Глава третья

Подойдя к дверям корпуса, Лёнька с удивлением обнаружил, что дневального у входа нет, да и в дежурной рубке справа от входа никого не оказалось.

Не снижая темпа, он взбежал по широкой лестнице, расположенной как раз напротив входа на второй этаж, повернул налево и пошёл по длинному едва освещённому коридору.

«Наверное, это из-за экономии» – невольно подумалось Лёньке.

Коридор освещался только светом из холла и из окна в дальнем конце коридора. Вокруг царил полумрак, а абсолютная тишина прибавляла таинственности длинному коридору. Прохладный воздух охладил разгорячённое полуденным жаром тело, прибавляя Лёньке решимости в достижении цели.

Вглядываясь в таблички с названием кабинетов на дверях, Лёнька шёл по коридору. Стук каблуков новых туфель, купленных ему перед отъездом мамой, гулко отдавались от стен, даже несмотря на то, что он пытался осторожно ставить ноги на пол, покрытый давно нечищенным паркетом. Тут же подумалось:

«Давненько курсантские ручки тут ничего не циклевали».

В МВИМУ этим делом чуть ли не каждую неделю занимались штрафники, да к тому же ещё и натирали паркетные полы в главном корпусе мастикой.

Почти в конце коридора на одной из дверей он нашёл долгожданную дверь с табличкой «Деканат судомеханического факультета».

Остановившись перед конечным пунктом своего путешествия, Лёнька перевёл дух, обеими руками пригладил ёжик волос, привычным движением разравнял складки одежды под несуществующим ремнём и громко постучал в дверь.

Не дожидаясь ответа, резко потянул дверь на себя и вошёл в помещение.

От яркого света послеобеденного солнца, бьющего в широкое окно, ему непроизвольно пришлось зажмуриться. Но через секунду, адаптировавшись к яркому свету, он приоткрыл глаза и разглядел женщину, сидящую слева за столом.

– Разрешите? – чётко произнёс он, входя в приёмную деканата, понимая, что перед ним сидит секретарь декана.

Женщина, оторвавшись от бумаг, разложенных на столе, подняла на него глаза.

– Ну, заходи, заходи, если уж пришёл, – доброжелательно произнесла она.

По своему небольшому опыту Лёнька понимал, что от этой добренькой тётеньки очень многое зависит, поэтому чётко подошёл к столу и доложился:

– Курсант Макаров после перевода из Мурманского Высшего Инженерного Морского училища прибыл в Дальневосточное Высшее Инженерное Морское училище для продолжения дальнейшей учёбы.

Секретарь с удивление уставилась на бравого молодого человека, хоть и в гражданской одежде, и некоторое время разглядывала его, но справившись с замешательством, вызванным Лёнькиным рапортом, улыбнулась.

– Давай свои бумаги сюда, курсант Макаров. Феодосий Рафаилович говорил мне о тебе. Но его сейчас нет. Придётся тебе его немного подождать.

Лёнька поставил портфель с документами на один из стульев, расставленных вдоль стены и, покопавшись, достал папку с письмами и приказами, привезёнными из МВИМУ.

Секретарша приняла их у Лёньки и указала на стулья:

– А ты садись, садись. Феодосий Рафаилович скоро будет.

Лёнька послушно сел на один из стульев и с интересом осматривался в новой для себя обстановке.

Приёмная представляла собой большую светлую комнату. Чувствовалось, что здесь похозяйничала женская рука. Большие окна прикрывала тюль, слабо колышущейся от лёгкого ветерка, задувающего в приоткрытые створки, но желаемой прохлады не приносящего. На широком подоконнике стояли горшки с цветами, некоторые из которых даже цвели, а на полу возлежала ковровая дорожка, покрывающая паркет. На удивление Лёньки, он выглядел тщательно отциклёванным до соломенного цвета и покрытым то ли лаком, то ли мастикой. Разбираться в нюансах у него не было никакого желания и особенно времени.

Потому что минут через десять после его прихода, дверь плавно открылась и в неё осторожно зашёл, а скорее всего, вкатился невысокий полноватый дядечка в серых, тщательно выглаженных брюках и белой рубашке с короткими рукавами, расстёгнутой на вороте.

Увидев вошедшего, секретарша, несмотря на свои внушительные комплекции, выпорхнула из-за стола и заворковала:

– Феодосий Рафаилович, тут вас дожидается курсант Макаров, переведённый из Мурманска…

– А… – негромко протянул вошедший и повернулся к Лёньке, подскочившему со стула и вытянувшемуся по стойке «смирно».

Декан с интересом осмотрел молодого человека с ног до головы и негромким голосом произнёс:

– Так вот ты какой курсант Макаров, – и, махнув Лёньке рукой, чтобы тот следовал за ним, открыл дверь кабинета с табличкой «Декан и т. д. и т. п.» и, так же, как и секретарша негромко продолжил: – Ну, если уже приехал, то проходи, знакомиться будем.

Не отрывая руки от ручки входной двери в кабинет, он посмотрел на секретаршу.

– Документики этого франта готовы, Татьяна Васильевна?

Этот вопрос удивил Лёньку, потому что особого франтоватого он в себе ничего не видел.

Ещё утром в поезде он переоделся в новые, только что сшитые в ателье на заказ брюки и рубашку. Брюки они с мамой заказали по последней тогдашней моде из тёмно-серого бостона, расклешённые к низу, с поперечными потайными карманами. Рубашку из льняной ткани с вискозной ниткой нежно голубого цвета с чёрными ромбами и с широким отложным воротником сшили там же в ателье, а югославские туфли, чёрные носки которых поблёскивали из-под покрывавших их клешей брюк, мама по блату достала ему перед отъездом. Конечно, Лёнька мог этот наряд оставить на какой-нибудь другой торжественный случай, но по своему двухлетнему опыту он усвоил, что «гражданку» в училище носить не придётся. Её потребуют сдать в баталерку, где она пролежит до очередного отпуска. Ну, а если в неё вырядиться, то при поимке патрулём, нарушителя ждали смертельные кары, а «гражданку» ожидала участь несчастного Джордано Бруно. Поэтому Лёньке захотелось хоть немного покрасоваться в обновках. Но, наверное, судя по словам декана, он с этим переборщил.

– Да, да, – засуетилась секретарша, – я их все проверила. С ними всё в порядке… Приказ о его зачислении уже подписан.

– Так, давайте их сюда, – Ниточкин нетерпеливо перебил секретаршу и протянул руку, в которую любезная Татьяна Васильевна вложила папку с документами.

Лёнька, слегка замешкавшись от сложившейся ситуации, подчинился декану и двинулся в сторону открытой двери.

В Мурманске с ним бы так вежливо не разговаривали. Там бы последовала одна из строевых команд, которую не дай бог было бы ему нарушить. А тут – и доброжелательное лицо декана, и его негромкий голос, введший Лёньку в некоторое замешательство.

Войдя в кабинет, он застыл по середине на такой же шикарной ковровой дорожке, как и в приёмной, в ожидании решения дальнейшей судьбы.

Ниточкин прошёл к себе за стол. Неспеша устроился за ним и принялся просматривать документы в папке.

Лёнька преданно уставился на своего будущего начальника, стараясь понять в чьих же руках находится его судьба.

Но ничего особенного не узрел. Обычный дядька. Но в нём, как и в его папе, проглядывала какая-то скрытая особенность, невольно заставлявшая прислушаться к нему и признать, что этот человек обладает неординарным умом и подспудным влиянием на окружающих его людей.

Небольшое с правильными чертами округлое лицо невольно принуждало сосредоточиться на нём и прислушиваться к каждому слову, сказанному негромким басовитым голосом.

Чёрные, слегка вьющиеся волосы в обрамлении едва пробивающейся седины, придавали декану особый шарм.

Просматривая Лёнькины бумаги, Ниточкин временами проводил по ним ладонью, как бы приглаживая вихры, растрёпанные ветром. Наверное, такой жест помогал ему сосредоточиться и вникнуть в суть проблемы.

Закончив просмотр документов, Ниточкин отодвинул от себя папку и поверх линз очков в роговой оправе, внимательно посмотрел на Лёньку.

– А ты точно соответствуешь описанию своего отца. Мы с ним как-то ехали вместе в поезде и разговорились. Получился разговор и о тебе, – пояснил он свои слова и продолжил: – Я смотрю, что перевод произошёл правильно. Все документы оформлены верно, поэтому и тянуть нам с тобой, – в глазах декана проскользнула усмешка, – нечего. Так что давай, иди к Татьяне Васильевне. Она тебе всё расскажет и даст тебе все бумаги, которые понадобятся. Я думаю, что она их уже подготовила. Ведь я думал, что ты ещё неделю назад появишься у нас, – и декан с ожиданием ответа, сделал паузу.

– Да я специально не задерживался, – торопливо принялся объяснять Лёнька. – Как только получил письмо с приглашением из училища, то сразу взял билет и поехал.

– Ладно, ладно, – примирительно махнул в его сторону Ниточкин, – не суетись. Главное – это то, что ты здесь и успеешь пройти практику со своим курсом. Так что давай, – Ниточкин поднял раскрытую ладонь и указал в сторону двери, – не задерживайся, иди оформляйся, а как будешь готов, то известишь об этом Татьяну Васильевну.

– Есть идти оформляться, – вытянулся в струнку Лёнька, щёлкнув каблуками, на что Ниточкин только поморщился:

– Иди, иди, иди и не пыжься, а то до пяти осталось не так уж и много времени, – подчинившись приказу, Лёнька выскочил из кабинета и предстал перед очами разлюбезной Татьяны Васильевны.

Та по-матерински всё подробно ему разъяснила куда идти и что делать, вручив несколько пустых бланков.

Заполнив бланки, Лёнька помчался в главный корпус в отдел кадров.

Батькова на вахте уже не было, а курсант, заменивший его, на Лёньку внимания не обратил. Мало ли абитуры тут ошивается говорил его независимый и гордый вид.

В отделе кадров тоже пришлось заполнять какие-то бланки, в чём ему помогли добросердечные женщины, только и увещевавшие его, чтобы он не торопился, помарок не делал, а то с такими бланками у них очень большая напряжёнка.

После заполнения всех документов и выдачи курсантского билета главная из добросердечных тётенек поинтересовалась:

– А жить тебе есть где, суетливый ты наш?

Не ожидавший такого вопроса Лёнька, отрицательно покрутил головой. Что-то он о таком прозаическом вопросе как-то не задумывался.

– Эх ты, горе луковое, – потрепала его по голове начальница, только что проверившая его документы и крикнула: – Валентина! Выпиши ему направление в первое общежитие. Там одиннадцатая рота ещё не разъехалась, так что места там есть и подкормиться он там с ними сможет, – а потом вновь обратилась к Лёньке: – А ты быстренько дуй в отдел практики и, я думаю, что сегодня ты успеешь у них оформиться. Надеюсь, что Владимир Кузьмич ещё не исчез, – это она добавила уже со смехом, поддержанный присутствующими женщинами.

Из Отдела кадров пришлось бегом переместиться в отдел практики на второй этаж, где недовольный чем-то дядька в синей штурманской тужурке с несколькими лычками на погонах и остатками тщательно прилизанных волос на голове, выписал ему направление на медкомиссию, при этом добавив:

– С комиссией не тяни. Завтра же чтобы прошёл её, – в приказном порядке добавил он, – а то мы тебя планируем направить на «Орджоникидзе». Он должен подойти послезавтра. Если не пройдёшь комиссию, то будешь ждать другого парохода, а когда тот появится, никто пока не знает. Так что действуй, – и вручил Лёньке ещё несколько бумажек.

Лёньки засунул их в портфель и собрался выходить, но его остановил грозный окрик Кузьмича:

– Стоять! – От такого приказа Лёнька окаменел. – Кругом! – последовал следующий приказ и Лёнька, автоматически развернувшись, уставился на недовольного Кузьмича, разразившегося тирадой: – Куда бежишь? Или совсем ум потерял? – Но тут же дружелюбно поинтересовался: – Жить куда направили?

– В первую общагу, – выпалил Лёнька.

– А спать на чём будешь? – голос Кузьмича зазвучал более грозно.

– Не знаю, – пожал плечами Лёнька.

– Я так и подумал, – разочарованно махнул рукой уже не такой грозный Кузьмич. – Ты вот что, – начал по-отечески советовать Кузьмич, – спустишься там в подвал, найдёшь Марьванну, и она тебе выдаст матрас с подушкой. Понял? – после этих слов Кузьмич уже требовательно взглянул на Лёньку.

На что тот послушно кивнул головой, что информацию впитал.

– Так вот те бумага, – Кузьмич что-то черканул на листочке и передал его Лёньке, – дуй на склад и скажи Марьванне, что Кузьмич прислал.

– Понял, спасибо, – только и пробормотал Лёнька, поражённый тем, что вокруг столько добрых и заботливых людей.

– Спасибо будешь потом говорить, – уже недовольно пробурчал Кузьмич, приобретая тот же недовольный вид. – Только ты поторопись, а то я знаю эту пройдоху. Того и гляди куда-нибудь слинять может. Ищи её потом с ветром в поле, – и махнул на Лёньку рукой. – Иди уже! Чё застыл? – такой приказ Лёнька выполнил моментально и выскочил из кабинета.

Узнав у дневального, по-прежнему с независимым видом торчавшего у дверей главного корпуса, где первая общага, Лёнька двинулся в её сторону.

В подвальном длинном коридоре царила первозданная тишина, куда не проникал ни единый посторонний звук. Лёньке даже показалось, что он попал в таинственное подземелье, где за каждым поворотом могут таиться привидения или какая-нибудь подобная нечисть. Даже стук каблуков его туфель по бетонному полу слышался как будто издалека, растворяясь в просторах длинного полутёмного коридора. Создавалось впечатление, что уши у Лёньки заклеены ватой и он даже непроизвольно сделал продувание ушей так, как их учили при нахождении в барокамере.

Но и это не помогло. Все звуки всё равно слышались, как будто стены подземелья покрыли ватными матрасами.

В едва освещённом коридоре Лёнька с трудом нашёл дверь, где должна находиться всемогущая Марьванна.

Одна из зелёных дверей с невзрачной табличной свидетельствовали об этом.

Постучав в дверь, Лёнька осторожно приоткрыл её и, заглянув в образовавшуюся щель, скромно поинтересовался:

– Можно?

В небольшой комнате, уставленной по бокам огромными стеллажами с различным скарбом, за столом сидела полная женщина в сером застиранном халате, чуть не лопавшимся на ней.

При появлении Лёньки выражение её лица и поза не изменились. Она по-прежнему сидела, уложив пухлые руки на стол со спрятанным в них мельхиоровым подстаканником со стаканом и налитым в него чёрно-коричневой жидкостью.

«Наверное, это чай» – предположил Лёнька.

Женщина удостоила посетителя презрительным взглядом, исходящим из щелочек глаз, глубоко спрятанных под нависшими бровями и подпёртых розовыми, как спелые яблоки щеками.

Из слегка приоткрытых, ярко обозначенных багрово-красной помадой губ, неожиданно громогласно вырвалось:

– Чего надо? Чё тут шум поднимаешь? – если бы не тюки, плотно уложенные на стеллажах, поглотившие фанфары голоса хозяйки кабинета, у Лёньки бы точно, полопались барабанные перепонки.

Справившись с первым впечатлением от неожиданной встречи, он полностью открыл дверь и, сделав на цыпочках несколько шагов в сторону стола, протянул бумагу, выписанную в отделе практики.

– Марьванна, – заискивающе пролепетал он, – Владимир Кузьмич меня к Вам послал. Сказал, что Вы постельное бельё можете выдать. Так не откажите в просьбе, а то спать сегодня не на чем, – учитывая создавшуюся обстановку Лёнька постарался придать своему голосу самые жалостные нотки.

– Давай, давай сюда свою цидулю, – протянула руки за бумажкой знатная мадам, а Лёнька вставил её пухлые пальцы Марьванны. – Я многое чё могу, – голос от Лёнькиной лести у Марьванны подобрел, и она уже не так громогласно продолжила: – А то ходют тут всякие разные, да только надоедают и доброго слова ни от кого не услышишь, – это она уже пробурчала про себя, но децибелы от такого бурчания с такой силой достигли Лёнькиных ушей, что в них даже что-то задребезжало.

Почесав себя за ухом, чтобы унять скрежет в ушах, Лёнька ждал вердикта всемогущей Марьванны.

А та откуда-то из закромов выудила очки, водрузила их на маленький носик, каким-то чудом затерявшийся на её лице и занялась прочтением записки, переданной ей Лёнькой.

– Так ты не абитура, что ли? – Марьванна поверх очков строго взглянула на Лёньку.

– Не-а, – отрицательно замотал головой Лёнька. – Я на третий курс. А сейчас перед практикой надо в одиннадцатой роте переночевать.

– А-а… – значительно протянула Марьванна. – Тады ладно, – и, отодвинув подстаканник с предполагаемым чаем, придвинула к себе одну из амбарных книг и что-то начеркала в ней.

– Тут расписывайся, – ткнула она в сделанную надпись, а когда Лёнька расписался в том, что ему выдан матрас, подушка, одеяло и пара простыней с наволочкой, аккуратно уложила книгу на прежнее место и выплыла из-за стола, заполнив небольшое, набитое всякой всячиной, помещение.

– Шуруй за мной, – пропыхтела она и, если бы Лёнька не прилип спиной к стеллажу, то точно бы снесла его, как девятым валом, впечатав в тюки с барахлом.

Проследовав по коридору, Марьванна открыла одну из дверей и проникла в неё, скомандовав Лёньке:

– А ты тут стой, жди, – Лёньке ничего не оставалось делать, как подчиниться, оставшись в коридоре.

Минут через пять из глубины комнаты послышалось:

– А иди-ка ты сюда, соколик ты мой.

Лёнька моментально выполнил приказ, вошёл в комнату и застыл в ожидании следующих распоряжений.

– Так, – пропыхтела Марьванна. – Забирай своё барахлишко и иди в свою одиннадцатую роту, да скажи там дежурному, что их я сегодня ждать больше не намерена и обходные подписывать буду только завтра. А если они не подпишут обходные, то они сами знают, что я им устрою, – уже грозно закончила она, но увидев, что Лёнька со свёртком матраса всё ещё стоит перед ней, гаркнула: – Кому я сказала, чтобы ты дул в свою одиннадцатую роту!

От такого приказа, да ещё выданное столь «нежным голоском», Лёньку смыло с такой силой, что он даже не запомнил, как выскочил из подвальных коридоров и оказался перед дверьми с табличкой «11-я рота».