Цитаты из книги «Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение»

Смысл этих актов был не только в констатации фактов или высказывании мнений (констатирующий смысл), но и в выполнении действий, которые дают новые возможности или ограничивают несвободы (перформативный смысл).

воплощенные (embodied) социальные нормы. Например, телесный образ субъекта частично

известной книге Славоя Жижека «Возвышенный объект идеологии»52, где эта модель использована для анализа того, как работает коммунистическая идеология с

взглянуть на некоторые парадоксы реально существовавшего социализма. Другой, смежной задачей данной книги является стремление «регуманизировать» простого советского субъекта – то есть попытка не сводить описание этого субъекта ни к карикатурно-негативному образу «гомо советикуса», или «совка», ни к героически-романтическому образу «нонконформиста» или «диссидента».

Она читала «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург22, «Жизнь и судьбу» Василия Гроссмана23, отрывки из книг Солженицына, книги Владимира Войновича. У Гроссмана, вспоминает Тоня, «я впервые наткнулась на мысль о том, что коммунизм может являться формой фашизма. Мне такое никогда в голову не при

достигли в тот период беспрецедентного уровня стандартизации и предсказуемости, повторяясь из контекста в контекст почти без изменений

Как уже говорилось выше, постсталинский период советской истории приобрел особые черты в результате перформативного сдвига, который произошел в советском авторитетном дискурсе. Именно этот особый период – последние 30 лет до перестройки – мы называем поздним социализмом84

Тем не менее нам кажется, что неожиданный кризис и обвал советской системы практически в одночасье превратил людей, о которых в первую очередь пойдет речь, именно в одно поколение. Это событие дало им возможность осознать схожесть и уникальность своего опыта советской жизни. Таким образом, это поколение советских людей сформировалось ретроспективно – именно неожиданность обвала системы, вместе с чувством удивления, ощущением нереальности происходящего и, возможно, чувством эйфории или, напротив, трагедии, которые ему сопутствовали, стала главным принципом формирования этого поколения.

голос говорящего субъекта, согласно Бахтину, не автономен и не статичен, а диалогичен – поскольку процесс говорения подразумевает существование субъекта сразу во множестве голосов, которые «не замкнуты и не глухи» друг для друга, а постоянно «отражаются друг в друге… слышат друг друга и… отвечают друг другу»62.

С понятием вненаходимости Бахтин ввел важную модель субъекта, которая базируется не на традиционной бинарности взаимоотношений субъект—объект, а на тройственности этих взаимоотношений. Субъект здесь предстает в двуединстве смещенных позиций: он одновременно я и другой (автор и герой) и только на основании этого двуединства формируются его отношения с объектом (с текстом, с другими субъектами, с окружающим миром)341. Эта общая теория взаимоотношений субъекта и дискурса в советском контексте преломлялась особым образом. Уникальность контекста позднего социализма состояла в том, что в его дискурсивном пространстве доминировал авторитетный дискурс, избежать которого полностью было невозможно. Но в состоянии вненаходимости по отношению к этому дискурсу находиться было можно. Именно такое отношение практиковал «нормальный» советский субъект.