Наша толпа одобрительно загудела и я, выдавил на лицо радостную улыбку, одновременно кляня своих вынужденных коллег за короткую память. За те пять месяцев, что я трудился грузчиком, это была уже четвёртая подобная загрузка и не надо было быть гением математики, чтобы рассчитать периодичность происходящего, чем я, собственно, и занимался, отмечая в голове даты подобных событий.
– Да, именно так! – Планшет в руке Руллсона описал очередную дугу: – Грузим и рабочий день окончен. Обед и отдых до утра.
Радостное ворчание усилилось и мне, дабы не выделяться на этом фоне, пришлось изобразить нечто похожее.
Да, должен признать, будь я грузчиком, тем самым, опустившимся на самое дно, я был бы, без каких-либо сомнений рад.
А как же!
Быстро закидываем конты, раскрепляем, и всё – можно вернуться в отсек-барак.
Чем не радость?
А сделаем быстро, да чётко – глядишь и господин суперкарго расщедрится. На бутылочку чего-либо горячительного. Вполне может – прошлые разы-то – проставлялся!
Весело переругиваясь втягиваемся в ангар, проходя сквозь рамку металл-детектора. Он молчит – ни у кого из нас нет и грамма металла, чтобы нарушить его сон. Стоящий на страже полицейский мерно кивает головой, подсчитывая нас. После, когда мы все пройдём, он сверит свои данные с цифрой, переданной ему суперкарго, и только тогда, когда они совпадут, даст добро начать работы.
Ну а после, когда мы, отработав положенное, пойдём назад, всё повторится.
Стандартная процедура, рутинная как сама вселенная – а ну как кто-то решит сбежать?
Ага. В трюме. Зайцем.
Бред.
Можно подумать, что там, вне Станции, нас ждут райские кущи, полные красоток. Нет, такелажник, некуда тебе бежать, да и незачем – всё одно кроме как грузчиком тебе не устроиться. Так что – тащи свою лямку, да благодари руководство за койку и жратву.
В ангаре нас уже ждут конты, определённые под загрузку.
Их не сильно много – десятка полтора, но их внешний вид заставляет моё сердце учащённо забиться. Золотые, с боками, расчерченные косыми зелёными полосами, они под завязку забиты наличностью, которую банк отправитель перебрасывает своему отдалённому филиалу, разместившемуся в каком-то отсталом мирке, где электронные платежи не смогли вытеснить старые добрые хрустящие банкноты. В каждом из контейнеров не менее десяти миллионов – ничтожная сумма для галактического банка, и совершенно запредельная для любого человека, зарабатывающего себе на хлеб честным трудом. Что уж говорить о нас, радующихся лишней сотне кредитов.
Сглатываю, теребя ворот комбеза и Ярис, напарник, хохочет, хлопая меня по спине:
– Что, Сэм? Лакомый кусочек, да?
– Не для нас, – мотаю головой, отводя глаза в сторону: – Хотя да, ух, я бы замутил с такими деньжищами! – При этом я почти не вру. Как там говорили наши предки? Мене, текел, фарес? Исчислено, взвешено и поделено? Да, именно так. Бросаю быстрый взгляд на конты – стойте смирно, дорогие мои, ваше содержимое ждёт именно эта участь.
Но, хватит раздумий – начальник, уважаемый господин Руллсон, всем своим видом являет крайнюю степень нетерпения.
Ещё бы! Ему очень хочется заслужить похвалу господина старшего инкассатора, который прибудет на транспорте банка-отправителя.
Прошлые два раза, заблаговременно расставив конты в погрузочном порядке, что позволило закинуть их в трюм со значительным опережением нормативов, наш суперкарго был отмечен милостивой улыбкой и благодарственным кивком. Нам-то, такелажникам, на это пофиг – ну морду не набили – и на том спасибо, а вот для начальничка нашего подобные моменты были крайне важны. Кто знает, вдруг господин старший инкассатор, в очередной раз получив отменно оказанную услугу, нет, да и упомянет господина Руллсона там, На Центральной Планете Кантона? Как специалиста, на которого можно положиться? И вдруг слова его да упадут на благодатную почву – верные люди всегда же в цене?
И тогда…
То, что наш начальничек уже видел себя в кресле Грузового Директора Кантона, управлявшего течением грузов с пары десятков планет, было видно невооружённым взглядом.
Все эти мысли настолько открыто проступали на его лице, что мне приходилось сдерживать себя – соблазн подойти, и положа руку ему на плечо, рассказать о близком крахе его надежд, был велик. Весьма, замечу велик, особенно принимая во внимание мой план, ради которого мне пришлось завербоваться на эту работу.
Но – всему своё время.
– Шевелитесь! – взмах планшета выдаёт охватившую нашего суперкарго нервозность: – Вы! Бездельники! Вам выпал редкий шанс – прикоснуться к ТАКИМ деньгам! К которым вам, отбросам, не приблизиться никогда. Шевелитесь! Инкассаторы уже в системе и лично мне неприятности не нужны!
В этом он прав – команды этих кораблей, выкрашенных в ту же гамму, что и ожидавшие их конты, особой мягкостью характеров не отличались. Бывали случаи – не знаю, страшилки то были, или правда, но ходили упорные слухи, про то, как где-то, на некой Станции, такие вот бравые парни поставили к стенке всю бригаду.
За что?
Да за нерасторопность и медлительность, проявленные не то при разгрузке, не то при загрузке контов с баблом.
Было так, или нет – не знаю, но вполне верю, в то, что подобное могло произойти. Уж больно круты были те, кому власть доверяла столь близкое общение с самым важным из своих рычагов – с деньгами.
Мы с Ярисом стоим у второго в очереди конта. Процедура проста – пропустить передний ремень сквозь проушины, пропустить, таким же образом, задний, затянуть оба стопорными замками, да активировать грав-компенсаторы – иначе эту махину нам с места не сдвинуть. Это мелкие коробки, да небольшие конты мы руками таскаем, а вот всё подобное – конкретно большое, только так – с компенсаторами. Каждый раз, когда эти небольшие коробочки оказываются у меня в руках я не могу сдержать завистливого вздоха – как бы раньше знать! Да с такими игрушками я б, ту Гусеницу, тот разбитый транспорт с рудой, выпотрошил бы моментом. И не сказать, что коробочки эти – секретны. Нет, лежат себе в свободной продаже. Вот только продают их заведения, ориентированные на погрузо-разгрузочные работы, ну а я, в прошлом, туда и близко не подходил – незачем было.
Опутываем первый конт ремнями, готовясь активировать компенсаторы, как прибудет Банковский транспорт. Мой комм – дешёвая модель – пластиковый ремешок на запястье, вздрагивает подавая сигнал. Наклоняюсь над его боком и отскакиваю назад, хватаясь ладонями за лицо.
– Господин Руллсон, господин Руллсон, – начинаю частить, напустив на лицо озабоченное выражение: – Вот, посмотрите! – Тру бок конта ладонью, словно стирая грязь: – Да как же это, а? Господин Руллсон? Это не мы! Честно! Не наша смена! Мы и…
– Да отойди ты! – отталкивает он меня в сторону, наклоняясь над золотым боком: – Не видно же ни…
Хоп!
Выскочившая из рукава заточка упирается ему в горло и он, как был – в согнутой позе, замирает.
Откуда заточка?
Ха!
Да из рукава, откуда же ещё.
А детектор? Ну те, воротца на входе?
Так она – пластиковая.
Просто кусок сверхпрочного пластика, аккуратно заточенного с одного конца и обмотанного тряпками с другого. У нас всех, у грузчиков, такие есть.
Зачем? Ну мало ли, что отрезать понадобится? Канат там укоротить по месту, или чальный ремень подрезать. И вот, когда понадобится, тогда что? За инструментом бежать? Под нетерпеливые крики пилота и ругань начальничка?
А оно нам надо? Ругань в свою сторону слышать? За это и под ребро получить можно. Угу. Именно вот такой заточкой.
Вот. А так – завсегда под рукой. Вот прям как сейчас.
Слегка нажимаю на его горло, и почтенный господин Руллсон медленно выпрямляется, расставляя руки в стороны.
– Сэм?! Ты чё?! – выскочивший из-за конта Ярис замирает, не зная, что и делать.
– Ты что? Перепил? Горячка? – Начинает бледнеть он: – Так вчера ж, все, по маленькой принимали? И не более, чем…
– Отойди. Не мельтеши. – Киваю ему и нажав ножом на горло господина суперкарго, заставляю его отойти в сторону от конта: – И вы все! – Обращаюсь к бригаде, бросившей работу и замершей вокруг нас: – Всем – к стене! К той – дальней!
– Сэм? – К суперкарго возвращается голос, правда вот звучит он сдавленно. Ну а как иначе ему звучать, когда моё лезвие щекочет кожу: – Ты что творишь? Ну убьёшь меня – и что с того? Я же реснусь. А вот тебя, Сэм, ждут…
– Убивать? – Перебиваю его и перехватываю нож так, что лезвие ложится ему на шею там, где под тонкой кожей бьётся ярёмная вена: – Убивать и не собираюсь. Я тебе связки вырежу. Голосовые, – делаю пояснение, понимая, что ответить ему, по вполне уважительной причине, сложно. Только шевельнись – заточенная полоса пластика мигом распорет плот, высвобождая фонтан крови.
– А затем, – продолжаю, облизнувшись: – Язык. Он, если ты не знал, у людей, длинный. Тебя, господин Руллсон, конечно вылечат. Но, – подмигиваю ему: – В соответствии со страховкой. А она у тебя – ай-ай-ай, эконом-два класса.
Его глаза расширяются от удивления, и я киваю, спеша разрешить эту загадку.
– Откуда я знаю? Я, уважаемый суперкарго, про вас знаю всё. И про мечту твою – вырваться отсюда и про любовницу из бухгалтерии. Угу, про Марту, про неё самую. И про то, сколько ты на чёрный день отложил. Но это всё лирика. Я про страховку говорил. Так вот, Руллсон – зря. Зря ты на ней экономил. Тебе, по ней, только шкурку заштопают – и не более. А вот язык новый, или там связки – не. И как ты нас материть будешь?
Вижу – проникся. Побледнел так, что скатерти в ресторане класса ААА+ обзавидуются.
Но и перегибать мне не стоит – а ну как вырубится? А мне он в сознании нужен.
– Но ты не бойся, – снижаю напряжение в голосе: – Будешь хорошим мальчиком – останешься целым. И при связках и всём прочим. Я ж не зверь и не маньяк какой, – в последнее он не верит, это хорошо видно по выпученным глазам, но мне пофиг на его мнение: – Ты вот что, – продолжаю, шагнув ему за спину и прижав лезвие остриём к его шее: – Планшетик свой возьми, так чтобы я его видел… вот умничка, – планшет оказывается перед нами: – Да ворота номер четыре открой.
Надо заметить, что ангар, определённый под место передачи груза инкассаторам, имел несколько выходов. Так было заведено ещё с тех времён, когда здесь, в Системе Бимпа, денежные потоки текли в полную силу. Тогда, во времена Империи, сюда одновременно могли прибыть сразу несколько полосатых бортов, спеша освободить свои трюмы от банкнот, приняв взамен, слитки, кристаллы, или меха – в общем всё то, чем местное население могло уплатить Имперские сборы, получив взамен наличность. И не раз в четыре недели, а почти ежедневно – богатевшее население
О проекте
О подписке