Глава 11. «И вновь уходит в никуда вчера открытый нами берег»

На этот раз моряки пробыли в Австралии целых 50 дней, которые использовали, главным образом, для ремонта судов. Так, на «Востоке» установили ряд добавочных креплений и наконец-то заменили треснувший во время шторма ещё в начале года степс бушприта (см. главу 9).

Губернатор Нового Южного Уэльса генерал-майор Маквари (Маккуори) обеспечил россиян отличным сухим корабельным лесом и прислал им в помощь искусных (сейчас бы сказали – высококвалифицированных) рабочих английского адмиралтейства, которыми в ходе ремонта руководил портовый корабельный мастер.

«А между тем, – писал впоследствии М.П.Лазарев А.А.Шестакову, – люди хорошо освежились и приуготовились к перенесению новых трудов при вторичном покушении на юге. 1 ноября не без сожаления оставили мы прекрасный сей порт, – место, где, можно сказать, принимали нас как искренних друзей или родственников».

Фактически шлюпы вышли в море ещё 31 октября (12 ноября по новому стилю) 1820 г. И уже 8 (20) ноября возможность продолжения плавания оказалась под вопросом.

Матрос Егор Киселёв оставил в «Памятнике» короткую запись:

«Тут у нас сделалась большая течь в судне, от 7 дюйм до 8-ми (от 17,78 до 20,32 см – А.Л.) прибывало воды в час».

Течь обнаружилась в полдень в носовом отсеке возле форштевня. Меньше всего можно было ожидать этого после ремонта: в Порт-Джексоне с носовой части сняли старое покрытие, тщательно её проконопатили и заново обили медью.

Осмотр помещения старшим офицером не дал, к сожалению, нужного результата: по словам Ф.Ф.Беллинсгаузена, «вода входила так сильно, что слышно было её журчание, но в какое именно место, невозможно было видеть за обшивкою… Надлежащих против сего мер в нашем положении взять не было возможности и места…».

И вот начальник эскадры принимает очень смелое, могущее даже показаться авантюрным решение: не прерывать «вояж», плыть дальше к югу. Он объясняет это так: «… время года, лучшее для плавания в южном полушарии, нам не позволяло переменять нашего намерения».

Разумеется, были приняты некоторые меры предосторожности: «… я не смел нести много парусов, дабы чрез то, умножая ход, не увеличить течи в носовой части». Но опасность всё равно оставалась, и Беллинсгаузену приходилось постоянно держать ситуацию под контролем: «Не имея средства сему помочь, я имел одно утешение в мысли, что отважность иногда ведёт к успехам».

На рассвете 17 (29) ноября вдали показался остров Маквари (Маккуори). Приблизившись к его северо-восточной оконечности, «Восток» лёг в дрейф и капитан-лейтенант Завадовский отправился на шлюпке к берегу. Ему было поручено поискать на острове источник пресной воды, из которого можно было бы наполнить опорожнившиеся бочки на судах. Вместе со старшим офицером поехали художник экспедиции П.Михайлов, астроном И.Симонов и мичман Д.Демидов. «Мирный» также спустил шлюпку, в которую сели командир М.П.Лазарев, мичман П.М.Новосильский и другие офицеры.

Неожиданно для участников экспедиции, земля эта оказалась непохожей на виденную ими в прошлом году Южную Георгию, хотя оба острова лежали в одних и тех же широтах. Если Георгия всегда была покрыта льдом и снегом, то здесь, на Маквари, даже с кораблей повсюду, за исключением тёмных скал, можно было разглядеть яркую зелень. В подзорные трубы офицеры видели на взморье большие колонии пингвинов и лежбища морских слонов.

В 4 часа дня к «Востоку» со стороны берега подошли две незнакомые шлюпки. Оказалось, что это – лодки охотников из Порт-Джексона, приехавших на остров промышлять морских слонов и ещё 4 месяца назад наполнивших жиром этих зверей все имевшиеся у них бочки. С тех пор, по их словам, они тщетно ожидали судна, которое должно было прийти и забрать их с острова. С большим огорчением услышали они, что ждать им предстоит ещё долго: когда русские корабли покидали Австралию, предназначенное для доставки на остров сменщиков этих промышленников судно «Мария-Елизавета» ремонтировалось на берегу, и работы были далеки от завершения. Беллинсгаузен велел угостить охотников сухарями с грогом: гости были особенно рады напитку, так как не пробовали его уже несколько месяцев.

Тем временем отряды Лазарева и Завадовского с трудом пробирались по берегу между не желавшими уступать пришельцам дорогу пингвинами, которые, как и встреченные русскими за год до того на открытом ими острове⁶⁹, высиживали яйца. Путешественники заметили среди птиц множество молодых, ростом уже сравнявшихся со взрослыми особями, но ещё не успевших отрастить перья и потому покрытых курчавым пухом, напоминавшим цветом верблюжью шерсть. Ещё одна подмеченная исследователями острова особенность состояла в том, что взрослые птицы и молодняк стояли, как указывал И.М.Симонов, «густыми, но отдельными толпами».

Рисунок 50. Фауна острова Маккуори (Маквари): пингвины и морские слоны. Художник П.Н.Михайлов

На побережье отряд встретил пингвинов трёх пород: двух уже знакомых морякам по предыдущему плаванию на холодном юге⁷⁰ и ещё одной – «более первых» (о них см. ниже).

Наполнив взятые для этой цели корзины «конфискованными» у пернатых хозяев острова яйцами, русские добрались до пляжа, занятого морскими слонами и другими водными млекопитающими. «Они вышли на берег, кажется, для отдохновения, и они не обращали никакого внимания на наше к ним приближение, – вспоминал И.М.Симонов, – даже и тогда, когда в них кидали каменьями, они, просыпаясь, изъявляли своё неудовольствие только открытием пасти и рёвом, похожим на хрипение. Но когда капитан-лейтенант Завадовский выстрелил одному слону из пистолета в открытый зев его, то он сильно захрапел и медленно пополз в океан лечить свою рану морскими ваннами».

Интересно, что, согласно записям Фаддея Фаддеевича, в 5 часов того же дня «большой морской зверь окровавленный» проплыл мимо «Востока»: «мы ранили его ещё двумя пулями, кровяная струя оставалась долго на поверхности моря. Я хотел спустить шлюпку, чтоб за ним гнаться, но промышленники объявили, что на воде невозможно его убить, а на берегу их много и без затруднения можно выбирать любого».

По-видимому, это был тот самый «слон», которого «недострелил» старший офицер.

Пройдя чуть дальше вдоль берега, разведчики наткнулись на стоявшие в ряд бочки с железными обручами, наполненные тюленьим жиром, и поняли, что на острове обосновались зверобои. Затем обнаружили и сушащиеся тюленьи шкуры, и хижины, точнее, как описал их И.М.Симонов, «пустые, тёмные, закоптелые шалаши… некоторые из них были составлены из камня, грудой сложенного, а другие внутри обтянуты шкурами морских животных и покрыты травой».

Путешественники заходили в эти убогие жилища в отсутствие хозяев, которые как раз отправились на русские шлюпы.

Внутри одной из хижин, где побывали люди и с «Востока», и с «Мирного», они, как вспоминал астроном, нашли «две печки, пустую кадку, кусок чёрствого хлеба и деревянную руку, отломанную от носовой корабельной статуи…».

П.Новосильский заметил там же «куски изжаренного элефанта» (морского слона) на потухшем очаге и в углу, рядом с деревянной рукой, белые сухари.

«Из всего, что мы там видели, заключить можно, – утверждает Симонов, – что англичане, получая от этого промысла большие выгоды, нимало не заботились о спокойствии промышленников, которые терпели в этой суровой стране и холод, и голод».

«Вышед из хижины, – продолжал рассказ о событиях того дня П.М.Новосильский, – увидели, что на наших судах подняты флаги и английская гичка⁷¹ идёт к «Востоку». Мы не замедлили возвратиться на шлюп и нашли у нас троих англичан».

Посланные на остров привезли, помимо пингвиньих яиц, несколько живых пингвинов, образцы трав и камней, немного жира морских слонов и шкур молодых особей, а также подстреленных поморников, чаек и других птиц: Завадовский, например, добыл одного попугая. Подходящих для наполнения бочек источников пресной воды они не нашли, но бывшие в это время на флагманском корабле промышленники сообщили Беллинсгаузену, что в глубине острова имеются маленькие озёра, в которых даже водятся форели, а в центре, близ охотничьего лагеря, есть место, где удобно брать воду. Решили заняться этим на следующий день, а вечером отошли на север-северо-запад от берега – с тем, чтобы ночью держаться подальше от окружавших остров рифов.

В 22.00 было уже совсем темно. Фаддей Фаддеевич ходил по шканцам и смотрел в сторону суши без особой надежды что-либо разглядеть. И вдруг… Слово самому капитану:

«… мы внезапно почувствовали 2 сильные удара, как будто бы шлюп коснулся мели, я велел бросить лот, но на 60-ти саженях (109,8 м – А.Л.) дна не достали, и потому заключили, не набежали ли мы на спящего кита или прошли гряду каменьев, коснувшись оной… Шлюп «Мирный» находился тогда под ветром на траверсе⁷²».

Одновременно то же самое испытали и на «Мирном». Из книги П.М.Новосильского: «В 10 часов вечера почувствовали на шлюпе 2 сильных толчка, точно как будто ударились об мель. Капитан тотчас послал лейтенанта Анненкова донести об этом начальнику экспедиции».

«Сие донесение, – записал, приняв рапорт Анненкова, Беллинсгаузен, – вывело меня некоторым образом из сомнения, что удары обоим шлюпам в одно время не могли быть от спящего кита или от подводной мели. Я велел сказать господину Лазареву, что с нами то же самое последовало и, вероятно, мы чувствовали сей удар от землетрясения…»

Командиры укрепились в этом своём мнении 18 (30) ноября, когда сами высадились на берег в сопровождении офицеров обоих кораблей (Лескова, Торсона, Новосильского) и художника Михайлова. Шлюпки пристали как раз там, где располагалось селение охотников. Начальник последних встретил гостей и провёл в свою хижину, где Фаддей Фаддеевич получил возможность лично познакомиться с бытом английских поселенцев. По его словам, изба начальника имела длину 20, а ширину 10 футов (приблизительно 6х3 м), «внутри обтянута шкурами морских зверей, снаружи покрыта травою, на острове растущею… На очаге, за неимением дров и уголья, горел кусок сала морского зверя, а в лампе – истопленный его жир; подле очага стояла кровать…; внутри от копоти так было черно и мрачно, что мерцающий огонь лампы и скважина, обтянутая пузырём, мало освещали внутренность хижины, и, доколе мы не могли осмотреться, нас водили за руки; жилища других промышленников были лучше».

Выяснилось, что и охотники на берегу ощутили накануне вечером 2 сильных удара, и, по их мнению, это было землетрясение. От тех же промышленников участники экспедиции узнали некоторые дополнительные подробности, касающиеся жизни зверобоев на этой не очень-то гостеприимной земле.

Происхождение названия острова – Маквари – очевидно для тех, кому известно, что его открыл в 1810 г капитан брига “Perseverance” («Упорство») Гассельберг из Нового Южного Уэльса. Из встретившихся русским морякам охотников некоторые, включая начальника, находились здесь безвыездно уже 6, а другие даже 9 месяцев. Они делились на две артели, в одной было 13, во второй 27 человек, и занимались исключительно добычей жира морских слонов; он частично продавался в Австралии, частично отправлялся в метрополию.

Раньше, по словам добытчиков, здесь промышляли в основном котиков, шкурки которых ценились в Англии очень высоко; но ко времени прибытия сюда русских всех котиков на острове давно истребили.

Рисунок 51. Бухта острова Маккуори (Маквари). Фотография

Хотя условия жизни поселенцев на Маквари были, мягко говоря, незавидными, Ф.Ф.Беллинсгаузену положение австралийских охотников показалось всё-таки «сноснее, нежели [у] промышленников, которых мы видели в Южной Георгии⁷³; те и другие питаются теми же морскими птицами, ластами молодых морских слонов, яйцами пингвинов и других птиц; но здешние промышленники имеют, кроме лучшего климата, и ту выгоду, что на острову находят средство к предохранению от цинги. Дикая капуста, так ими называемая, … растёт во множестве по всему острову; от прочей травы отличается тёмною своею зеленью; листья имеет широкие, выходящие горизонтально и окраенные городками (зубцами – А.Л.); поверхность сей капусты тёмная, а низ светло-зелёный; стебли длиною около фута (30,48 см – А.Л.) и так же, как листья, мохнаты; цвет на среднем стебле белый, как у цветной капусты; большая часть корня, который толщиной в 2 дюйма (5,08 см – А.Л.), лежит по земле, а наконец, и тонкие отростки оного входят в землю; корень вкусом похож на капустную кочерыжку; промышленники оскабливают стебли и корень, разрезывают мелко и варят в похлёбке. Мы много набрали сей капусты и наквасили впрок для служителей, а для офицерского стола наделали из корня пикалей; из заквашенной варили вкусные щи и жалели, что не больше заготовили».

Из четвероногих животных здесь водились только завезённые европейцами и одичавшие собаки и кошки. Старший офицер шлюпа «Мирный» лейтенант Обернибесов, можно сказать, продолжил традицию: его собака осталась на острове. Россияне видели множество типичных для этих широт птиц: альбатросов, голубых бурных, чаек и др. Всех их застали уже сидевшими на яйцах, и, как отметил Фаддей Фаддеевич, «в сие время промышленники не имеют надобности в ружьях и порохе: бьют птиц просто палкою и употребляют их в пищу».

Удивляло наличие на острове – в таком-то климате! – попугаев; правда, только одной породы.

Довелось путешественникам наблюдать и охоту на морского слона. Беллинсгаузен описал то, чему сам был свидетелем:

«Мы шли вдоль песчаного взморья, чтобы посмотреть морских слонов, которые по 2 и по 3 месяца лежат…, не трогаясь с места. Нас провожал один из промышленников; он имел при себе … орудие длиною в 4 с половиною фута (примерно 1,37 м – А.Л.), толщиною в 2 дюйма (5,08 см – А.Л.), наружный конец шарообразен, в 4 и 5 дюймов (10,16 – 12.7 см – А.Л.) в диаметре, окован железом и обит острошляпочными гвоздями. Когда мы приближились к одному спокойно спящему слону, промышленник ударил его своим орудием по переносью: тогда слон, отворив пасть, заревел громким и жалостным голосом и уже лишился силы пошевелиться; промышленник взял нож и сказал: «Жаль смотреть, как бедное животное страдает», и ножом черкнул его с 4-х сторон по шее; кровь полилась фонтанами, … после чего слон ещё раз тяжко вздохнул. И с тем кончилась жизнь его. Больших слонов, кроме сего удара, прокалывают ещё копьём прямо в сердце, чтоб они оставались на месте».

Русским морякам встречались старые самцы морских слонов величиной около 6,1 м, с хоботом длиной около 20 см. Они вылезали из воды, как правило, на траву и лежали в ямах, выдавливаемых в рыхлом грунте их собственным весом. Самки и молодые самцы хоботов не имели и мордами, как показалось начальнику эскадры, были «несколько похожи на мосек».

Кожа морских слонов, также представлявшая собой объект промысла, использовалась в то время для обивки сундуков и баулов. Одну целую шкуру Фаддей Фаддеевич заказал у промышленников для «кабинета редкостей» (музея) Петербургской Академии наук и, уже запасшись водой, оставался у острова утром 19 ноября в ожидании доставки своего заказа. Чтобы не терять время попусту, со шлюпов снова отправили на берег ялики за водой; но посланный с «Востока» клерк офицерского чина Иван Резанов рассудил по-своему и, вместо воды, за одну бутылку рому набрал у охотников в бочонки (анкерки) тюленьего жира.

«Между тем, – пишет Беллинсгаузен, – промышленники на китобойном судне доставили на шлюп «Мирный» слоновую шкуру сообразно с моим желанием. Сии добрые люди даже с опасностью жизни исполнили наше поручение, ибо нашедшая тогда густая пасмурность с мелким дождём всё скрыла от глаз».

О приёме охотников на борту «Мирного» подробнее рассказал П.М.Новосильский: «19 ноября поутру английские промышленники привезли нам кожу с морского слона самой большой величины… В 2 часа пополудни сделался густой туман и остров Маквари совершенно скрылся. Между тем ялики с свежею водою возвратились и были уже подняты. Промышленники не могли долее у нас оставаться. Для безопасности им дали компас и показывали румб, на который должны были держать к берегу, сверх того снабдили их сухарями и несколькими бутылками рому».

«Для порядка», т.е. для заключительного осмотра побережья, эскадра прошла немного в направлении «юго-запад плюс румб к западу» – но моряки лишь удостоверились, что остров в тумане не виден, а приближаться к нему крайне опасно из-за свирепого ветра. Теперь ничто не задерживало русские корабли у Маквари, и они двинулись дальше, курсом на юго-восток.

27 ноября (9 декабря) шлюпы вышли на параллель, северный аналог которой проходит через Санкт-Петербург. И.М.Симонов отметил следующее обстоятельство: «Несмотря на то, что в Южном полушарии время нашего перехода через широту Санкт-Петербурга соответствовало концу нашего мая месяца, температура в тех холодных местах в 9 часов утра была на точке замерзания…».

А на другой день, 28-го, на 62-й параллели, то есть, по замечанию М.П.Лазарева, «гораздо далее прежнего», суда встретились с двумя первыми в этом повторном «вояже» на Крайний Юг айсбергами. Их высота была около 15,24 м, и, по воспоминаниям П.М.Новосильского, «на одном из них, как на пьедестале, возвышался пирамидальный монумент. Киты приветствовали появление наше во льдах высокими фонтанами».

В тот день на корабле М.П.Лазарева обедали некоторые офицеры «Востока» и сам Ф.Ф.Беллинсгаузен; «к удовольствию моему, – записал он, – нашёл на шлюпе «Мирный» всех совершенно здоровыми». А в 8 часов вечера суда подошли к, по выражению И.М.Симонова, «сплошной твёрдой оболочке Южного полюса», т.е. к кромке монолитного ледяного поля.

«Вид этого поля походил на развалины огромного города, вдоль которого мы следовали к востоку», – повествует П.М.Новосильский. Как и прошлым полярным летом, они искали проход, по которому можно было бы проникнуть дальше на юг. Плыть приходилось среди дрейфующих льдин разной величины, да ещё в условиях, когда периодически сгущался туман и сыпал обильный снег. Наконец, 1 (13) декабря вахтенная команда П.М.Новосильского на «Мирном» заметила нечто необычное: «С полуночи до 4 часов утра на моей вахте прошли 80 островов (имеются в виду айсберги – А.Л.) и видели трёх эгмондских куриц, которые далеко от берега не отлетают». Больше, правда, ничего не обнаружили, но предположение мичмана подтвердилось… через 30 лет, когда несколько выше точки, в которой тогда находились русские корабли, открыли Южную Землю Виктории.

Рисунок 52. Фрагмент картины И.К.Айвазовского «Ледяные горы в Антарктике»

Второй поход в антарктических морях обещал быть не менее трудным и опасным, чем первый. Ещё до прохождения полярного круга моряки несколько раз оказывались в отчаянном положении. Вот лишь две записи Фаддея Фаддеевича:

«2 декабря… В 5 часов утра, подошед к мелкому плавающему льду, мы поворотили от оного к северо-западу. В 7 часов вдруг ветр задул от юга с порывом, пошёл густый снег и сделалась такая великая мрачность, что едва на 30 сажен (54,9 м – А.Л.) можно было видеть. Толь нечаянная перемена в нашем и так уже худом положении подвергла нас крайней опасности. Служители с большим трудом убрали замёрзшие паруса; я продолжал идти тем же галсом, дабы не разлучиться с шлюпом «Мирный», и для того сделал сигнал пушками привести на левый галс;… с баку закричали: «Впереди льдяной остров», и мы находились от оного так близко, что спуститься не было места, а подняться сила ветра не позволяла; … прибавив с поспешностью парусов, миновали и сие опасное место на ветре, в самом близком расстоянии… Чрез каждые полчаса я производил выстрел с ядром из каронады⁷⁴