Воздух после дождя был нежным и бодрящим – идеальным для ночной прогулки. Яну казалось, будто он давно таскал за собой какой-то тяжелый рудимент вроде гигантского хвоста, как у тираннозавра, и сегодня вечером этот хвост отвалился. С ним произошло что-то несущественное, но этот пустяк запустил невидимый механизм, и огромные ржавые шестеренки, громыхая и скрипя, стали вращаться, наполняя энергией и жаждой жизни.

Ян снова улыбнулся, легко сбежал по ступенькам к озеру.

Днем здесь все было иначе. Студенты загорали, пряча пиво в пакеты. Гоняли велосипедисты. Мамы выгуливали малышню. А ночью, когда в этом летнем театре опускался занавес, сцена преображалась. Луна не плескалась на водной глади, а тонула, мутным пятном завязнув в водорослях. Орали лягушки. Набережная местами зияла выбоинами, местами уродливо щетинилась вздувшимся асфальтом. Ее освещал больничный свет пары уцелевших фонарей. Под ногами скрипело стекло.

Ян не променял бы этот ночной маршрут ни на какой другой. Здесь каждое движение, каждый шорох щекотали нервы.

Здесь было легко думать.

Но сегодня Ян не думал ни о чем. Просто шел, размашисто и быстро. Раньше он обходил озеро за три часа. В этот раз уложился в два.

Он возвращался мимо пятиэтажек с редкими зажженными окнами, по кармашкам-парковкам, заставленным автомобилями в несколько рядов, через дыру в заборе, по рынку между ребер пустых прилавков. Оставалось обогнуть стройку. Дом уже виднелся, подмигивал окном спальни Кэт.

Где-то рядом залаяла собака. Ян, не останавливаясь, обернулся, сделал еще пару шагов – как вдруг земля по-библейски разверзлась, и он провалился в открытый люк. Ни ограды, ни красной ленты.

Воды по пояс. После секундного шока стало смешно. Пришлось сделать несколько глубоких медленных вдохов, чтобы успокоиться: от каждого движения ребра, ушибленные при падении, словно пронизывало током. Даже дышать было больно – не то что смеяться.

Огляделся. До поверхности – метра полтора. Ни лестницы, ни выступов. Проверил намокший телефон. Без признаков жизни. Медленно, чтобы не провоцировать боль, достал пачку сигарет из нагрудного кармана куртки, хотя обычно носил в боковом. Повезло.

Да, с таким везением только в казино и ходить.

Усмехнулся, прикуривая. Выпуская дым, посмотрел на небо. Там висели огромные звезды, в городе их обычно не видно.

– Э!.. – попытался выкрикнуть Ян, но запнулся: в груди глубоко и протяжно заныло.

И сколько мне здесь торчать?

Звезды заслонила собачья морда, вскоре над ней появилась косматая мужская голова.

– Слышь, чувак? Помощь нужна?

Глава 4. Завтрак

Наутро волнение только усилилось. Переворачивая лопаткой квадратные тосты, Ян заметил, что его ладони дрожат. С чего бы?.. Это был далеко не первый завтрак, который он готовил женщине. Но сегодня у него неожиданно возникли вопросы. Лучше тосты с корочкой или без? Прожарить сильнее? Добавить масла?

Завтрак стал частью игры. А в игре нужна четкость, любая ошибка может повлиять на результат. И если он хотел выиграть – а он очень хотел выиграть – одной удачи было мало. Яну предстояло обыграть самого себя. Насладиться по полной, но не перегнуть палку. Дойти до предела – и остановиться в нужный момент. Игра в игре.

Эта игра не закончится, когда шарик найдет свой сектор. Игра не закончится вместе с ночью. Она может длиться бесконечно долго, пока Яну не надоест. Но для этого он должен быть внимательным, изобретательным и осторожным, потому что сам поставил одно из условий: Кэт может уйти, когда пожелает.

На другой сковороде Ян разбил яйца. Они зашкворчали, обжигая руки мелкими масляными брызгами.

В игре важно выдержать идеальный баланс, как и с желтком на огне – нужно, чтобы жар лишь слегка его прихватил, а внутри оставил жидким.

За стенкой скрипнул диван, хрипнула оконная рама. Очень вовремя: как раз к завтраку. Ян уже начал беспокоиться, что Кэт придется будить.

Если начистоту, сегодня он проснулся слишком рано, за окном только начинало светать. Положив руки за голову, Ян перебирал в уме вариации сытных и вкусных завтраков. Еда, которую он приготовит, должна расположить к нему недотрогу, заставить ее улыбнуться, почувствовать себя комфортно. Чем больше расслабится Кэт, тем интереснее будет игра.

Что-то привычное, домашнее. И в то же время «с изюминкой». Но не романтичное. Не хватало еще подозрений в преступных умыслах. Тем более что их и близко не было: худенькое тельце Кэт вызывало лишь желание накормить.

Ян постучал о стену костяшками пальцев, ребра снова пронзила боль, которая теперь появлялась при малейшем движении: вчерашняя прогулка вышла ему боком. Не страшно. Азарт эффективнее «Кеторола».

– Кэт, у тебя от силы пять минут!

В ответ послышалось заспанное «угу».

Ян смазал тосты дижонской горчицей, сверху положил по ломтику ветчины, кружочки тонко нарезанного помидора, полил соусом бешамель, добавил лоскутки сыра и накрыл каждый вторым поджаренным тостом. Сверху возложил идеально приготовленные яйца.

– Кэт!..

Она уже стояла на пороге кухни.

Те же джинсы, что и вчера, та же красная кофточка. Волосы наспех заколоты, похоже, торопилась.

Кэт не должна быть идеальной. Идеальным должен быть завтрак.

– «Крок-мадам»! – торжественно объявил Ян, пододвигая квартирантке стул.

– Это название? – уточнила Кэт, перепутав, в какую руку брать нож, а в какую вилку.

– Да, это название, – укоризненно ответил Ян.

Он разрезал бутерброд пополам. Желток солнечной лавой стек по хрустящим тостам на белые, вымытые до скрипа, тарелки.

Кэт сделала то же самое и отправила кусочек тоста в рот. Глядя на выражение ее лица, Ян остался доволен.

– Зачем ты приехала в город? – спросил он, выполняя вторую часть желания.

– Чтобы найти работу. И поступить в универ. Я же только колледж окончила, – протараторила Катя, обмакивая в желток ветчину. Прожевала, жмурясь от удовольствия. – Потом работала – где придется. Казалось, это временно, скоро что-то произойдет, и все изменится. Но в какой-то момент я поняла, что пролетело два года и ничего не изменилось. И что вся жизнь пролетит точно также. А я хочу большего. Как все. Поэтому дождалась окончания контракта – и сюда.

– А почему ты решила, что у тебя получится?

– Потому что я сильная и смелая. И везучая.

Ян приподнял бровь.

Интересно, что из всего произошедшего она называет везением?

– Я понимаю, как это звучит. Но ведь я все еще здесь. И ем потрясающий завтрак.

Ян цокнул языком. Ей понравился завтрак. Игра началась прекрасно. Еще немного поболтают, и ему уже можно будет определяться со своим желанием. Голова трещала от вариантов, но хотелось чего-то особенного. Пока он еще не придумал, чего именно.

– А родители?

– Мой папа – водитель в исполкоме. Мама – учительница русского языка. Однажды она не смогла проверить контрольные, потому что их съели крысы. Думаю, родители будут счастливы, если я не повторю их судьбу, – Кэт собрала пальцем на вилку последние крошки и закинула их в рот. – А теперь расскажите… расскажи о своей семье.

Из миллиарда возможных вопросов она выбрала именно этот.

Ян отложил столовые приборы и тщательно вытер губы салфеткой.

* * *

Разрезая гренки на кусочки, Катя с трудом сдерживалась, чтобы не запихать их в рот руками. Очень вкусно! У нее даже мелькнула мысль, а не потратить ли на завтраки остальные девять желаний.

Она впервые за месяц выспалась. И пусть утро за окном было мрачным, душа парила где-то над облаками, там, где всегда солнечно. В спальню просачивался сладковатый аромат жареного батона и яиц. Кэт пришла по этому запаху в кухню, где хозяйничал Ян. Сегодня он превзошел самого себя. Вежливый, деликатный, внимательный и совсем не страшный. Только не покидало ощущение, что за «Крок-мадам» ей придется заплатить.

Все шло прекрасно, пока она не попросила Яна рассказать о своей семье. Он так тщательно вытер губы салфеткой, что Катя подумала: за этот вопрос ей тоже придется заплатить. К счастью, напомнила она себе, из игры можно выйти в любой момент.

– Они не стоят того, чтобы о них рассказывать, – сдержанно ответил Ян.

В любую минуту…

– Тогда я не буду довольна. А я, согласно правилам, должна быть довольна.

Ян сидел напротив нее, сложив руки в замок. Он казался опытным преподавателем, которому дерзит студентка. Занес ручку над пустой графой напротив названия предмета и думал, не поставить ли «единицу». Но нет. Этому преподавателю нравились дерзкие студентки.

– Ты быстро учишься, малышка Кэт.

Ей показалось, что Ян специально придумал это обращение, чтобы в следующий раз она загадала не называть ее так.

Он медленно поднялся из-за стола, поставил турку на огонь, залил в нее воду. Теперь Ян стоял к Кате вполоборота. Оставалось только догадываться, что выражает его лицо.

По кухне расползался терпкий аромат кофе.

– Мой отец тоже водитель. Дальнобойщик. Мать… помощница по хозяйству. Убирает в чужих квартирах. Милые люди.

Ян снял турку с огня в последний момент, когда, казалось, кофейная шапка, вздохнув, прольется на плиту.

И как у таких обычных родителей мог родиться такой необычный сын? Который живет с уверенностью, что никому ничего не должен, что может позволить себе все? И готов принять любые последствия?

Конечно, дальнобойщик и уборщица…

– Наверное, моя настойчивость стала для тебя неожиданностью, – Катя прочистила горло. Такая настойчивость стала неожиданностью и для нее самой. – Иначе бы ты подготовился и соврал получше. Так что предлагаю внести еще один пункт в наш договор: не врать, пока идет исполнение желания. В общем-то, я думала, что это часть пункта «не жульничать».

Ян поставил чашки на стол и машинально потер ладонью в области груди. Что-то происходило с ним этим утром, он даже двигался медленнее, осторожнее, словно боялся спровоцировать боль.

Спросить бы…

Но сейчас было не подходящее время для вопросов: Ян посмотрел на Катю, и от его взгляда ей хотелось сползти под стол.

– Кэт, ты делаешь нашу игру все более интересной… Согласен. Никакого вранья, – он сел за стол и медленно, с царапающим звуком, придвинул к себе чашку. – Мой отец – банкир. Он тот еще… – Ян соединил ладони в замок и сжал пальцы с такой силой, что побелела кожа. Но его голос по-прежнему звучал бесстрастно. – А мать умерла. Через год после ее смерти отец женился на моей ровеснице, редкостной стерве. Мы не разговариваем с ним больше восьми лет. Теперь ты довольна? Желание выполнено?

– Да, – вполголоса ответила Катя, поднося к губам чашку с горячим кофе. Она предпочла бы обжечься, чем смотреть Яну в глаза.

– Хорошо.

Медленно отодвинув стул, он вышел из-за стола.

* * *

Мариша была хороша тем, что всегда ждала его прихода.

Наверное, она где-то работала. И уж точно выходила на улицу. Но каждый раз, когда Ян без предупреждения являлся к ней домой, Мариша открывала дверь в боевой готовности. В зависимости от времени суток: босиком в пеньюаре или в коротком платье и туфлях на шпильках. Либо она была суккубом во плоти, либо мужчины ходили к ней постоянно, а Ян просто счастливым образом избегал с ними встреч.

Она никогда не просила денег. Но, уходя, Ян всегда оставлял пару купюр в ванной на зеркале – на пеньюары и шпильки.

Мариша недурно рисовала маслом. Портреты у нее получались особые, не точные копии людей, а словно размытые. Тягучие цветные линии. Ян всегда себя узнавал. И неизменно мог различить, мужчина изображен или женщина, подросток или старуха.

Мужских портретов, кстати, было немного, что делало более вероятным вариант с суккубом. Впрочем, версии не исключали друг друга.

Яну нравилось позировать. Вернее, ему нравилось, лежа обнаженным на шелковой простыне, смотреть, как Мариша творит. В ее движениях угадывалось направление линий, чувствовался нажим, при котором густая краска растекалась под напором кисти. Нравилось видеть взгляд Мариши, который находил в его теле столько цветов и оттенков.

Ее взгляд, кстати, был еще одним очком в пользу первой версии: рисуя, она преображалась. Сбрасывала туфли. Короткое обтягивающее платьице задиралось еще выше. Длинные завитые волосы лезли в лицо, и, вместо того чтобы собрать их резинкой, она откидывала пряди запястьем, но все равно вымазывала лоб и щеки то насыщенно-оранжевым, то канареечно-зеленым.

– Мне нравится рисовать тебя. Ты дикий, – говорила Мариша, нажимая на кисточку, наверное, в том месте, где у портрета было сердце.

Это ее движение вызывало у Яна щекотку в солнечном сплетении или ниже. Пару раз он подкрадывался к ней: то нежно, по-кошачьи, то стремительно, по-тигриному. Но фокус заключался в том, что наваждение вскоре исчезало, и в его руках оказывалась не демоница, а обычная женщина, раскрашенная, как попугай. Поэтому Ян предпочитал позировать.

Только сегодня он был плохим натурщиком.

Ян надел джинсы и подошел к окну. Мариша жила в доме послевоенной постройки, в мансарде на четвертом этаже. Оттуда открывался вид на изгиб реки и дома с черепичными крышами. По утрам, когда мансарду заливало солнце, а голуби, воркуя, толкались на карнизе, Яну казалось, что, живя здесь, он бы и сам начал рисовать. Но сегодня было пасмурно. Весь день – сплошная серость.

Он открыл окно, спугнув голубей, и закурил.

Мариша неслышно подошла сзади, пропустила его распущенные волосы через кольцо пальцев и резко убрала руку, наблюдая, как медовая волна разливается по плечам.

– Ты как статуя Ахиллеса. Только худой.

Ян молчал.

– Сегодня твой цвет – синий.

– Что? – Ян не донес сигарету до губ.

– Сегодня я рисовала тебя синим, – Мариша положила руки на его голые плечи и развернула к себе.

– Я больше не гогенисто-охристый? – он криво улыбнулся.

– Ты совсем другой.

Ян глубоко вдохнул табачный дым. Что она видела? Кроме того, что ей полагалось видеть?

– Я хочу сделать человеку больно. Женщине. Хотя она, в общем, ничем этого не заслужила.

А еще он очень хотел, чтобы Мариша убрала руки с его плеч. Словно прочитав его мысли, она отошла в сумеречную глубь мансарды.

– Этим ты мало отличаешься от других мужчин. Но в тебе тоже есть слабое место. Есть Ахиллесова пята.

– К счастью, даже я не знаю, где она.

Ян проследил, как окурок, отскочив от замшелого ребра водосточной трубы, упал на влажную землю. Задернул штору и шагнул к Марише.

Глава 5. Казино

Он ушел на рассвете. Застегивая на ходу рубашку, сбежал по винтовой лестнице.

Утро было чистым, прозрачным. Последние облака таяли за далекими высотками. Ни людей, ни машин. Только нежное рассеянное солнце и легкий запах близкой реки, который ветер разгонял по закоулкам крохотных дворов.

Кафе на первом этаже еще было закрыто, парень в фирменном фартуке протирал окно с внутренней стороны. Узнав Яна – частого гостя – он улыбнулся и кивнул.

Кофемашина, чихая и кашляя, нацедила напиток в чашку. Ян выбрал столик у окна и пил кофе маленькими глотками, наблюдая, как полоска тени от оконной рамы все дальше отползает от его руки.

Улица оживала. Дребезжа, пронесся трамвай. Из соседнего подъезда, позевывая, вышел седовласый старик в костюме и с тростью, держа под мышкой карманную собачонку. Терьер, изворачиваясь и скуля, просился на землю.

Ян оставил купюры на медном блюдце, сожалея, что нет копеек. Россыпь монет, отливающих охрой, оливковым, медовым, органично вписалась бы в интерьер кафе.

Возле трамвайной остановки, расставив полукругом ведра и трехлитровые банки с розами, сидела старушка, закутанная в деревенский платок.

Ян переводил взгляд с одного букета на другой, пока не заметил миниатюрные чайные розы. Капли росы на них вспыхивали и переливались всеми цветами радуги.

Идея, которая только что пришла ему в голову, была идеальной, как это утро. Как эти цветы.

– Красивые розочки, сынок, только маленькие. Возьми белые, большой бутон. И стоять будут дольше.

– Мне нужны эти. – Когда старуха склонилась над ведром, Ян остановил ее: – Доставай самые лучшие. Те, что в сумке.

– Очень красивые, самые лучшие… – бормотала старуха, заворачивая цветы в газету.

Ян, любуясь, коснулся лепестка. На пальце осталась капля росы.

Да, самые лучшие.

Он вернулся к Марише и, оставив букет в коридоре, склонился над ее ухом.

– Можно на время взять у тебя пару платьев?

Мариша ответила что-то, похожее на «мяу». Ян принял это за согласие. Он отдернул шторку, заменяющую шкафу дверь, и перелистал вешалки в поисках подходящего наряда. Пары платьев не набралось, но, по крайней мере, одно было в самый раз.

Затем Ян пересмотрел обувные коробки – не то. Заглянул под подолы платьев и извлек пару черных замшевых туфель. Проверил подошву. Здесь, конечно, он мог ошибиться.

Вытряхнул туфли из первой попавшейся коробки, положил туда замшевые. Перевесил через локоть платье и, прихватив цветы, выскользнул за дверь.

* * *

Это было самое тихое утро с тех пор, как она поселилась у Яна. Ни оглушительной музыки, ни разговоров по телефону, ни хлопанья дверей. Катя бесшумно оделась и проскользнула в ванную. Поморщилась, когда скрипнул кран: так можно испортить сюрприз.

Она развела тесто и стала печь оладьи, одними губами ругая сковородку, на которой комом получался не только первый блин, но и второй, и третий. К тому времени, как насобиралась горка золотистых оладушек, Катя уже была сыта «бракованными». Но, главное, Ян об этом не знал.

Когда распахнулась дверь кухни, Катя от неожиданности едва не выронила тарелку, которую несла к столу.

Ян выглядел обескураженным.

– О, ты уже проснулся? – Катя заулыбалась.

Судя по лицу Яна, и этот вопрос его обескуражил.

– Что-то не спалось, – после паузы ответил он, обводя взглядом кухню.

– Субботние блинчики! – объявила Катя. – В моей семье есть такая традиция: по выходным мы всегда готовим блинчики. Присаживайся!

Катя подвинула тарелку Яну, облизала жирные пальцы.

– Тебе с вареньем? Со сметаной?

– Нет, я так, – он сложил оладушку лодочкой и откусил половину. – Вкусно.

– По тебе не скажешь, – заметила Катя, пристраивая возле его тарелки большую чашку чая. Поскребла по дну ложечкой. Вынула ее, оставив на столе дорожку мелких капель.

– Просто… я привык готовить себе сам, – Ян вытер руку салфеткой, медленно, палец за пальцем. – Это что? – он заглянул в чашку. – Чай? Зеленый? С сахаром?!

– Да, Ян, – Кате нравилось произносить его имя, оно приятно щекотало нёбо кончиком языка. – Я же вчера пила твой кофе, хотя терпеть его не могу. И съела бутерброд, хотя ты не обрезал у сыра корочку.

– То есть тебе не понравился мой завтрак… – словно сам себе произнес Ян и отодвинул чашку с нетронутым чаем к центру стола.

– Не то чтобы не понравился… Но были нюансы. Думаю, когда два человека живут вместе, всегда есть нюансы. С этим нужно просто смириться.

Ян набрал в легкие воздуха, но, похоже, произнес не то, что намеревался.

– Я готов озвучить свое желание, малышка Кэт.

Катя опустилась на стул. Не сводя с Яна глаз, машинально вытерла руки полотенцем.

– Хочу, чтобы сегодня ты пошла со мной в казино. И сделала за меня ставку.

Катя незаметно выдохнула.

– А почему ты сам?..

– Потому что мое время еще не пришло, – с легким раздражением перебил ее Ян. – В общем, сегодня вечером ты сделаешь ставку за меня. Это мое желание.

– Ладно! – поспешно согласилась Катя и, видя взгляд Яна, добавила. – То есть, у меня в любом случае нет выбора.

– Совершенно верно, – устало согласился Ян. – А теперь я пошел спать. Снова.

* * *