Идти с Машей в ресторан, да еще в обед, было совсем не с руки. Это не Питер, это Москва – тут еще быстрее настучат. Через час будет знать Алидин, через два – Яна. Что еще хуже всего ЦК, вместе взятого.
Поэтому я повел Тихомирову туда, где стукачей не ожидалось. Как и очередей. Ну кто в обед ходит в кафе-мороженое? Молодежь в школах да в институтах. Обычные люди на работе.
– Тебя не будут искать в МИДе? – поинтересовался я, провожая переводчицу к столику возле окна. Не сказать, что кафе пустое. Почти все столики заняты.
Я взял классический «Космос» с шоколадом. Маша – «Планету». Тоже целиком шоколадную и с сиропом. У Тихомировой из вазочки торчали какие-то рога из печенек.
– Я на дополнительном обучении сейчас, считай свободный график.
Мороженки мне явно не хватит – желудок заурчал, требуя что-то посерьезнее. Ничего, в столовой СпецНИИ наверстаю. Я там теперь собирался стать постоянным гостем. Пора было решать проблемку Полякова.
– …ты меня совсем не слушаешь? – Маша постучала ложечкой по вазочке.
Тихомирова согласилась перейти на «ты». После бурных обнимашек сближение шло стахановскими темпами. Судя по блестящим глазкам, игре с прядью волос, Машенька была не прочь познакомиться и ближе. Нет, может – не постель, но точно ресторан вечерком. Отблагодарить спасителя.
– Слушаю, слушаю. Значит, сын у бабушки в деревне, лечит ногу.
– Да, гипс через неделю снимают.
Маша щебетала, рассказывая про себя – в разводе, своя квартира, в МИДе ценят, часто отпускают в загранки, правда в социалистические страны. Трижды была в Болгарии, дважды в Чехословакии, помогала товарищам на переговорах с буржуями.
– Так ты переводчица с английского.
– Да, Мориса Тереза закончила, опыт почти десять лет!
– Мне бы преподаватель пригодился, – сориентировался я. – Подтянуть инглиш.
– Ой, я могу! У меня и учебники есть, и аудиокурсы.
Я смотрел на изящные коленки Тихомировой, которые едва прикрывало платьице, и размышлял. Кобеляж в Питере мне сошел с рук. Пока. Натуру не поменяешь. Сколько не раскаивайся перед Яной – это просто вопрос времени, кому я задеру юбку следующей. Замужней Калиновской? Вообще случайной девке? И все это кончится глобальным залетом – с разборками в парткоме, в семье, а может даже и в семьях… Нужно упорядочить процесс, сделать его безопасным, контролируемым. И я не про предохранение. Это само собой. Нужна легенда-прикрытие. Занятия английским – подходят.
На изменах в основном залетают из-за невнимательности. Опытные – дарят любовнице и жене одинаковые духи, перед возвращением домой тщательно проверяют себя у зеркала. Нет ли засосов, помады, волос… Никогда нельзя водить любовницу домой – тут у Тихомировой есть большой плюс. Своя собственная квартира. Что еще? Внимательные соседи. Да, эти могут стукнуть. В тот же МИД. Небось дом у Маши ведомственный. Это минус.
– …Что ты так меня внимательно рассматриваешь? – блондинка покраснела, нервно поправила воротник платья.
– По два рубля за академический час будет достаточно?
– Наверное… А для чего тебе нужен английский. И какой сейчас уровень?
Я объяснил про заграничную командировку, договорился прийти на тестовое занятие. Маша записала мне на бумажке свой адрес, домашний телефон. Я дал служебный, городской. Но предупредил, что работа секретная, могу надолго пропадать и не отвечать. Судя по взглядам, которые на меня бросала Тихомирова, это ее завело.
Всю следующую неделю, попивая йодную настойку, я окучивал СпецНИИ. Можно сказать, прописался там. Сразу после занятий в ПГУ ехал на Каширку. Там обедал. Шел в тир, отстреливал разные виды насадок на «Скорпионы». Общался со слесарями, потом пил кофе с Равилем. Короче, всячески старался стать своим, чтобы никто мне не удивлялся.
Вечером ехал в ГРУ, слушал лекции Полякова. Даже конспектировал в специальную прошитую секретную тетрадь «перед прочтением съесть».
И так раз за разом. Ситуация с отрядом подвисла – американцы требовали срочно выдать им курильский самолет с военными, наши требовали извинений, ответа на предложения МИДа по «Земле» не было. Также я не форсировал ситуацию с Тихомировой. Пусть созреет. Если женщина видит, что ты в ней сильно заинтересован, начинает вилять хвостом, испытывать мужчину. «Я не такая, я жду трамвая» – давай, утрой усилия. Мне передавали в дивизии, что звонила какая-то Мария, но я как раз в это время был в СпецНИИ, проверял режим охраны. На входе и выходе проверяли пропуска, записывали всех в специальный журнал. Просили открыть сумки. А вот багажники машин – не трогали. Все, что мне потребовалось – это попросить Равиля о пропуске для въезда на территорию и дождаться, пока раздолбай по фамилии Паршин свалит на обед из лабы, не заперев дверь.
Слава Аллаху, что до эпохи вездесущих видеокамер еще лет тридцать. Я просканировал пустой коридор, проник в лабораторию. Нацепил перчатки, респиратор. Сразу начал перебирать свинцовые контейнеры. Искал вариант с небольшой пластинкой. И нашел! А Федя говорил, что тут нет урана. Правда на приклеенной бумажке был указано «об». Обедненный? Никто же сюда обогащенный не привезет… Радиация была указан в радах, а не в рентгенах. Триста единиц. Черт его знает, что это значит. Много, мало?
Увы, особого выбора не было. Я взял то, что мне подходило по размеру, засунул контейнер в сумку. Снял защиту, глубоко вздохнув, спокойно вышел из лаборатории. Пусто!
Сумку сразу закинул в багажник, после чего пошел обедать. Как ни в чем не бывало сел за стол к Феде. Паршин был фанатом нарождающегося тяжелого рока – слушал группы The Kinks, Cream… Какой-то родственник привозил ему пластинки из-за бугра.
– Битлы – это прошлый век, – рассуждал лаборант, размахивая вилкой, – хотя и у них есть «тяжелая» песня. Helter Skelter. Но мир идет в сторону стилей, где главную роль играют бас-гитары и ударные инструменты.
Я кивал, поддакивал, а после того, как доел суп со вторым, быстро попрощался и свалил в ГРУ.
Тут же вообще был дебильный режим охраны. Входящих вообще не досматривали, выходящих – выборочно, облавами. Обычно запалить проверку на выходе можно было легко, просто постояв перед КПП, потрепавшись со знакомыми. Если на проходной – несколько человек охраны или патрульные, могут проверить сумку. Ну а если один-двое – смело тащи, что хочешь.
Я спокойно пронес контейнер на территорию, поднялся на этаж. Сегодня у Полякова был выходной – кабинет пустовал. Осталось только запереться, нацепить защиту. Вскрыть трубку телефона, достать пинцетом пластину из контейнера и поместить ее под мембрану. Тщательно закрепить изолентой. После чего все закрыть, протереть тряпочкой. Проверить телефон звонком с поста на этаже. Все работает, звонок идет, ничего не сломалось.
Добро пожаловать в ад, Дмитрий Федорович.
Контейнер, который мне должен был еще пригодиться, спрятал в лесу перед дивизией. Тряпку, пинцет и защиту выкинул в реку. Вода смоет радиоактивные частицы. Сам тоже тщательно помылся в отрядном душе, закинулся еще йодом. Проверился счетчиком Гейгера, который был в комнате химзащиты дивизии. Эта комната вообще не закрывалась – ну кого интересуют противогазы да старые ОЗК? Я был почти чист, фонило совсем немного. Дозу, конечно, хапнул, но надеюсь, в пределах нормы. На всякий случай остался ночевать в дивизии. Яна опять будет недовольна, но тут лучше перебдеть.
Уже на следующий день названивал Полякову на работу по «Алтаю». Ничего секретного – некоторые обороты в английском языке, которые я заставил долго объяснять мне полковника. Чем, похоже, его выбесил – прощался он весьма холодно. Ну ничего, скоро урановая пластинка тебя подогреет. А я помогу. Новыми звоночками. Главное, чтобы не забывал перекладывать трубочку от уха к уху. Так сказать, варился со всех сторон.
Появляться в нашем общем кабинете я не собирался. Назначил на начало июля учения «Грома». Один день – марш-бросок двадцатку. Следующий день – стрелковые соревнования. Потом штурмовка в «полигонном доме». Плюс отработка змеек, учеба по разминированию муляжей. Прикинул так. Неделю буду названивать Полякову на работу – потом посмотрю на его состояние. Если оно ухудшидся, сниму пластину и верну в лабораторию. Был шанс, что Федя спалит отсутствие одного контейнера, но я оценил риск как приемлемый. Уже слишком большим раздолбаем был Паршин. Сообщи об одном косяке руководству – вскроются еще три.
После марш-броска, наконец, позвонил Тихомировой. Мол, когда первое занятие, у меня тут вопросы по сложным деепричастным оборотам… И сразу получил приглашение с адресом. Опять тщательно помылся, выпил йода. От настойки мутило, но куда деваться? С волками жить – радионуклидами светиться. Впрочем, счетчик Гейгера показывал уже обычный фон. Ничего криминального.
Уточнять деепричастные обороты поехал на Устьинскую набережную. Маша жила в старом, еще дореволюционном доме с видом на Яузу. Высокие потолки, специальная комната для прислуги… Кучеряво обитали буржуи – ясно чего их свергли в семнадцатом. На серванте стояли фотографии. Пожилая семейная пара, лысый мужчина в костюме с густыми бровями а-ля Брежнев, курносый паренек. Последнего я знал. Пионер из метро.
– За какие же заслуги тебе выдали такие хоромы? – я продолжил ходить по комнатам. Лепнина, люстры их хрусталя…
– Выдали мужу. – Переводчица покраснела. – Он занимал в МИДе большую должность, был чрезвычайным и полномочным послом.
– И где же этот чрезвычайный человек? Он не заявится сюда в самый разгар… э… занятий? Со всеми полномочиями?
Маша неопределенно хмыкнула, разложила на столе учебники, тетради.
– Виктор умер в прошлом году. Инфаркт. Ему было пятьдесят восемь.
Тут уже я тяжело вздохнул. Все не так у нас пошло. Разговор про смерть близких, Тихомирова сразу «закрылась» – скрестила ноги, схватила руки в замок. А ведь так хорошо начиналось. Маша на входе поцеловала меня в щечку, взяла за руку, показывать квартиру. В столовой я обнаружил накрытый стол – закуски, салаты, вино.
И одета была моя учительница весьма вольно. Мини-юбка, чулки, укороченный жакет. Явно иностранный – у нас такой и в 200-й секции ГУМа не купишь. Осталось лишь только сделать пару шагов навстречу, бокал вина, то-се…
Но нет, чую теперь на поле выпустили играть команду «Динамо». Мы скучно проходили деепричастные обороты, потом Маша вдарила по пословицам и поговоркам. Их я практически не знал, а в разговорной речи они часто встречаются. В итоге целый час я мог разглядывать учительницу, а вот потрогать, увы.
– На этом все… – Тихомирова заколебалась. – У меня готов обед и…
– С удовольствием.
Я быстро покидал тетрадки и учебники в сумку, прошел на кухню. Взял бутылку «Саперави». Сейчас ускорим процесс. Поискал взглядом штопор.
– Ты же на машине! – Маша не подожгла конфорку с кастрюлей. – Как сядешь за руль?
– Очень даже просто.
– А вот просто не надо! – Тихомирова забрала у меня бутылку. – Иди мыть руки.
Все. Надо мной пролетела птичка «обломинго».
В «Волгу» садился в печальном настроении. Вроде и не мальчик уже давно, чтобы расстраиваться из-за женских капризов, но вот поди ты… Чем-то Маша меня зацепила.
На панели «Алтая» горел значок, что мне звонили. Я поднял трубку, набрал дежурного. Тот переключил на Гурьева.
– Где ты пропадаешь?! – сразу поинтересовался начальник американского отдела.
Ни здрасьте тебе, ни как дела…
– Был на уроке английского. А что случилось?
– Поляков внезапно в обморок упал и не приходит в себя. Вызвали скорую.
– Он же здоровый, как бык!
– Вот и я удивился. Может, из Азии что притащил? Хотя медики все прививки ему сделали. А потом еще проверяли по приезде.
– Точно проверить можно только на сифилис.
Гурьев хмыкнул.
– Ладно, приезжай, тут для тебя еще материалы пришли. Со мной позанимаешься вместо Димы.
Само собой, мчал я с визгом шин. Подействовала урановая пластина! И быстро-то как… Теперь ее надо срочно удалить из телефона.
Сначала заехал к тайнику, забрал контейнер. На базе взял новую защиту. Через два часа уже был в ГРУ.
Никакого кипеша тут не наблюдалось, поручкался с парой знакомых – никто про Полякова даже не знал.
Осторожно прошел в пустой кабинет, заперся. Нацепил защиту, вытащил пластину, убрал в контейнер. Все тщательно протер. Померил фон счетчиком. …! Он трещал как не в себя. Надо убирать из здания и телефон! Благо обычный, городской. Не вертушка – замену найду легко. Замотал телефон в полотенце, убрал в сумку к контейнеру. Еще раз померил. Теперь все пучком, чистота и покой. Все барахло оттащил в багажник.
Идти к Гурьеву или нет? Пошел.
Тот был занят, выдал мне материалы под роспись, отправил в секретку их изучать. Это были доклады и шифротелеграммы нашей резидентуры в ООН. Нью-йоркские товарищи сообщали о разработках разных служащих, слежке, пересказывали всякие дрязги и слухи в секретариате Совбеза и военно-штабном комитете. По сути, ничего интересного или ценного. Выучил основные фамилии, должности. Вернул все документы обратно Гурьеву.
– Ну что там с Поляковым?
– Звонил в больницу. Кровоизлияние в мозг. Обширное. Ничего не понятно, откуда вдруг инсульт?
– М-нда… печально это все. Заеду к нему. Он в Бурденко?
– Да, там. Но к нему никого не пускают. Он в коме.
– Ни хрена себе! – Я потрясенно покачал головой. – Ладно, держи меня в курсе.
– Само собой.
Сразу после ГРУ помчался на базу. Опять по дороге выкинул защиту в реку, в дивизии помылся. Сделал контроль. Дозиметр не ругался. Но домой ехать не решился. Выслушал пару ласковых от Яны, повинился.
– Дорогая, но что я могу сделать? Ночные стрельбы. Учения, понимаешь?
– Я ничего не хочу понимать! – голос жены в трубке дрожал. – Ты за неделю дома был всего один раз!
– Сам страдаю. Радуйся, что удалось отбояриться от прыжков с парашютом.
Кому-то в дивизии пришла в голову классная идея – сгонять «Гром» в Рязань на базу ВДВ и дать отряду еще и прыжковую подготовку. По большому счету – глупость. Пришлось подключать Алидина, объяснять по второму кругу про нашу специализацию. Разумеется, меня больше волновали Поляков и пластина. На три дня в Рязань, когда у меня убийство общественно опасным способом в самом разгаре? Спасибо, не надо.
С утра встал, сделал зарядку с «Громом». Пробежали в полной выкладке пятерку, позанимались в гимнастическом городке.
Потом к обеду на всех парах в ГРУ – отвезти телефон. Все тихо, шухера нет. Потом на Каширку. Занял место за пальмой в столовке на самом открытии. Сидел, ковырял бефстроганов, ждал Федю. Попутно размышлял: если в Бурденко догадаются сделать дозиметрический контроль, все может всплыть. Но как именно? В ГРУ все чисто, там концов не найдут. Будут думать на Бирму, что это там его траванули. Пока суть да дело, запросы, я уже отбуду в Штаты. Мог Поляков уже успеть сообщить обо мне американцам? Сомневаюсь. Какой-то экстренный канал связи у него должен быть, но вряд ли тут был повод им воспользоваться. Скорее всего полковник бы ждал регулярной эстафеты, готовил тайниковую операцию… В любом случае у меня и всех, кого я везу в Нью-Йорк, будут дипломатические паспорта. А значит, иммунитет.
– О, Николай! – в зал столовой шумной толпой зашли лаборанты. Включая Федю. – Давай к нам за стол!
– Я уже все, пора мне. – Сложил посуду на поднос, помахал всем рукой. И мигом стартанул в сторону лабы. Запер или не запер? Аллилуйя! Спасибо Фединому раздолбайству. Я проник в помещение, нашел место, где стоял контейнер в ряду других. Засунул его на место и уже было собрался обратно, как услышал голоса.
– А тут у нас радиационная лаборатория…
Это было голос Равиля! И он вел какую-то очередную экскурсию.
Я заметался. Куда спрятаться? Столы, свинцовые камеры, шкафы… Точно, за шкаф!
О проекте
О подписке
Другие проекты