потом бросить одну с тобой, разорванным в клочья, обливающимся кровью. Я устала с корнем вырывать тебя у людей, которым ты так доверяешься, а потом залатывать твои раны, зашивать порезы, накладывать повязки! Хватит! Замолчи, заткнись, я больше не желаю тебя слушать!» Я щелкнула плетью.

Найди удобную Знаешь что, милый? А найди ка ты себе удобную, мягкую, как домашние тапочки, знающую, сколько ложек дурацкого сахару нужно положить в твой дурацкий остывший чай. Пусть себе ждет тебя с работы, помешивая ложкой борщи в огромной кастрюле. Пусть никогда не перечит, во всем и всегда соглашается, растворяясь в тебе, словно ежик в тумане. Найди себе такую, очень тебя прошу, полную мне противоположность. Такую, что будет липнуть, как муха, проверять, тепло ли ты одет в мороз и покупать тебе полосатые носки на распродаже. Такую, которая будет думать лишь о тебе и времени своего ни секунды не потратит на то, что не касается тебя. И будет вам не жизнь, а ваниль, не судьба, а сахарная вата на палочке.