Я поднялся с койки и снова подошёл к двери. За ней простирался всё тот же мрачный, а теперь ещё и тёмный коридор. Только слабый свет из окон в дальних концах коридора немного разгонял мрак. Я толкнул створку двери напротив.
Внутри обнаружилась почти точная копия нашей палаты, только поменьше, и коек было три, а не четыре. Заняты все.
Мужиками помятыми и неуловимо напоминающими Олега своей общей запущенностью и выражением лиц. Двое уставились на меня с немым вопросом, а один, самый здоровый на вид, с бритой головой, решил уточнить вслух:
– Чего надо? Дверью ошибся?
– У вас тоже света нет? – спросил я, для убедительности щёлкнув выключателем у двери.
– Да тут, походу, во всей больничке свет тю-тю, – ответил другой, худой и желтолицый. – Ещё с ночи, вроде. Генератор, видать, не завели. Экономят, сволочи.
– А сеть есть в телефоне?
Позвонить можно? – задал я следующие вопросы, уже почти не надеясь на положительный ответ.
– Не-а, – протянул третий, самый старый из них, с седой щетиной. – Глухо, как в танке. Ни позвонить, ни в «одноклассниках» посидеть. Скукота, итить…
Ясно. Полная изоляция. Отлично.
– Ага… Спасибо.
Я вернулся в «свою» палату. Взгляд случайно упал на маленький, старый холодильник «ЗиЛ», притаившийся в углу палаты. Он не гудел, но дверца была приоткрыта, и сквозь щель виднелись пластиковые бутылки с водой.
И тут я почувствовал её. Жажду. Дикую, всепоглощающую. В животе заурчало, и засосало под ложечкой. Я так долго был занят своей амнезией, шрамом, Олегом, что совершенно забыл про базовые потребности. Но организм напомнил о себе с неумолимой силой сразу, как увидел возможность. И настойчиво сообщил своим состоянием, что если я не попью прямо сейчас, то просто свалюсь.
Причём немедленно.
Не говоря ни слова, я шагнул к холодильнику, вытащил первую попавшуюся полулитровую бутылку минералки без газа, свернул крышку и надолго припал к горлышку. Вода была тёплой, но это оказалось неважно. Я пил жадно, глотая вместе с водой воздух, и не останавливался до тех пор, пока бутылка не опустела. Однако этого оказалось мало. Я вытащил вторую и осушил её так же быстро.
Вот это меня придавило сушняком!
Организм, переживший операцию и наркоз, требовал жидкости. Я открыл третью бутылку, сделал несколько больших глотков и только тогда смог перевести дух.
Олег молча наблюдал за моими действиями, не говоря ни слова.
Снова поймал себя на непреодолимой жажде действия, подстёгиваемой внутренним нарастающим беспокойством – нельзя просто лежать и ждать у моря погоды. Особенно когда нет ни света, ни связи, а в соседях у тебя Олег. Нужно найти врачей, медсестру, хоть кого-то ответственного.
– Надо к врачам идти, – сказал я скорее самому себе, вытирая губы тыльной стороной ладони.
– Да погоди ты, не суетись, – вставил свои пять копеек Олег. – Сейчас завтрак принесут… потом обход… Всё само рассосётся. Куда ты дёргаешься? Расслабься, ты в больнице. Тут люди лежат, а не бегают.
Но сидеть на месте я не мог. К тому же, головная боль, и так донимавшая меня с момента пробуждения, заметно усилилась. Решено! Иду к сестре. Хотя бы таблетку от головы попрошу.
Я кивнул ему, мол, сам разберусь,
и снова двинул по тёмному коридору к сестринскому посту. На этот раз
марш-бросок дался мне заметно тяжелее. В висках застучало так, будто там поселился дятел. Голова закружилась, появилась лёгкая одышка, ладони вспотели, а в желудке заворочался какой-то склизкий, неприятный ком. К горлу подкатила тошнота.
Всё это состояние – слабость,
потливость, головокружение – что-то смутно напоминало… какое-то дежавю, но что именно, я вспомнить не мог.
Сестра сидела на том же месте, но теперь не читала журнал, а тупо смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Лампа под зелёным абажуром не горела, и лицо медсестры в полумраке казалось ещё более усталым и серым.
– Опять ты? – спросила она беззлобно, когда я подошёл. – Чего тебе? Сказала же, жди в палате.
– Голова раскалывается, – пожаловался я, стараясь говорить ровно. – И вообще хреново как-то. Можно таблетку какую-нибудь?
Она вздохнула, порылась в ящике стола, извлекла оттуда блистер с таблетками.
– На, держи. Цитрамон. Это тебя после наркоза ещё штырит, бывает такое. Пройдёт. – Она протянула мне две таблетки. – Воды дать?
Я кивнул. Она налила полстакана воды из большой пластиковой бутыли. Я проглотил таблетки.
– А что со светом? И связи нет… – начал было я.
– Доктор придёт на обход – ему все вопросы и задавай, – отрезала она, явно не желая продолжать разговор. – Я тут не справочное бюро. Иди давай, иди. Жди в палате. Сменщица моя не явилась на работу, сижу тут с вами, болезными, жду, когда замену найдут.
Спорить было бесполезно, да и сил на это не хватило. Шаркая тапками, я побрёл обратно. Голова кружилась всё сильнее. Добравшись до своей койки, я просто рухнул на неё, даже не сняв халат. Веки сами собой отяжелели. Комната поплыла перед глазами… и я незаметно для себя провалился в тяжёлую, вязкую дрёму, а потом и в сон.
Пробуждение вышло резким, как удар по яйцам. Я буквально подскочил на кровати от острого чувства тревоги, заставившего меня покрыться испариной. Рефлексы сработали молниеносно – я перекатился на бок, сбросил ноги с кровати и практически сразу отскочил к стене с окном, затравленно озираясь.
Олега в палате не было, его незаправленная кровать подсказывала, что вышел он буквально только что. Да и вообще всё было тихо, но тревога не отпускала. Наоборот, она нарастала, словно снежный ком.
Пока я пытался понять, что же заставило меня проснуться, из-за двери донёсся странный звук, похожий на урчание. Каким-то образом я сразу понял, что слышу его не в первый раз, но память, как и прежде, оставалась девственно пуста.
Подкравшись к двери, я приложил к ней ухо и весь превратился в слух. Долгое время из коридора не было слышно ничего, но затем урчание повторилось, тихое и словно бы печальное. А главное – вроде бы далёкое.
Рискнул приоткрыть дверь и выглянул в образовавшуюся щель. Возле сестринского поста увидел человека, фигурой похожего на соседа по палате. Звать не стал – при одной только мысли о том, чтоб подать голос, тревога резко разрослась едва ли не до паники.
А вот мысль просто дойти до Олега почему-то показалась совершенно не страшной. Что, впрочем, в ней вообще могло быть страшного? Действие как действие, если так разобраться.
Решившись, я в который уже за сегодня раз вышел в коридор. И – тоже уже не впервые! – отметил, что моё тело явно обладала навыками, не очень-то нужными человеку в обычной жизни. Шаги мои, несмотря на самочувствие, ставшее ещё более гадким, чем раньше, стали бесшумны, мышцы приобрели тонус готовности к моментальному действию.
Добравшись до стоящего ко мне спиной Олега, я поднял руку и тронул его за плечо.
– Ты чего сюда?..
Сосед обернулся, и я резко отдёрнул руку. На меня смотрели залитые чернотой глаза навыкате, в которых не видно было ровным счётом ничего человеческого. Изо рта Олега тянулась ниточка слюны, стекая на засаленную майку.
– Олег?
Сосед вместо ответа оскалил зубы и… заурчал.
Я отпрыгнул назад, уже готовый к бою, а Олег, вытянув вперёд руки со скрюченными, словно когти, пальцами, вдруг бросился на меня.
Сознание взорвалось паникой и адреналином. Я не был застигнут врасплох неожиданно быстрым рывком, тело снова сработало без малейшего участия сознания. Но противник, кем бы он теперь ни был, сумел полностью реализовать преимущество внезапности и всё-таки ухватил меня за ворот халата и, голодно урча, потянулся к моей шее.
– Отвали, хрен с горы! – я без лишних раздумий зарядил уже, наверное, бывшему соседу прямой в челюсть.
Тот от неожиданности ослабил хватку и, не удержавшись, упал на задницу. Но тут же предпринял попытку встать и снова наброситься на меня. Я пустил в дело вторую руку, сжав её в кулак и со всей силы врезав нападавшему куда-то в район челюсти или скулы. Удар получился коротким, но резким.
Противника это явно ошеломило. Он хрипло уркнул и чуть отстранился, перестав на мгновение проявлять свою опасную настойчивость в уменьшении дистанции. Этого было достаточно, чтоб я успел развернуться и бегом броситься в палату. Вовремя, кстати – дверь напротив в этот момент распахнулась, и из неё вывалилась уже знакомая мне троица. При виде меня она радостно заулыбалась и заурчала.
Влетев в палату, я захлопнул дверь. Руки сами принялись шарить по ней в поисках замка, засова, щеколды – хоть чего-нибудь, что могло бы задержать тварей снаружи. Но там не было ничего. Абсолютно гладкое дерево. Зато щеколды нашлись вверху и внизу дверного полотна. Защёлкнул их, понимая, что серьёзного штурма эти задвижки не выдержат.
Я тяжело дышал, адреналин бил в виски. Да что за хрень-то?! Что, бесы раздери, здесь происходит?! Безумный взгляд Олега, его животное урчание… Что это? Белая горячка? Реакция на какой-то препарат? Или что-то похуже?
Будто в ответ на мои мысли из коридора донёсся теперь уже хор похожих звуков. Низкое, голодное урчание, перемежающееся скрежетом и шарканьем множества ног. Звуки были… неправильными. Слишком животными для людей. Они доносились отовсюду из коридора, эхом отражаясь от голых стен. И они приближались.
И, что самое удивительное, я был точно уверен в том, что слышу их далеко не впервые.
В этот самый миг что-то тяжёлое с глухим стуком шумно навалилось на дверь с другой стороны. Бум! Пауза. И тут же ещё раз – БУМ! – с такой дурной, слепой силищей, что тонкая деревянная панель жалобно затрещала, а сама дверь прогнулась внутрь. Стало предельно ясно – с замком или без, эта преграда и минуты не продержится. Вот зараза…
Я ухватился за ручку обеими ладонями, упираясь ногой в стену, пытаясь выиграть хоть пару секунд. Панически озираясь по сторонам в тусклом свете, пытался разглядеть что-нибудь обнадёживающее. Оружие импровизированное? Взгляд метнулся к койкам, тумбочкам… Всё не то! Судя по хоровому урчанию, за дверью собрался минимум десяток, а то и два, этих… одичавших. И все они почему-то отчаянно мечтали вломиться именно сюда. И что ни делай, они непременно добьются своей цели.
Мозг, как ни странно, работал спокойно, словно был привычен к подобным ситуациям. Тревога, заставившая меня пробудиться, отступила, и за дело взялись холодные инстинкты человека, как минимум ежедневно попадавшего в ситуации, подобные сегодняшней.
Итак, что делать-то?
Отскочить назад и принять рукопашный бой? Можно, почему бы и нет – драться я явно умею. Но имеется весьма значительная вероятность, что бой этот окажется последним решительным. А такой расклад мне, при всём моём тумане в голове, совершенно не улыбается. Нужно спасаться, но как?
Снаружи снова ударили, на этот раз скоординировано, в несколько точек сразу. Послышался треск дерева. Ещё пара таких ударов – и всё, хлипкие двери не выдержат напора. Вместе с ударами донеслось уже знакомое урчание, которое невозможно воспроизвести человеческим горлом. Эти зомби урчали на вдохе вместо выдоха, и голосовые связки тут были явно ни при чём.
Вот она, эта мысль! Зомби! Вот кого мне напоминают эти твари своим поведением. Голодных киношных монстров. Но как? Откуда они здесь в обычной провинциальной больничке?
Одновременно с этой ассоциацией мелькнула ещё одна, в которой у этих тварей было немного другое название, но разобрать, какое, я не смог. Вопросы, сплошные вопросы, ответов на которые нет. И не будет, что характерно, если я не спасусь. Но и пути к спасению тоже не наблюдалось. Мне нужно больше времени, чтобы найти лазейку.
Бросив держать дверь, я рванул к ближайшему шкафу и с душераздирающим скрипом придвинул его к двери. За первым шкафом последовал второй, за ним я установил койки, покидав их одну на другую. Туда же отправились тумбочки.
Сердце бешено колотилось, я даже на секунду испугался, выдержит ли оно после операции. Но оно справилось и даже не ёкнуло. А вот конструкции хватило только на один удар. Не успел я порадоваться, как после второго дверь соскочила с петель, и шкафы повалились внутрь.
Однако от окончательного падения их спасли койки, как-то хитро вставшие в распор. Первый зомби – тот самый лысый мужик с испачканным кровью лицом, – полез в открывшуюся щель сверху. Под рукой у меня оказалась только тумбочка, которую я не успел взгромоздить на койки вместе с остальными двумя. Не раздумывая, кинул предметом мебели в лысого. Попал. Изделие советской мебельной промышленности разлетелось досками, но…
Перед глазами вспыхнула омерзительно-красная надпись, перекрывая вид на трещащую под ударами извне баррикаду:
Уничтожен зараженный. Уровень – 0.
Вероятность получения ценных трофеев – 0%.
Получено 4 очка к прогрессу физической силы.
Получена 1 единица гуманности.
Эта вспышка текста, наложившаяся на реальность, меня не поразила и вообще никак не заинтересовала. Часть меня, похоже, знала, что так и должно быть. Взгляд мой упал на вращающего бешеными глазами бывшего Олега. В следующее мгновение я принял спонтанное решение и, выхватив из баррикады ещё одну тумбочку, раскроил зомбаку голову.
Уничтожен зараженный. Уровень – 0.
Вероятность получения ценных трофеев – 0%.
Получено 3 очка к прогрессу физической силы.
Получена 1 единица гуманности.
Эй! В прошлый раз было четыре очка! А сейчас только три? Или это из-за того, что он алкоголик… Или из-за того, что Олег? Но сейчас было действительно не до изучения глюков, похожих на системные сообщения из какой-нибудь игры. Всё внимание сосредоточилось на одном – я лихорадочно размышлял, как бы половчее выкрутиться из дерьмовой ситуации, в которой оказался. Да ладно, можно и не очень ловко, но надо умудриться как-нибудь отсюда свалить. И побыстрее, если хочу жить.
Между тем, альтернатива «честному» и, скорее всего, последнему бою была лишь одна – окно. Какой-то обрывок мысли – возможно, остаток вчерашнего бреда под наркозом, – подсказывал, что этот путь уже мной рассматривался. И пусть прошла целая ночь, или день, за стеклом не было кромешной тьмы. Вместо неё царил нездоровый красноватый сумрак, будто солнце пыталось пробиться сквозь плотную пелену дыма или пыли. Освещения он почти не давал, но хотя бы позволял различить контуры и понять, в каком направлении следует прорываться.
БУМ! Баррикада содрогнулась, один из шкафов затрещал под тяжёлым ударом. И тут же снаружи, где-то совсем рядом, за дверью, заурчали несколько десятков глоток.
Я понял – пора немедленно смазывать лыжи. И потому отбросил в сторону всякие раздумья.
Открывать окно? Возиться со шпингалетами или чем там ещё? Нет времени. Пока я буду ковыряться, у меня за спиной появятся новые, куда более неотложные заботы, сталкиваться с которыми лицом к лицу не хотелось категорически.
Размахнувшись, я с ходу бросил стул в стекло. И деревянное изделие не подвело. Толстое и грязное оконное стекло разлетелось с оглушительным звоном, осыпая подоконник и пол острыми осколками. По-хорошему, надо бы оббить края рамы, утыканные стеклянными зубьями, но времени не было вообще ни на что. За спиной раздался ещё удар и новый концерт горлового урчания, на этот раз предвкушающего.
Игнорируя битое стекло, которое тут же впилось в мои босые ступни и ладони, которыми я опёрся о подоконник, я вскочил на него. На кратчайший миг замер, глядя вниз, в красноватый сумрак. И расчётливо сиганул вперёд и вниз. Не просто вниз – там, тремя этажами ниже, темнел асфальт, встреча с которым гарантировала бы мне преждевременное свидание с предками, которых я тоже не помнил. Зато чуть сбоку виднелся расположенный над главным входом в больничный корпус бетонный козырёк, широкий и с виду надёжный. Вот в его направлении я и прыгнул.
Прозрачный сумрак оказался проницаемым для зрения и позволил верно оценить расстояние и правильно отдозировать усилие. Подвели всё те же осколки стекла, из-за которых одна нога соскользнула. На мгновенье показалось, что я не долечу и потеряю единственный шанс… Возможно, единственный.
Пока падал, успел подумать, что лучше уж было остаться и дать последний бой там, в палате. Шансы, может, были бы повыше, чем при приземлении на асфальт с такой высоты. Но сожалеть было поздно. Я упал.
Но не на асфальт. Не допрыгнул я всего чуть-чуть, поэтому встретился с бетоном козырька руками, грудью и челюстью. Но умудрился зацепиться, а не соскользнуть. Некоторое время висел, болтая ногами и пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Продышавшись, подтянулся и распластался на заплёванном и покрытом бычками козырьке. На некоторое время я был в безопасности.
Несмотря на боль от удара, принял решение не спешить и подумать. Чтобы понять, что делать дальше. Но получилось как-то не очень. Вместо этого очень настойчиво захотелось поддаться подташнивающему водовороту и провалиться в бессознательное состояние. Причина обнаружилась быстро – оказывается, разошёлся шов на груди. В какой момент это случилось, было решительно непонятно. Возможно, когда я швырялся мебелью, а может и во время встречи груди и бетонного козырька. Но факт оставался фактом, дальше я бежать не мог. Кровь сочилась не только из ладоней и ступней, но и из шва на груди, одолевали тошнота и усиливающееся головокружение.
Зараза… Что делать-то?
О проекте
О подписке