Мужик докурил, потушил окурок в пепельнице, прилаженной к стене, и ушел в вагон. Я встал лицом к наружной двери и попытался разглядеть, что творится за маленьким замызганным стеклом. Но, к сожалению, ничего толком не увидел: снаружи царила тьма, лишь изредка разрываемая светом фонарей. Поезд выехал из столицы и разрезал пространство спящих пригородов.

Я выкурил сигарету, постоял минут пять, допивая пиво, потом выкурил еще одну. За окном промелькнула река, отражающая блеклые ночные огни, очередной подмосковный город, и мы понеслись дальше к северу. Домой.

Возвращаясь из тамбура, я выкинул пустую бутылку в мусоросборник и посетил туалет – его, наконец, открыли. Потом вернулся на свое место.

Моя соседка все так же читала книгу, как и пятнадцать минут назад. Увидев меня, она оторвалась от книги и спросила:

– Вы спать еще не собираетесь ложиться?

Спать вообще хотелось, но я еще не собрался. Да и просьба девушки мне была понятна: ее место было на верхней полке – если бы я собрался спать, ей бы тоже пришлось ложиться. Поэтому я ответил:

– Пока нет.

– Я тогда посижу, почитаю? – спросила она.

– Да, конечно. Вообще если хотите, я могу уступить вам нижнюю полку, мне все равно, где спать.

– Вы серьезно?

– Абсолютно.

– Ой, спасибо большое! – Она улыбнулась.

– Пожалуйста.

Мимо пронеслась какая-то маленькая пустынная станция, освещенная несколькими фонарями. В их смутных отблесках, светомузыкой проскакавших по нашему вагону, я смог разглядеть свою соседку лучше.

Симпатичное, немного детское лицо. Рыжие волосы и зеленоватые глаза. Небольшой носик и пухлые губки. Она мне понравилась.

– Интересная книга? – спросил ее я.

– Да, интересная.

– А о чем?

– Ну как вам сказать… – она улыбнулась, – обо всем.

– Понятно, – улыбнулся и я.

Свет в вагоне притушили до минимума, большинство пассажиров уже легли спать. Кругом царил полумрак, лишь изредка прорезаемый сполохами пролетающих мимо окон фонарей. Интересно, в такой темноте действительно можно читать?

– А вы военный? – спросила меня соседка спустя некоторое время.

– Теперь уже нет, я домой еду – на дембель.

– В Петербург?

– Да. А вы?

– Я тоже в Петербург. Кстати, давайте на «ты».

– Давайте. Точнее, давай.

Она негромко рассмеялась.

– Меня Женей зовут. – И она протянула ко мне через стол свою небольшую ручку.

Представившись, я легонько пожал ее влажные теплые пальцы. Вечер, а точнее ночь, знакомств продолжалась.

Мимо прошла проводница. Стукнула дверь в конце вагона.

– А ты тоже домой едешь? – спросил я свою новую знакомую.

– Нет, в гости. К бывшему однокласснику. Я в Москве учусь.

– Понятно. И на кого учишься?

– На журналиста.

– Интересная, должно быть, профессия.

Она легонько улыбнулась.

– По-разному. Но мне пока нравится.

На сей раз улыбнулся я:

– Почему пока?

– Ну, кто же знает, что будет через год или два, я ведь только на втором курсе учусь…

– Думаешь, что разочаруешься?

– Не знаю, все может быть. А ты кто по специальности?

– Свободный художник.

– В смысле?

– Ну, как-то так. Учился на юридическом, но понял, что не мое. Разочаровался, как ты говоришь. Зато в армии пригодился. Теперь вот думаю: кем дальше быть. Может, на философский пойду.

Проводница снова прошествовала мимо нас – на сей раз в обратном направлении, к себе в купе.

– Чего не спите? – походя, спросила она.

– Не хочется, – ответил я за нас обоих.

Проводница не произнесла больше ни слова и молча удалилась.

– А почему на философский? – спросила Женя.

– Не знаю, хочется.

– И кем будешь?

– Философом, – улыбнулся я.

Мы помолчали. Я решил снова сходить перекурить.

– Я пойду покурю, хорошо? Если хочешь, можешь ложиться спать.

– Я не хочу.

– Ладно, как знаешь.

Я стоял и курил в тамбуре, в мутном стекле на двери вагона плясали блеклые пятна фонарей, один раз проскочил встречный поезд. Мелькали километровые столбики, ведя свой нескончаемый счет, ползли минуты, часы… я приближался к дому.

Вышел заспанный мужик и тоже закурил.

– Не спится? – спросил он.

– Нет, – ответил я, потушил окурок в пепельнице и вернулся в вагон.

Женя смотрела в окно. Вокруг сопели и ворочались люди. В вагоне было душно.

– Странно, – сказала Женя.

– Что странно?

– Что ты хочешь быть философом.

– Почему?

– Не знаю. В наше практичное время люди хотят быть политиками, экономистами, юристами в конце концов… А ты вот – философом.

– Наверное, я странный.

– Наверное. Странный сосед по вагону, уступивший свое место…

– … Который вдобавок еще и лишает тебя сна.

– Скорее уж я тебя его лишаю.

Мы засмеялись.

– Тише вы, – цыкнула проводница из открытой двери своего купе.

– Хорошо-хорошо, – поспешил успокоить ее я. – У вас кофе есть?..

Потом мы пили кофе и болтали. Улыбались друг другу. Придумывали названия безвестным поселкам, внезапно возникавшим из ночной мглы в окне и так же внезапно исчезавшим.

– Я хочу изучать жизнь, потому что интереснее нее в этом мире ничего нет. Деньги, политика, законы – это все производные, – говорил я, – в основе же лежат неколебимые глыбы бытия, его первостепенные принципы. Человеческие взаимоотношения, отношения человека с внешним и собственным внутренним миром. На этом базисе строится все остальное.

– Но кто-то ведь должен делать обыкновенные практичные вещи, – улыбалась Женя, – не всем же заниматься осмыслением глобальных проблем.

– Не всем, а только таким странным попутчикам, как я…

И мы снова болтали, болтали, болтали. Ночь сходила на нет, уступая место блеклому чухонскому утру. Мы приближались к Петербургу.

За окном мелькали поймы рек в утреннем тумане, зеленые перелески, поля, медленно просыпающиеся русские деревеньки. Покосившиеся дома, силосные башни, пустующие фермы. На проносившихся мимо платформах появлялись первые люди, ждущие утренних электричек.

– Скоро будем дома, – сказал я.

– Кто-то дома, а кто-то в гостях, – поправила меня Женя.

– Ну да. Ты права. Никогда не думала перебраться в Питер?

– Не знаю. Вообще мне нравится ваш город: он более уютный и душевный, чем Москва. Живой какой-то что ли… Архитектура эта старинная, атмосфера набережных, дворов-колодцев… И люди – совсем другие люди, приветливые и отзывчивые…

– Ну и?..

– Для начала надо институт закончить, – она улыбнулась, – а потом можно будет думать и о переезде.

Я сходил еще раз на перекур. Потом зашел в туалет и умылся, пока не образовалась очередь из начинавших просыпаться пассажиров вагона. Вернулся на свое место. Женя пила кофе.

– Я сдала белье, – сказала она, – ничего? Ты спать не собираешься?

– Нет, – я посмотрел на часы, – через два часа уже приедем.

– Я так и подумала.

Следуя примеру моей попутчицы, я сходил и взял у проводницы кофе. Наполнил стакан из бачка с кипятком напротив ее купе.

– Только закипел, – сказала мне проводница.

– Ага. Хорошо.

Проводница пошла по вагону будить пассажиров. Я двинулся следом за ней к своему месту, где оставил новую знакомую.

– А в армии вообще как было? – спросила меня Женя.

– По-разному там было, трудно сказать.

– Не жалеешь, что пошел?

– Я вообще никогда ни о чем не жалею. Наша жизнь – это захватывающий спектакль, где нам отведено такое количество ролей, которое никогда не сможет сыграть ни один профессиональный актер. Если специально играть, конечно. А так – в процессе взаимодействия с окружающей реальностью каждый из нас раскрывает свой артистический талант… так что пусть этот спектакль длится и дальше, предлагая нам все новые и новые пути развития сюжета. Нам не о чем жалеть, потому что в конце всех нас ждет непременная овация! Я не жалею о прошлом, я предпочитаю настоящее.

– Понятно. Ты действительно философ! Но это все-таки время…

– Никогда не жалей о времени, ведь само время нас не жалеет. И потом – я приобрел колоссальный жизненный опыт. Я ведь не в восемнадцать лет пошел, как большинство, когда вообще ничего не смыслишь в жизни. Я увидел людей, совсем других людей, не тех, которых знал. Люди в экстремальных условиях ведут себя иначе, нежели в обыденной жизни. Они становятся теми, кто есть на самом деле. Подлецы – подлецами, хорошие люди – хорошими людьми. Вот поэтому все это не зря…

– Философски.

– А как же.

Я глотнул кофе.

– Мы во сколько прибываем? – спросила Женя.

– В начале десятого.

– Знаешь, странно как-то. Я ведь вообще могла в Питер не поехать, билет взяла за час до поезда – и то сомневалась, хочу ли ехать. А вот взяла – и с тобой познакомилась.

– Видишь, я ж говорю: никогда ни о чем не жалей.

– Наверное, ты прав.

– Давай я тебе экспромт прочитаю. Стихотворение.

– Ты стихи пишешь?

– Немного. На самом деле это я сочинил, когда в последний раз ходил курить в тамбур. Там, знаешь ли, особая атмосфера, поэтическая.

– Читай тогда скорее!

– Итак:

 
Этой встречи могло не случиться
В пене дней, так похожих на бред:
Я мог бы просто напиться,
Ты могла бы не взять билет.
Мне б тогда не увидеть улыбки,
Озарившей грешный мой путь,
Ведь жестокой судьбы ошибка
Могла разом все перечеркнуть.
Слава богу, все стало, как стало, —
Словно в старой сказке точь-в-точь;
Жаль одного – слишком мало
Длилась эта в поезде ночь…
 

– Ты сейчас это сочинил, правда?

– Правда.

– Классно!

– Ну, как умею…

– Нет, правда, замечательно. И так в тему. Даже про билет.

– Я не волшебник, я только учусь.

Мы посмеялись. Потом Женя пошла умываться. А я в очередной раз (какой – сотый? тысячный?) пошел курить. Мы приближались к конечной точке нашего маршрута. Последний бросок до дома…

… – Действительно, жаль, что так мало длилась эта ночь в поезде, – грустно улыбнулась Женя, когда вернулась, – только познакомились и уже надо расставаться.

– Что поделаешь. Это спектакль – жизнь, и такие у нас в нем роли. Но, раз случилось так неожиданно познакомиться, можно это знакомство и продолжить. Ты как считаешь?

– Я только за!

– Тогда нам необходимо обменяться номерами телефонов и при первой же возможности встретиться!

– Так и поступим.

Мы обменялись контактами и договорились обязательно встретиться. Если я буду в Москве – звоню ей, если она в Питере – звонит мне.

– Ну, вот и замечательно.

– Да!

А наш поезд, между тем, въезжал в Петербург. Потянулись угрюмые пакгаузы Ижорских заводов, мрачные заборы Металлостроя, поезд сбавил ход. Пассажиры на соседних местах собирали вещи. Кто-то ругался на непослушного ребенка в конце вагона.

– Тебя будут встречать? – спросил я Женю.

– Вряд ли. Не люблю, когда меня встречают, сама до места доберусь.

– А меня, наверное, будут.

– Друзья?

– Да.

– Понятно, – в ее голосе скользнула едва заметная грусть.

По вагону прошла проводница:

– Через десять минут прибываем!

Мы стали собираться. Я достал свою сумку и одел китель, фуражку оставил в руках. Люди потихоньку покидали свои места.

– Ну что, пойдем?

– Пойдем.

Мы стали двигаться по проходу в сторону тамбура.

– Не торопитесь, – кричала проводница, – все успеют выйти.

Поезд въезжал на Московский вокзал, маневрируя по путям. Мимо поплыл перрон, на котором толпились встречающие.

– Вот и приехали, – сказал я вслух.

– Да. А ты совсем не поспал.

– Я-то что… Вот тебе не дал…

– Я еще успею, – улыбнулась Женя.

Наконец поезд остановился. Проводница открыла дверь вагона. Пассажиры потянулись на выход.

Я вышел первым и подал Жене руку. Она легонько спрыгнула на платформу.

– Давай теперь прощаться, – улыбнулась она.

– Давай.

– Ну пока!

– Пока. Я тебе позвоню.

– Хорошо. Обязательно позвони.

И она пошла прочь. Я остался стоять.

Сквозь толпу увидел приближающихся друзей: они меня узнали и двигались ко мне, широко улыбаясь и приветственно махая руками. Я же провожал взглядом свою новую знакомую, она лавировала в толпе, постепенно удаляясь. Внезапно остановилась, обернулась и, найдя меня глазами, улыбнулась. Потом пошла прочь, уже не оборачиваясь. Улыбнулся и я.

 
Помню, мне так хотелось остаться
Где-то рядом с тобой… навсегда…
А мимо мелькали станции,
Мимо неслись города.
Мы знали: пусты обещанья,
Меня ждали дела, тебя – старый друг,
И впереди как синоним прощанья
Из болот выползал Петербург.
Рассекая реальность перроном
На до и после этих коротких часов,
Когда в душной утробе вагона
Мы лишали друг друга снов.
Не забыть улыбки мне девичьей
И двух глаз зеленых огней,
Но как в песне у Макаревича
Каждый пошел своею дорогой, а поезд – своей.
 

Я почти закончил родившееся где-то внутри стихотворение. Строки, запечатлевшие еще один виток сюжета в этом спектакле под названием «Жизнь». В спектакле, где нам уготованы подчас совершенно неожиданные роли. Пусть все так и будет. Эта песнь спета, но сколько их еще впереди?

Я пошел навстречу друзьям.