Давненько я такой непогоды не видал…

Как всегда, выходные мы на даче. В этот раз я приехал с полной решимостью испытать мотопилу и поэтому, как только растопил печку (терпеть не могу центральное отопление), взял пилу и пошел к огромному стволу березы, который дожидался меня с прошлых выходных, притащенный трактором. Разложил все и присел на пенек насладиться тишиной перед «боем».

Небо, все в тяжелых тучах, придавило все и заставило молчать. Была полная, гнетущая тишина – ни скрипа дерева, ни дуновения ветерка. Как моряк, я подумал, что такие затишья бывают только перед бурями или сильными штормами, но идти смотреть барометр и проверять свою догадку не хотелось. Насладившись тишиной и мыслями о море, я встал и взял в руки пилу, в этот момент каркнула ворона и вспорхнула с ближайшего дерева. Я дернул за стартер, и пила сразу отозвалась злобным рычанием с дымом из глушителя, но постепенно, набирая обороты, бодро зарокотала. Через час со стволом было покончено – он превратился в кучу пеньков, некоторые из которых были в диаметре под метр. Цепь пилы была окончательно затуплена, а пила так устала, что еле фырчала последние несколько заходов.

За время битвы с березой я и не заметил, как пошел дождь и поднялся сильный ветер, все чаще приносящий снежные заряды. В руках зуд, в ушах звон, я и все вокруг в опилках, в воздухе стоит смесь стойкого моторного выхлопа мотопилы и пьяный запах лежалой березы. Я присел отдохнуть. Тут подошел соседский мальчик Пашка.

– Дядя Леша, помочь?

– Чего? Тебе лет—то сколько?

– Мне уже шесть лет, я могу пеньки к навесу перекатывать.

– А ты сможешь? Я сам тут пробовал поднять вон те толстые, так оторвать от земли не могу…

– Так круглое надо катать, я буду стараться, и вообще мне дед сказал пойти посмотреть, что тут за шум и надо ли помочь.

Этот парень стоял передо мной в ветровке, надетой на обычный летний спортивный костюм и в детских сапожках, на голове у него была бейсболка козырьком назад, уже вся мокрая.

– Давай так: вон там самые тонкие пеньки, ты начинай с них, а я начну с другого конца, а можно и на завтра отложить…

– Нет, до завтра нельзя оставлять, все намокнет, а сегодня есть еще время и поколоть.

– Ты и колоть можешь?

– Нее… колоть не могу, но я могу таскать полешки. Мне деда сказал, что надо закаляться и тренироваться, и что пока человек работает, ему холод и дождь не страшны.

Я вспомнил слова своего отца, в точности похожие на эти, и свою дочь, которую мы стали закалять с девяти месяцев, а с трех лет отдали в спорт, как водили ее в «Группу здоровья Никитиных», и пошел таскать и катать.

Тем временем ветер стал усиливаться и завывать, лес рядом уже стонал, нас поливал дождь, постепенно переходящий в снег. От навеса нас отделяло 10—15 метров, а колоть на месте было нельзя – размокшая глина под травой испортила бы нам все дело. Пашка, видимо, уже не в первый раз, ловко управлялся с пеньками. Когда мы закончили катать и таскать, уже стало темнеть…

– Паш, спасибо тебе, беги к деду, ты весь мокрый…

– А можно я здесь костер разведу? Вы ведь колоть будете, можно будет погреться, а я буду помогать дрова колотые складывать.

– Меня дед твой убьет!

– Нет, он только рад будет, что я тут пашу в таких условиях, он ведь у меня «десантура»!

– Ладно, давай…

Я начал колоть пеньки на полешки и думать о том, что в свое время мы вынуждены были заняться закаливанием дочери после того, как ее заразили при родах стафилококком… Сначала мы занялись с ней плаванием с трех месяцев до года, кажется, ездили в походы с ребенком с двух лет и жили в палатке на берегу озера по 2—3 месяца!

Тут мои мысли прервал Пашка:

– Дядя Леша, иди грейся, а я пока буду таскать.

Костер горел нормальным пламенем, немного дымя под дождем. Я присел на пенек и стал вспоминать, как мы отдали дочь в три года в «Группу здоровья Никитиных», модную тогда продвинутую группу оздоровления и воспитания детей, чего явно не хватает сейчас. Там дети и взрослые, кто выдерживал, в одних купальниках занимались спортом в зале и на улице, обливались холодной водой, а зимой еще бегали в таком виде и босиком по снегу на стадионе до температуры —15—18⁰С! Четыре часа занятий два раза в неделю по выходным. Эффект был поразительный – никто не болел простудными или вирусными заболеваниями, все серьезные заболевания, у кого какие были, отступали. Дети развивались намного быстрее своих сверстников. В группу входили все желающие. Об этом опыте много писали и говорили в СМИ и на ТВ, появлялось много последователей. Но наступила перестройка и здоровые дети нам стали не нужны, в этом плане отменили все, что только можно. Теперь мы видим хиляков, кашляющих и размазывающих сопли, чуть что. Характера нет, одни капризы и кучи лекарств, дающих осложнения.

– Дядя Леша, я все перетаскал…

Я поднялся, гремя своими костями, и пошел колоть дрова дальше, а Пашка сел к костру и стал подкидывать дрова. Дождь сменился снегом, который переходил в метель и буран… Ванты телевизионной антенны, что стояла у меня на крыше, прикрученная к восьмиметровой мачте от парусной доски, свистели и вибрировали. Антенна давно не работает, но лезть на 14-ти метровый конек четырехскатной крыши я уже опасаюсь. Полностью стемнело, и мы работали в лучах уличного освещения и свете костра, отбрасывая длинные тени.

Подошел «Василич» – дед Пашкин, поздоровался со мной, спросил, чем помочь, и пригласил в баньку. Стал расхваливать Пашку, что не сидит без дела:

– Два года назад мне пришлось забрать его у родителей, сын не возражал, жалко парня было – постоянно болел, две недели в месяц, то простыл, то вирус, то просто сопли. Такие проблемы с ним были, слабак и дохляк, все за мамину юбку держался. А теперь ничего, вот живу с ним второй год на даче. Занимаемся делами, тренируемся, закаляемся, и не болел ни разу за это время. На парня стал похож, бодр и весел, и этим городским хилякам сто очков вперед даст по всем вопросам… Многому научился и думать стал по—другому.

– Ну, с таким боевым дедом, как Вы… Спасибо Вам и ему большое, помогли. Мы вот тоже одно время дочь и закаливали и спортом с ней занимались, и результат был отличный.

– Нынешнее поколение нежизнеспособно, сами хиляки и родят хиляков и больных – в армии служить некому. За деньги служить-то будут наемники, а умирать не пойдут за нас. А пошлют таких Родину защищать – полягут. Сейчас родители считают, что если их ребенок «комп» освоил и играет на нем в стрелялки, то он и на улице или на поле боя будет так же ловко стрелять – трупом он там будет. Сегодня многие стали полуживыми, и наследство у них будет соответствующее. У меня соседка по даче детский врач со стажем – говорит, что нынешние дети все больны, да не просто, а уже и на генетическом уровне многие, что у них такие болезни, которых раньше у детей и не было. А родители этого не понимают, им бабки делать надо, тусоваться и быть успешными. Вот я Пашкой и занимаюсь, и он больше не болеет и умнее всех своих сверстников. А родители, если бы они сейчас его видели, с ними бы истерика была, да они и сами-то постоянно болеют.

Снег повалил такой, что работать дальше не имело смысла, да и все тело у меня ныло и стонало. И мы пошли париться. Когда стали раздеваться, выяснилось, что мы промокли до костей! Банька и чай с мятой сделали свое дело.

Придя домой, я сразу пошел смотреть барометр: стрелка стояла на 730 мм. рт. ст. и продолжала падать, и уже через час барометр показывал 720, шел буран, ветер и снег пытались все порвать и разбросать. Уличные фонари были еле видны, в лесу с треском падали деревья. Ветер наметал сугробы. Потом свет отключили – это из-за ветра, такое бывает. Я вспомнил ночь в Мраморном море, когда мы в шторм шли вдоль берега по глубине 9—10 метров и ориентировались на огни дроги, что шла вдоль берега, а потом ветер усиливался и свет на берегу на время вырубался, потом включался, и так продолжалось, пока мы не дошли до строящейся марины.

К утру давление упало до значения 705 единиц – такого я не припомню. Ветер все усиливался, снег стал сменяться дождем. Я с трудом, так болело все тело, оделся и пошел дальше заниматься дровами. Через пол часика подошел Пашка.

– А мы с дедом с утра пошли в лес и попилили то, что ночью попадало, а потом на тележке вывезли к себе под навес. Нам теперь на всю зиму хватит.

– А вы здесь всю зиму будете?

– А что, у нас все есть: и книги, и учебники, и Интернет, и вообще все… Будем, конечно, иногда ездить домой, в цивилизацию.

– Спасибо тебе, я справлюсь тут сам, а ты иди, промок весь вон.

Пашка был одет как вчера и стоял весь мокрый и улыбающийся, а на улице +2⁰С.

К 15:00 ветер немного скис, а давление поднялось до 715, облачность приподнялась, разорванная ветром, прорвалось солнце…

Закаляйте своих детей и внуков, если не хотите испортить им жизнь и создать себе проблемы.

Лагерь на Жижице – наша полиэтиленовая дача

Нет ничего лучше случайных встреч со старыми знакомыми и друзьями, с которыми давно не виделся. Тут такие откровения можно высказать или услышать, такое вспомнить – мама дорогая…

Удивительно, но увиделись мы, стоя в одной очереди – а разве бывают сегодня очереди? Разве стоят в очередях генералы, да бывшие начальники Московской региональной таможни? Невероятно, но факт! Тут, конечно, кто-то скажет: это что такая за очередь, чего такого дают, если генералы стоят?

Раньше мы встречались на берегу Жижицкого озера, где отдыхали семьями и стояли большими лагерями, а иногда еще на юбилеях. Обрадовались, бросили очередь и углубились в воспоминания…

Было время, конец времени СССР и начало перестройки – конец прошлого века, 1986—2000 годы. Я тогда с семьёй ездил в Псковскую волость, Великолукский район, на Жижицкое озеро вблизи деревни Спичино.

Удивительные места: песчаный пляж в три километра дугой с дюнами и кривыми соснами среди мха. Там мы и устраивали свои лагеря – мы это москвичи и питерцы – любители парусных досок и катамаранов, грибов, ягод и рыбалки, да глухих безлюдных мест вдали от цивилизации. Само озеро – это блюдце диаметром 11,5 километра с постоянным почти ветром западных направлений – от заката, средней глубиной пять метров и постоянно теплой водой 22—26⁰С.

Через 4—6 дней после приезда и установки лагеря к нам «вся живность в природе привыкала» и уже заходили утки на чай, а местные боровые птицы развлекались, скатываясь с конька палаток по полиэтилену, как мы с горок зимой, ежи наведывались и белки пробегали. Вдали от нас на водопой приходили лоси.

Постоянный шум прибоя и крики чаек, как на море. Единственное, что связывало нас с цивилизацией, был магазин сельпо и почта в деревне в 5—7 км от озера, куда мы ездили за хлебом – больше ничего практически не покупали, все везли с собой.

Незабываемое ощущение вечности – эти магазин и почта, казалось, что они стоят вечно с времен царей, под стать им и строения вокруг.

На хуторах были дома, крытые дранкой, с земляным полом без электричества – лучины, печка…

Но люди какие были, старики, бабульки и их взрослые дети – все неопределенного возраста – морщины на их лицах и спокойные, застывшие на месте под нависшими веками глаза передавали всю тяжесть пережитого и испытанного, так типичного и привычного для них в этих лесах и болотах, где еще оставались окопы и оружие времен ВОВ, да останки бойцов лежали тут и там.

На почте мы отправляли письма на «большую землю в Москву» и получали «до востребования», делали мелкие покупки да иногда звонили по телефону, делая заказ и ожидая, а телефон, еще довоенный, стоял прямо на прилавке перед работницей почты. А ещё на прилавке были выложены милые открытки, конверты и марки. Огромные печки и в магазине, и на почте, стояли в углу, были круглыми, железными.

А запахи на почте и в магазине какие – запах веков, истории, основательности, все пропитано неспешностью, время там останавливалось. И действительно, из местных никто никуда не торопился – видимо, они познали этот мир и жизнь.

Выходишь на улицу, а рядом водокачка с журавлями на башне… И воздух насыщен запахом навоза, луговых трав, свежего сена, пролитой солярки, смородины, что растет в каждом дворе. Чуть поодаль, ближе к лесу, сочно пахнет смолой хвойных деревьев и грибами.

Мы приезжали на озеро к 25 июня и оставались на два месяца до 25 августа. Из туристов приезжали первыми. У нас был флагшток и, приехав, мы поднимали свой флаг, а когда уезжали, то снимали его до следующего года.

Чтобы прожить два месяца, невзирая на погоду, надо иметь хороший лагерь и массу увлечений, чтобы было чем заниматься. У нас была большая палатка с двумя спальнями и закрытой верандой с прозрачными стенками, которую мы дополнительно накрывали полиэтиленом от затяжных ливней и притягивали к земле дополнительными веревками от сильных ветров. Перед палаткой стояла кухня в 35 м² – крыша брезентовая, а стенки из полиэтилена. Все это было так укреплено, что не боялось ни ветра, ни дождя. От кухни, под углом в лес, уходила стенка из брезента метров на 15, закрывая палатку от ветра. Получался некий внутренний двор, где было выложено из валунов кострище, в котором лежали, сваренные из арматуры, сетки для ведер с водой и валунов для бани. В самой кухне был кухонный стол в два этажа, а к нему примыкал стол с газовой плитой, укрытой высокими стенками с трех сторон. Стояли столы и кресла, где мы кушали, и еще автоприцеп. Идиллия и порядок, все продумано и под рукой. При входе на кухню на сосне висел умывальник, полочка для туалетных принадлежностей и зеркало. За палаткой были кусты, а за кустами стояла баня – квадратная полиэтиленовая комната со стороной 2,5 метра и высотой в 3,5 метра, куда мы затаскивали ведра с водой, холодной и горячей, да валуны из костра, и парились с березовыми вениками. Еще чуть дальше в кустах стояло чудо удобств – брезентовая кабинка с полиэтиленовой крышей, сиденье с пластиковым стульчаком, а под ним большая яма. Пол был из досок, висел рулончик туалетной бумаги и стоял баллончик аэрозоли от комаров и мух. Недалеко от палатки стояла машина под чехлом, а за машиной мы ставили теннисный стол.

Я катался на парусной доске и на швертботе «Мева». Мы играли в теннис, занимались резьбой по дереву, читали книги – это пока одни.

А когда приезжали туристы и коса заполнялась лагерями, бывало, до пятнадцати палаток, становилось весело. Днем гонялись на досках, проводили соревнования. Словом, ходили под парусом. Вечером все прогуливались парами по кромке песка у воды, заходили друг к другу в гости на чай, на расписать пульку или просто поболтать. Почти каждый вечер устраивался большой костер, вокруг которого собирались «дикари» с гитарами. Пили чай и что-то крепче, были гитары и песни бардов. Без этого нельзя! Посиделки затягивались до глубокой ночи.

Полно было детей, от двух-трех лет и старше. Никто не скучал. Разыгрывали индивидуальные и семейные чемпионаты по теннису – у нас, играли в волейбол через сетку и было команд 6—7 по 4 человека. Дети не отставали от взрослых и во всем их копировали. Целыми днями они бродили босиком в одних трусах и купались, и ничего их не брало! И не было мамашек, которые их загоняли «домой» из воды, с солнца, и вообще…