Отчина не досталась

Земельная, имущественная, легендарная, плодами которой питалась бы наша ветвь родового древа, не досталась. Ни старинный замок с привидениями и художественными портретами достославных родичей, ни сундуки с кованными петлями и замками, набитые ветхозаветным барахлом, ни рукописные завещания, ни наперстные кольца и бриллианты… Отчина не досталась не потому, что обошли завещанием, а – не была писана. И не за отсутствием стряпчих не была писана, но лишь потому, что нечего было наследовать. Не досталась от отца, а ему от дедов, вынужденных переселиться в начале XX века на сибирские просторы. Деды по отцовской ветви древа выехали из малоземелья отчих краев Белоруссии (Могилевская губерния) в Сибирь, в дремучие малообжитые края, по устоявшейся легенде представлявшиеся богатыми, не паханными и плодородными землями. Сулящими, как минимум, сытную и вольную жизнь.

Не досталась отчина от дедов по матери, унаследовавших от своих родителей лишь вековечную нужду да зыбкую мечту о лучшей доле. Предки этой ветви древа покинули в начале XX века Пензенскую губернию. Переселились в ту же заманчивую Сибирь, на землю урожайную, в просторы вольные, необозримые.

Дед по отцу, Борис Дмитриевич Болотников, с женой Ольгой Ильиничной, – белорусские крестьяне, наивно-верящие в лучшую долю, напитавшиеся баснословными слухами о богатеющей Сибири, вывезли из Могилевщины семью с четырьмя малолетними детьми. Вывезли во мглу неизвестности, в не обетованные края, в несусветное «авось» – в поисках своей лучшей доли. Земледелец, бондарь и бортник, дед Борис мечтал на новых землях обрести более счастливую жизнь, обеспечить таковой и наследников своих.

И окромя узлов с нательным хламом да проходного переселенческого свидетельства, являвшегося актом последней связи с вотчиной, никакого имущества на новое обзаведение не получил. Отчины от отца своего не наследовал. Ничего не обрел в Сибири, но лишь рассеял по извечной русской круговерти остатнее – семейное гнездо, птенцы которого разлетелись по городам и весям – не по их воле, не в исполнение семейных надежд.

Дед по матери, Федор Филиппович Филатов, с женой Марией Ивановной и четырьмя же малолетками, в таком же звании расейских крестьян, обманутых мифическими проектами столыпинщины, воцарились в сибирских просторах, нимало помыкавшись по географическим пунктам. Обжились на тесинской земле, приноровились к её правилам и людям. Здесь же, на промозглом погосте, мой дед по матери вкупе с женой своей и несколько детей их, сложили прах свой. Остатные дети их тоже не испытали счастья или обетованной свободы: и также рассеялись по городам и весям, не помня пути к родным могилкам.

У них, детей и дитятей детей, и мужнего и женского пола, на сибирских землях, или на расейских просторах тоже не нажилось отчины, сколько-нибудь годной для передачи в наследство многочисленному потомству. А если что и осталось – лишь многоликая и событийная история семейной жизни, тесно соединенная с историей многострадального отечества. Никем не записанная. Не запомненная. Следовательно – не существующая.

Недоставшаяся мне отчина не сокрушила. Чувство досады не грызло ни единый день. И тому нет объяснений… Впрочем, возможно, полное отсутствие горечи и утраты сопряжено с ментальностью бывшего советского человека. Как результат отчуждения последнего от частной собственности, в полном соответствии с идеологией социализма, под сенью которой родился, вырос, возмужал, состарился… Не успело привиться чувство собственника?.. Или напрочь успело выветриться из генетического кода? Или вытравили его в процессе построения «развитого социализма»?

Словом, отчина не мерещилась вчера, не жаждется здесь и сейчас, не блазнится в обозримой перспективе.

Отчина не досталась, но взамен в душе угнездилось новое состояние: гордость за подвижническую сущность моих дедов. Гордость и восхищение их натурами. Они умели мечтать! Несмотря на гнет и нужду в существующей яви, обрели душевную потребность менять пагубную традицию, строить новую архитектуру жизни.

Очевидно, натуры дедов были мятежными. Не мирившимися с доставшейся долей. Подверженными риску… Словом, доступные счастью.

Не эти ли чувства – гордость и восхищение – обуревают, потрясают воображение? Не они ли настойчиво воодушевляют меня на поиск жизненных путей моих дедов, на разыскание и осмысление всяческих сведений о их детях, внуках, правнуках…

Оказалось, я мало и неточно осведомлён, слабо информирован о судьбах своих пращуров. Не знаю многих дат, имен, подробностей семейных историй. Не имею в семейном архиве многих правоустанавливающих документов, возвеличивающих грамот и свидетельств, старинных фото… Не помню легенд и преданий. Все это – стыдно и обидно. Но – пытаюсь наверстать упущенное, крепко вцепившись в фабулу этой книги.

Советская идеология напрочь отринула понятия отчины, родословной истории. Мало кто из детей Советского Союза помнил историю своего рода до 4—5 колена… И вел разыскания, и составлял родовое древо. Зачем? Вживлялось сознание того, что разношерстное население стран СССР должно составить новую общность «советский народ», свободную от «пережитков прошлого». Родовые имения, наследование, сословные привилегии… – эти понятия должны отмереть вместе с частной собственностью. Человек советский, который «будет жить при коммунизме», покончит с категорией отчуждения.

Новый век возвращает нас к понятиям рода, родословия, родословного древа. Возвращение болезненно.

Переселенческие мытарства привели-таки Болотниковых в Сибирь, в обширные, студеные и малообжитые места. Здесь, в Канском уезде, в 1917-м родился мой отец Константин, а в 1918-м – его младший брат Алексей. И уже, прикипев к новому месту, завели кое-какое хозяйство. Старшие дети дедов – свои семьи. Вытерпели нелегкие годы коммунарской жизни и тяготы колхозного строительства. Выстояли, выжили. Обрели ли обетованное счастье? Всех не оставила худая участь…

Когда началась Великая Отечественная война, оставшееся семейство Болотниковых жило в с. Тесь Минусинского района Красноярского края. Старшие дети, обзаведясь семьями, покинули гнездо. В 1941 году, 24 ноября, умер дед Борис Дмитриевич. Старший сын деда – Аким Борисович – жил в Теси, в Минусинске, а умер в Красноярске по причине необъяснимого несчастного случая. В семье сохранился минимум сведений о нем и о его семье. Второй сын, Евмен Борисович, был призван на фронт Великой Отечественной войны новобранцем из Енисейска, по более правдоподобным слухам – из Северо-Енисейска. Хотя до того жил, по слухам же, в поселке №9 г. Черногорска (Хакасская АО). С началом войны ушел на передовую. Никаких сведений с фронта семья не получала. По домыслам (мол, «трактористом был») знали, что служил в танковых частях. Вести о его фронтовой эпопеи не дошли до родителей и братьев-сестер. И не совсем ясны по сегодняшний день. Евмен не вернулся с войны. Скупые поиски в советские годы ничего не дали. Семье не довелось познакомиться с его женой и родившейся дочерью Клавдией (?). И лишь в начале XXI века, в 2016-м году появилась новая легенда о его судьбе. Однако и эту версию ещё следует подтвердить документально.

Константин Борисович был пятым ребенком в семье переселенца. Учился в техникуме. Не обошла и его фронтовая участь. Уже женатого и имеющего дочь, после окончания Ачинского техникума Совторговли, командировали к месту работы, на о. Сахалин. А в 1943 год призвали на службу в Советскую армию. Здесь он быстро переучился и служил в подразделении связи телефонистом, а когда началась война с Японией (с 9 августа 1945 г. по 3 сентября 1945 г.) в составе 695 отдельного батальона связи участвовал в военных действиях. Имеет правительственные награды: медаль «За победу над Японией», орден Отечественной войны II степени. Позднее получал юбилейные награды.

Вероятно, родные ничего не знали бы о его военном прошлом, если бы Константин Борисович тщательно не записал свои фронтовые будни на страницах солдатского дневника. И не только дневниковые его записки унаследовала семья…

О его жизни мы поведаем отдельной книгой «ОТЕЦ».

Младший брат Алексей Борисович ушел на фронт добровольцем, приписав себе четыре года – для взрослости. Ещё летом 1939 года он женился на Анне Семеновне Михеевой, девушке из Малой Нички Минусинского уезда. Через год родился у них сын Виктор. В 1941 году Алексей Борисович появился в Минусинске, у брата Акима, а затем в Ачинске, у брата Константина. Константин проводил брата на станцию. Алексей уехал на запад навсегда. Он сообщил брату, что уезжает в армию добровольцем, будто бы парнем 1914 года рождения – так и записано в военкомате. В 1941-м Алексей Борисович был призван на переподготовку и сразу же направлен на фронт. И пропал без вести. Разнородные слухи – один нелепее другого – доносили, что попал в плен, бежал, воевал в партизанах… После войны мать Ольга Ильинична получала за него пенсию. Жена Анна Семеновна с сыном Виктором жили отдельно от Болотниковых. И поддерживали с тесинцами лишь редкую письменную связь.

Время и обстоятельства разрознили моих родственников по городам и весям… К ним ещё обратимся, всему свое время. А пока задумаемся о том, кто такие мы есть, Болотниковы? Какого рода-племени? Откуда появилось фамильное имя? Что стоит за именем тем?

Часть первая. Болотниковы в истории²

Фамилия – Болотников

«Фамильное имя „Болотников“³ хранит память об обычаях наречения наших предков – славянских язычников. Как и память о личном прозвище далёкого предка. Болотниковы – российский дворянский род, герб которого находился в „Общем гербовнике дворянских родов Российской империи“. Существует несколько версий происхождения фамилии. Но по одной из них, данное прозвище образовано на основе слова „болотник“ – житель болотистых мест. Существует и другая версия, по которой данное фамильное имя образовано от „болотник“ – злой дух, обитающий на болотах. Тогда Болотник – профилактическое имя – как Черт, Банник и др. Родственные фамилии – Болотин, Болотов. Такое прозвище или имя давалось ребенку как нецерковное „охранительное“ имя. Так называли детей, дабы защитить их от злых духов, и с надеждой на то, что они вырастут добрыми и красивыми. В словаре Владимира Даля – „болотник“ – м, долгоногий кулик, с горленку; охотник за болотной дичью».

XVI век

Рисунок 1. Оруженосцы московских великих князей и царей – рынды. Неизвестный художник

«…По родословным книгам предок рода Савлук Болотников выехал из Литвы в Россию (1530 г.) при великом князе Василии Ивановиче с сыновьями Федором и Иваном в начале XVI века и жалован был поместьями в Вяземском уезде. Внук Федора Савлуковича, Матвей Лобанович, находился рындой⁴ при Иоанне Грозном в 1572 г. Борис, Никита и Андрей Болотниковы, дети боярские Вяземского уезда, подписались в 1565 г. по боярине Иване Петровиче Яковле-Захарьине, Андрей в 50, Борис в 25, Никита в 20 рублях. Утеш Никитич находился рындой при царе, а Федор и Алексей Кауровичи – рындами при царевиче Иоанне Иоанновиче в 1572 г. Иван Болотников, дворцовый дьяк⁵, участвовал в избрании царя Михаила Федоровича, потом был судьей в приказе Казанского дворца».

Былинные времена. Скупая хроника. Имена фамильной истории, намертво втиснутые в летописи Руси. Часто кровь моя вскипает от доселе неведомой поисковой страсти. Или от иного чувства? От таинственной связи, приобщающей меня и мою ветвь родового древа, к подвигу, доблести и славе сынов стародавнего отечества. От волнения… Незнамое, или давно забытое имя с корнем «болот» внезапно потрясают подлинным открытием. Бальзамом по сердцу. Из прорвы интернет-ресурсов, извлекаю факты и легенды, глубоко трогающие и увлекающие меня тегом #Болотников.

«…А в послех указал Государь, Царь и Великий Князь Михайло Федорович всеа Русии быть бояром: Федору Ивановичу Шереметеву, да князю Даниилу Ивановичу Мезетцкому, да окольничему Ортемью Васильевичу Измайлову, да дьякам: Ивану Болотникову да Матвею Сомову».

«Государь указал быть с послом боярином Шереметевым 41 стольнику, 25 стряпчим, 77 дворянам Московским. Кроме того, с послом были дворяне и дети боярские из городов, именно из 41 города, в том числе и из Путивля. Число представителей от каждого города было неодинаково, более всего от Вязьмы 90 человек, из других по несколько человек, от одиннадцати городов по одному человеку, в том числе один дворянин был Путимлец (Путивлец)…»⁶

В «Истории» Соловьева⁷, не единожды упоминаются дъяк Болотников – стр. 109, 122., Болотникова Афимья, сестра Федора Андронова, т.5. стр. 374, Василий Болотников т.4 стр.274, 467,468,470—472, 476, 477, 479, 480, 502, 576, 703.

Зачитываюсь историей, словно козел поедающий траву вокруг кола, привязанный на вервие цепко и обреченно. Кол этот – болотников… болотник… болот – вбит под кожу или в черепную коробку мертвой хваткой. Словно хочу насытится вкуснейшим знанием событий того времени, когда Болотниковы засвечивались в отечественной истории, будучи её – истории – свидетелями и участниками. Славлю промысел божий, содеявший это участие. Славлю сермяжный труд писцов-летописцев, открывающий ныне срезы этих времен и событий…

В главе 2 «Продолжение царствования Михаила Федоровича» историком написано: «…Знаменитый польский наездник Чапалинский погиб на Вохне от служек Троицкого монастыря после неудач под этим монастырем, но зато и с русской стороны погиб также знаменитый наездник, причинивший много вреда литовскому войску, Канай Мурзин, в крещении названный князем Михаилом. Начались переговоры: решили, что уполномоченные, с русской стороны – бояре Федор Мезецкий, окольничий Артемий Измайлов и дъяки Болотников и Сомов, а с польской – князь Адам Новодворский, бискуп Каменецкий, Константин Плихта, Лев Сапега и Яков Собеский, – съедутся на реке Пресне 20 октября…»

«Переговоры начались на реке Пресне 20 октября 1618 г⁸. Русские уполномоченные получили наказ добиваться признания титула Михаила Федоровича и требовать возврата городов Смоленска, Рославля, Дорогобужа, Вязьмы, Козельска и Белой. Польские представители говорили о правах Владислава на престол и также требовали городов. Затем переговоры были перенесены в Москву и здесь состоялось заключение соглашения о предварительных условиях перемирия. В Москве в это время происходили волнения казаков. Правительство Михаила Федоровича в условиях угрозы в том числе новой осады Москвы согласилось уступить ряд городов – Смоленск, Белую, Дорогобуж, Рославль, Городище Монастырское, Чернигов, Стародуб, Новгород Северский, Почеп, Трубчевск, Серпейск, Невль, Себеж и другие».

В условиях нестабильности – зыбкости государственной власти, волнений и сепаратизма в среде элиты – акт договора мог быть поручен только самым надежным и преданным подданным. Наверное, дьяк Болотников входил в их число. Избран, участвовал… Какова же была его персональная миссия, какая накладывалась ответственность – важно для меня, но не суть… Да и краеугольные события той эпохи, отодвинувшиеся от оных дней до дня сегодняшнего, затушевались пылью веков. Вероятно, нужны неистовые историки, чтобы подробно, последовательно, грамотно разобраться в происходящем и доступно довести до нашего сведения…

«Для переговоров было выбрано место по Троицкой дороге в принадлежавшей монастырю деревне Деулино, в трех верстах от Троице-Сергиева монастыря. 23 ноября состоялся первый съезд».

Свиток с договором

Приведу здесь лишь краткие выписки из договора⁹Не касающиеся его сути, которая сама по себе чрезвычайно содержательна и важна, но – лишь посольские регалии и имена…

«Божью милостью наияснейшого и великого государя Жигимонта третего короля полского и великого князя литовского, руского, пруского, жомойского, мазовецкого, киевского, волянского, подольского, смоленского, подляшского, лифлянтского, естонского и иных, и дедичного короля шведского, кготского, вандалского, кнежати финляндского и иных».

«…з боярином и наместником Суздальским князем Данилом Ивановичом Мезецким, з околничим и наместником Калужским Артемьем Васильевичом Измайловым, да з дьяки Иваном Ивановым сыном Болотниковым и Матфеем Сомовым…».

«А великие послы Московского государства боярин и наместник Псковский Федор Иванович Шереметев, боярин и наместник Суздальский князь Данило Иванович Мезецкой, околничий и наместник Калужский Артемей Васильевич Измайлов и дьяки Иван Иванов сын Болотников и Матвей Сомов о государу королевичу его милости Владиславе, называючи то минущым делом, мовити и становити з нами не хотели, зачым мы тое дело на суд Божий и на его волю светую положыли есмо и вечное докончанье промеж народу нашого полского и литовского и промеж московского не сталосе».

Дело было сделано. Состоялось. Из сегодняшнего дня не разглядеть величия, или убогости свершившегося деяния. Не определить истинной меры его. Срок мирного договора истек 11 июня 1632 г. Он не был продолжен в нужные сроки, Россия начала войну за возвращение уступленных городов, получившую название Смоленской.

…Сейчас и здесь, в пряном сеновале, через дверцу всматриваясь в пополуденную пыльную бурю, вижу не вихрь листопадный, не обрывки рваных газет, мечущихся в небесах по воле стихии, но – архивные стяги преданий, знамена летучих легенд, пики и копья летописных буквиц. Вижу вехозаветные были, случившиеся с нами в стародавние времена. Мы жили-были… Умирали и возрождались. Творили историю, которая, в свою очередь творила нас, Болотниковых.

«…Вот что записано в „Общем гербовнике дворянских родов Российской империи“ о представителях рода Болотниковых: „Потомки сего рода служили дворянские службы в разных чинах. Фамилия Болотников разделилась на две ветви, и каждая имеет свой герб (Общ. рос. герб., ч. VIII, №18 и ч. IX, №14). Все сие доказывается справками Разрядного Архива и Вотчинного Департамента“. Источники: Тупиков Н. М. Словарь древнерусских личных собственных имён. СПб., 1903.Толковый словарь В. Даля, в 4-х т. М., 2000. Петровский Н. А. Словарь русских личных имен. М., 1966; Унбегаун Б. О. Русские фамилии. М., 1989.».

Рисунок 2. В.у. 25 апреля 1796 г. герб Болотникова Василия, коллежского асессора. Худ. А. Фадеев.

«Щит разделен горизонтально на две равные части. В верхней в голубом поле золотая шестиугольная звезда в знак подтверждения его в дворянском достоинстве, в нижней части в красном поле прямостоящая кираса и шпага положенная за оной эфесом вверх в знак того, что он продолжал военную службу в кирасирском полку с похвалою. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с страусовыми перьями. Намет на щите красный, подложенный золотом». [sdgu II-57] OGDR IX-14.