Возвращение в печали: скорбь и ярость
Рассвет едва занимался, окрашивая небо в стыдливо-розовые тона, когда остатки отряда Османа показались у границ стойбища Кайы. Их было чуть больше двух десятков – изможденных, раненых, с почерневшими от горя и усталости лицами.
Вместо сотни гордых воинов, уходивших в ночь с надеждой, возвращалась горстка людей, познавших горечь поражения и предательства. Первыми их заметили дозорные, и тревожная весть, как степной пожар, мгновенно облетела всю oba (оба – кочевой лагерь).
Женщины, дети, старики высыпали из шатров, их лица исказились от ужаса и дурных предчувствий. Плач и причитания наполнили утренний воздух. Осман, с лицом темнее грозовой тучи, спешился у своего шатра. Кровь на его одежде уже засохла, превратившись в бурые пятна – кровь врагов и, увы, его собственных yiğitler (йигитлер – храбрецы, молодцы).
Акче Коджа, опираясь на копье, тяжело дышал, его перевязанная рука безвольно висела. Конур, брат Аксунгара, окаменел лицом, в его глазах застыла такая боль, что смотреть на него было невыносимо.
– Где остальные? – выкрикнула из толпы пожилая женщина, мать одного из не вернувшихся воинов. – Где мой сын, Осман-бей?
Осман поднял тяжелый взгляд. Каждое слово давалось ему с трудом.
– Они пали как герои, защищая свою землю и своих братьев. Их имена навеки останутся в нашей памяти. Мы отомстим за каждого! Это мое söz (сёз – слово, обещание)!
Но слова плохо утешали убитых горем матерей и жен. Осман это понимал. Он видел их слезы, их отчаяние, и это рвало ему сердце на части. Он подвел их. Он, их молодой вождь, повел лучших воинов в ловушку. Эта мысль жгла его огнем.
Тень измены: кто виноват?
Когда первые волны горя немного улеглись, Осман собрал в своем шатре Акче Коджу, Конура и нескольких уцелевших старших воинов. Воздух был тяжелым от невысказанных вопросов и подозрений.
– Это была хорошо спланированная hile (хиле – хитрость, уловка), – глухо произнес Акче Коджа, качая головой. – Текфур Биледжика знал, куда мы пойдем. Он ждал нас. Но откуда?
Осман сжал кулаки.
– Наши разведчики, Конур и Аксунгар, были единственными, кто знал точное место их первой встречи. И я отдал приказ о вылазке только вам, самым доверенным. Значит… значит, кто-то из наших передал весть византийцам? Hain (хаин – предатель) среди нас?
Эта мысль была чудовищной. Предательство в племени Кайы, где верность вождю и братьям по оружию ценилась превыше всего? Конур вскинул голову, его глаза сверкнули.
– Мой брат Аксунгар не предатель! Он остался там, прикрывая наш отход! Я видел! – Голос его сорвался. – Если он жив, он в плену у этих kafirler (кяфирлер – неверные)!
– Я не сомневаюсь в верности Аксунгара, Конур, – твердо сказал Осман. – И в твоей тоже. И в верности тех, кто пал. Но как тогда враги узнали о наших планах? Возможно, у текфура есть шпионы в окрестных селах? Или кто-то из наших воинов проболтался по неосторожности перед походом? Мы должны это выяснить. Любой şüphe (шюпхе – сомнение, подозрение) должно быть развеяно.
Он понимал, что подозрения, посеянные в сердцах воинов, могут разъесть единство племени изнутри, как червь – здоровое дерево. А единство сейчас было нужно им как воздух.
Слово вождя: не падать духом!
На следующий день, после того как погибших с честью предали земле, Осман собрал всех оставшихся мужчин племени. Он стоял перед ними – молодой, да, потерпевший поражение, да, но не сломленный. Его голос звучал твердо и уверенно, вселяя искру надежды в отчаявшиеся сердца.
– Братья! Воины Кайы! Мы потерпели удар. Болезненный, жестокий. Мы потеряли лучших из нас. Враг празднует победу. Но я спрашиваю вас – сломлены ли мы? Покорились ли мы düşman (душман – враг)?
– Hayır! (Хаир! – Нет!) – раздался сперва неуверенный, а затем все более мощный ответ толпы.
– Враг думает, что мы раздавлены, что мы будем сидеть в своих шатрах и оплакивать потери. Они ждут, что мы запросим пощады! – Осман обвел взглядом лица воинов. – Но они не знают духа Кайы! Мы упали, но мы поднимемся!
Мы стали слабее числом, но сильнее волей! Каждый павший брат будет отомщен сторицей! Каждая слеза наших матерей и жен обернется потоками слез для наших врагов! Наш bayrak (байрак – знамя) снова будет гордо реять над этой землей!
Его слова, простые, идущие от сердца, нашли отклик. В глазах воинов вместо отчаяния начала загораться ярость. Праведная ярость, способная свернуть горы. Осман видел это и понимал – он не один. Его народ с ним.
– Мы должны спасти Аксунгара, если он жив! – крикнул Конур, и его поддержали десятки голосов.
Осман поднял руку, призывая к тишине.
– Мы не оставим ни одного нашего брата в беде! Но действовать нужно с умом, а не только с отвагой. Мы уже заплатили слишком высокую bedel (бедель – цена, плата) за поспешность.
Новый план: надежда или отчаяние?
Вечером того же дня Осман снова сидел в своем шатре с Акче Коджой и Конуром. Перед ними на расстеленном ковре лежала грубо начерченная карта окрестностей Биледжика и Ярхисара.
– Текфур Константин будет ждать нашей прямой атаки на Биледжик, – размышлял Осман. – Он будет уверен, что мы, ослепленные жаждой мести, бросимся на его стены. И он снова подготовит нам tuzak (тузак – ловушка).
– Значит, мы должны ударить там, где он не ждет, – проговорил Акче Коджа. – Но где это место? И как это поможет Аксунгару? Если он в Биледжике, любая атака на другое место может ускорить его kader (кадер – судьба, участь).
Конур сжал кулаки. Мысль о брате не давала ему покоя.
– Мы должны узнать, где он! И жив ли он! Может, подкупить кого-то из слуг в крепости? Послать лазутчика?
Осман задумчиво посмотрел на карту. Его палец остановился на точке между Биледжиком и Ярхисаром – там, где проходил важный торговый путь, который контролировали оба текфура, получая с него немалый gelir (гелир – доход).
– Они сильны, когда они вместе или когда прячутся за стенами своих крепостей. Но они не всесильны. У них тоже есть слабые места. И Аксунгар… он слишком хороший разведчик, чтобы попасться просто так. Если он жив, он будет искать способ дать нам знать о себе.
Внезапно в шатер быстро вошел один из молодых воинов, только что вернувшийся из дозора.
– Beyim (беим – мой господин)! Недалеко от нашего стойбища, у переправы через реку, замечен небольшой отряд. Не византийцы. Похоже на людей Кёсе Михала, текфура Ярхисара. Они не нападают, стоят и чего-то ждут. И у них… у них белый flama (флама – флажок, вымпел) на копье.
Осман, Акче Коджа и Конур переглянулись. Люди Кёсе Михала? Текфура, который колебался, вступать ли в союз против Кайы? С белым флагом? Что это могло означать? Новое предательство? Или… неожиданный луч надежды?
Осман, Акче Коджа и Конур стояли на небольшом холме, скрытые редкими кустами, и напряженно всматривались в группу всадников. Их было не больше пяти, и один из них действительно держал на древке копья белый кусок ткани – знак мирных намерений.
Но после недавней кровавой западни в старом караван-сарае, верить византийцам было смертельно опасно. Каждое мирное слово могло скрывать очередной oyun (оюн – игра, уловка).
– Что думаешь, Акче-ага? – тихо спросил Осман, не сводя глаз с чужаков. Его рука инстинктивно лежала на рукояти меча.
Старый воин потер подбородок.
– Кёсе Михал всегда был себе на уме. Он не похож на кровожадного текфура Инегёля или коварного Константина из Биледжика. Но и простоты от него ждать не стоит. Белый флаг – это приглашение к разговору. А вот о чем будет этот konuşma (конушма – разговор), мы не узнаем, пока не примем их.
Конур, чье сердце все еще разрывалось от неизвестности о судьбе брата Аксунгара, мрачно процедил:
– Может, они пришли посмеяться над нами? Или выведать, сколько у нас осталось воинов после их подлой baskın (баскын – налет, облава)?
– Может быть и так, – согласился Осман. – Но может, у них есть известия. Или предложение. Если мы их прогоним, так и останемся в неведении. А знание – это güç (гюч – сила). Пошлите им навстречу двух наших воинов. Без оружия, но с зоркими глазами. Пусть приведут сюда их главного. Мы поговорим. Но пусть наши лучники будут наготове.
Через некоторое время к Осману подвели одного из византийцев. Это был мужчина средних лет, в добротной, но не слишком роскошной одежде, с умными, проницательными глазами. Он держался с достоинством, но без высокомерия. Это был главный elçi (эльчи – посол, посланник) Кёсе Михала.
– Приветствую тебя, Осман-бей, вождь племени Кайы, – произнес византиец на чистом тюркском языке, что немного удивило Османа. – Мой господин, текфур Ярхисара Михаил Коссес, шлет тебе свои приветствия и это mesaj (месадж – сообщение, послание).
Он протянул Осману небольшой, аккуратно свернутый пергамент, скрепленный печатью. Осман взял свиток, но разворачивать не спешил.
– Я слушаю тебя, посланник. Что хочет твой господин от нас после того, как его друг, текфур Биледжика, устроил нам кровавую баню? Или вы считаете, что мы не знаем о их тайной встрече у старого караван-сарая? Наша istihbarat (истихбарат – разведка) не дремлет.
Посланник спокойно выдержал тяжелый взгляд Османа.
– Мой господин, Кёсе Михал, не был другом Константина в том деле. Да, он встречался с ним. Но он не давал согласия на нападение на твое племя. Более того, он пытался отговорить текфура Биледжика от этой безумной затеи, но тот был непреклонен, ослепленный жаждой легкой ganimet (ганимет – добыча, трофеи). Кёсе Михал сожалеет о случившемся и предлагает тебе свою помощь.
– Помощь? – Осман горько усмехнулся. – Какую помощь может предложить нам византийский текфур? Или он хочет, чтобы мы поверили его словам на boş laf (бош лаф – пустые слова)?
– Мой господин готов доказать свою искренность делом, – невозмутимо продолжал посланник. – Он знает, что один из твоих храбрых воинов, разведчик по имени Аксунгар, попал в плен к людям Константина. Его держат в подземелье крепости Биледжик. Кёсе Михал готов помочь тебе вызволить его. У него есть свои люди в Биледжике, свои тайные kanallar (каналлар – каналы, связи).
При упоминании Аксунгара Конур едва не вскрикнул, но сдержался, лишь судорожно сжав кулаки. Осман почувствовал, как в груди что-то дрогнуло. Аксунгар жив! Это была первая хорошая haber (хабер – новость, известие) за последние дни. Но можно ли верить этому человеку?
– Почему Кёсе Михал хочет помочь нам? Какая ему от этого fayda (файда – выгода, польза)? – Осман смотрел прямо в глаза посланнику, пытаясь уловить хоть малейший признак лжи.
Посланник на мгновение задумался.
– Текфур Константин из Биледжика становится слишком сильным и заносчивым. Он угрожает не только Кайы, но и своим соседям, включая Ярхисар. Мой господин, Кёсе Михал, ценит мир и порядок на своих землях. Он видит в тебе, Осман-бей, силу, с которой можно считаться.
Силу, которая, если ее направить в нужное русло, может принести пользу всему региону. Он предлагает не просто помощь в спасении твоего воина. Он предлагает ittifak (иттифак – союз, альянс) против Константина.
Союз с византийским текфуром! Это было неслыханно. Но в словах посланника была своя логика. «Враг моего врага – мой друг», – гласила древняя пословица. Но доверие – güven (гювен) – было хрупкой вещью, особенно в этих неспокойных землях.
– Передай своему господину, что я обдумаю его предложение, – сказал Осман после долгой паузы. – Но прежде чем говорить о союзе, я хочу увидеть доказательства его доброй воли. Если он действительно поможет нам спасти Аксунгара, тогда мы сможем поговорить о большем. Пусть назовет свою şart (шарт – условие).
Посланник поклонился.
– Мой господин будет рад услышать это. Его условие простое: встреча. Личная встреча с тобой, Осман-бей, в нейтральном месте, которое выберешь ты. Там вы сможете обсудить все детали. И он передаст тебе план спасения твоего воина.
Когда посланник удалился, Осман повернулся к своим советникам. На лице Конура впервые за последние дни появилась тень надежды.
– Beyim, мы должны попробовать! Если есть хоть малейший шанс спасти Аксунгара…
Акче Коджа был более осторожен.
– Личная встреча с Кёсе Михалом? Это очень рискованно, Осман. Это может быть еще одна komplo (компло – заговор, интрига). Вспомни караван-сарай.
– Я помню, Акче-ага, – твердо сказал Осман. – И я не допущу такой ошибки дважды. Но если Аксунгар жив, мы обязаны попытаться его спасти. Он наш брат. И если Кёсе Михал действительно хочет союза… это может изменить все.
О проекте
О подписке
Другие проекты