Игрушки

В детстве я любила придумывать и собирать истории. В моей комнате жило много мягких игрушек, и они приглашали меня в свои миры. Вот семейство медведей обустроилось на нижней полке по соседству с моей любимицей, розововолосой лошадкой. Рядом болтали малиновый бычок, слон в колпаке и белая обезьянка. Вот жёлтый заяц прячет морковку от резиновой овечки. Тут же поросёнок хвастается костюмом перед серым псом с длинными ушами. Жили они дружно.

Куклы сидели отдельно. Они мало кого пускали в свой круг. Мне нравилось их наряжать, но больше я любила играть со зверями. И с железками, которые мне приносили родители с работы.

Они трудились на заводе, и я ежедневно слушала разговоры о нём. Что это такое, я не могла вообразить. Всякие Бочкарёвы, Зорины и прочие товарищи превращались для меня в таинственных сказочных персонажей. Мама с папой играли с ними в другом, заколдованном, мире, пока я скользила и падала с ледяных горок в дурацком детском садике «Солнышко». Одно из падений обернулось ниткой шрама на лице и сделанной после фотографией для выпускного альбома. На ней я, насупленная, сердитая, всем своим видом показывала: «Нечего меня со шрамом фотографировать!» Бордовая молния красовалась под правой бровью, не желая исчезать. Правда, тональником её почему-то не замазали, может, и не было у мамы. Шрам превратился в невидимку только спустя пару недель. Но было уже поздно.

Иногда мама приносила мне что-нибудь с работы. В основном обломки образцов из лаборатории. Сначала просто для развлечения, а потом уже объясняла мне назначение каждой фигурки. Я так вошла во вкус, что вскоре начала выпрашивать железные штучки. Сама того не ведая, мама открыла для меня новый мир. Мир железок. И я даже не могла вообразить, насколько они изменят мою жизнь в будущем.

Первыми железными игрушками стали половинки гантельки. Маленькие блестящие фигурки весело перекатывались у меня на ладони. Если поставить их на основания, получатся башни с изломанными шпилями или мачты кораблей. Возможно, половинки могли превратиться в шахматные фигуры, но я не знала, как ими играть.

Следующими мама подарила мне два гладких кирпичика с бороздами на гранях. Вот с ними можно было смело возводить что-нибудь серьёзное. Подставку из них соорудить, например, или вытянуть в башенку.

Однажды мама привела меня к себе на работу в лабораторию. Тогда ещё было можно. Мы миновали огромное здание с белыми колоннами, на котором широкими, выстроенными по линейке буквами было высечено «ЛАБОРАТОРИЯ» и какие-то цифры. Позже мне объяснили, что это год постройки. Мы зашли в проходную в соседнем от лаборатории здании. Как меня, ещё школьницу, пустили на завод, я совсем не понимала. Какие-то вертушки, охранники. Мама им что-то показала, и мы зашагали дальше.

Мама вела меня широкими коридорами того огромного здания с колоннами, и мне не терпелось всё-всё рассмотреть. Где-то там, на потолке, висели пыльные старые белые плафоны с красными цветами. А что творилось за деревянными дверями кабинетов, я не представляла. Только силуэты за матовыми стёклами могли подсказать. Но они молчали. Я безостановочно вертела головой. Хотелось заглянуть в каждый угол, узнать всё об этом заколдованном мире, где работали родители.

Мамина лаборатория была большая. И там стояло много странных железных машин. Некоторые из них прятались в больших коробах. Об их назначении мне никто не рассказывал. Что мне хотела показать мама, я не понимала.

Тем временем её коллеги с любопытством меня рассматривали. С кем-то мы были знакомы заочно, по маминым историям, а кто-то уже видел нас вместе. Город Чебаркуль – это же большая деревня: кто-нибудь кого-нибудь да знал. Со мной здоровались, спрашивали про семью, я чего-то невпопад отвечала, совершенно не понимая кому… Некоторые возмущались, что я не здороваюсь. Уже во взрослом возрасте я сталкивалась с теми же людьми, но моя память коварно утаивала их имена. Зачем здороваться с незнакомцами? И как я могу узнать человека и поприветствовать его, если видела раз или два в детстве?

Дверь заграждения одной из машин уже была открыта: наверное, готовились к испытанию.

– Сейчас, Саша, проверим, при какой силе сломается этот образец, – мама протянула мне руку с железной штангой. Жаль, я не успела её потрогать.

Мама исчезла за дверью. Машина медленно проснулась, словно потягиваясь, закряхтела и заскрипела. Только вместо рук у машины – маятник.

Раз – и маятник со скрипом описал дугу. Два – новая дуга. Три, четыре, пять… и бум! Всё закончилось. Я даже не поняла, что произошло. Что-то упало, кажется.

Мама вышла с двумя серебристыми брусочками в руках.

– Смотри, Саша. Это остатки образца после испытания. Копёр ударил по нему несколько раз и сломал.

– А зачем? – спросила я, жадно глядя на половинки штанги. Как бы хотелось забрать себе, покатать гладкие бочонки! Расставить их среди зверья…

– Чтобы измерить силу удара, при которой образец сломается. Это нужно для изучения свойств металла, – объяснила мама, крутя брусочки в руках. – А потом мы определяем, проходят ли они по документам.

– Ого! А ты меня ещё сюда приведёшь? Хочу ещё экскурсию! – я молитвенно сложила руки и чуть подалась вперёд.

– Если захочешь, что-нибудь придумаем. А образцы можешь забрать. Я тебе потом другие принесу.

Надо ли говорить, что после приключений на заводе я берегла блестящие половинки, которым отвела особое место в своей комнате, больше остальных сокровищ.

Я назвала его «Тайная комната». Начитавшись книг о Гарри Поттере, я впустила тайну к себе в комнату. Возле книжного шкафа на широко расставленных ножках стоял рыжий стол в разводах. А на нём громоздился круглый аквариум, который поддерживали изогнутые зелёные железные листья. Красно-синие гуппи и алые меченосцы проплывали среди мерно покачивающихся светло-зелёных водорослей. Рыбам, казалось, не было ни до кого дела. Они переливались в магическом свете люстры, растворяясь в своём водном мире. А мне так хотелось с кем-нибудь поиграть. Вот я и обустроила себе местечко под рыбьим домом.

Вначале я занавесила подстолье старыми жёлтыми шторами. То ли мама выделила из своих запасов, то ли я где-то раздобыла сама из закромов в шкафах. Внутри творилось волшебство. Я поставила туда комодик из спичечных коробков, оклеенный жёлтой, голубой, розовой и зелёной бумагой. На его ящичках и стенках сверкали звёзды. Затем я положила туда маленький, переливающийся рубиновым камешек (самый любимый) и много-много разных бусин.

Ещё я принесла в «комнату» маленькую пирамидку из бумаги: нужно было склеить для школы, но в итоге фигурка осталась у меня. Её я сделала постаментом. Какие-то мягкие игрушки из многочисленного семейства медвежьих тоже переехали туда. И куда ж я без моих любимых железяк? Бережно хранимые мной бруски и бочонки заняли почётное место возле комода. Там же отлично разместилось «зеркало», которое мама принесла с завода. «Тайная комната» в нём казалась ещё волшебнее и загадочнее. Хотя это был просто очередной гладкий кусок кварца с маминой работы.

Хранителями комнаты я назначила медвежье семейство. Только старший оставался сторожить вход: он попросту не влезал под стол.

Каждый вечер я приходила играть в «комнату», придумывала разные квесты. Уставшим родителям после работы было просто не до меня. Завод, словно подъём к горной вершине, высасывал из них последние силы. А я придумывала свои новые миры.

Однажды папа отдал мне маленький железный шарик, блестящий и холодный. Его хотелось держать в руках и медленно перекатывать, как яблочко в сказках, благо для этого у меня имелось «блюдечко» – жестяная, расписанная цветами крышка от конфетной коробки. Катать – не перекатать. Я представляла, как после пары-тройки полных кругов шарика на серебристой поверхности появляется картинка с морем и пальмами.

Уже потом я узнала, что мой шарик совсем не простой: это часть от подшипника, где с ним рядом толкались железные собратья. Там они дружной кучкой катались между кольцами. Забавно, что в университете со мной приключились две истории, связанные с подшипниками.

Первая случилась на самом страшном и сложном для нас предмете под названием «Детали машин». Нетрудно догадаться, что там изучали. У нас началась большая тема «Подшипники. Опоры валов и осей». Рисовали много схем, записывали формулы. Рисовать да и чертить у меня получалось так себе.

Самым классным занятием оказалась лабораторная работа, там-то первая история и закрутилась. Наш преподаватель Евгений Петрович принёс две связки подшипников, велев изучать. Не учишь – публичная порка. И это помимо двоек! Мы честно старались работать на каждой паре и радовались, что в этот раз можем прикоснуться к предмету изучения. Какое богатство нам доверили: и огромные шариковые, и маленькие роликовые. Но всеобщим успехом пользовался двухрядный сферический. Его кольца крутились не только по кругу, но и по сфере вокруг друг друга. Мы с одногруппниками чуть не подрались. Учебная медитация: крути себе колечки на паре, никто и слова против не скажет. Ту лабораторную мы защитили на «отлично». Евгений Петрович любил сначала опрашивать девушек, считая: хуже разбираются – больше спрос. Вероятно, он хотел, чтобы мы понимали и запоминали материал. Мы трудились изо всех сил. Раньше я тормозила, когда отвечала на лабораторных. Одногруппники то и дело называли меня «слабым звеном». Но теперь всё изменилось.

Друг даже обещал подарить мне сферический подшипник на день рождения, но не смог купить из-за космической цены. Зато принёс игрушечную соломенную сову.

Сов я любила с детства. Первая появилась у меня после Бажовского фестиваля. Каждый год там собирались творцы: гончары, ювелиры, модельеры, певцы, танцоры… всех и не упомнишь. Я нашла и не выпускала из рук маленький глиняный колокольчик в виде совы, и родители купили мне его. Она свила гнездо на бра над кроватью. Уже потом мне надарили столько сов, что я собрала приличную разномастную стаю.

Вторая история предложила мне новый способ медитации. Однажды на четвёртом курсе мы с одногруппниками пришли на свою кафедру встретиться с куратором. Мы сидели за столом, на котором почему-то лежал обычный шариковый подшипник. Я взяла его и всё собрание крутила внешнее кольцо. Это успокаивало и расслабляло. Вокруг меня о чём-то говорили, но мне было всё равно. В итоге я осмелилась задать вопрос:

– Василий Александрович, можно я возьму? – и показала подшипник.

– Берите, Александра, – пожал он плечами.

Кто знает, что он обо мне подумал? Может, у него студенты пачками выпрашивают разные железки?

Зато я приспособила подшипник вместо чёток и часто крутила его во время просмотра фильмов и сериалов в общаге. Кайфовала и радовалась.

Я продолжала собирать железную коллекцию, не прикладывая к этому дополнительных усилий. Магнит, как есть магнит.

Ещё один мой друг, Серёга, вокалист глэм-рок-группы, носил кучу цепей и, конечно же, кожаную куртку с заклёпками. У него была объёмная причёска: длинные волосы, стриженные лесенкой, чёлка. К слову, заклёпки имелись и у меня: отдала одноклассница. Агата первая в классе начала краситься, позже – приходила в школу то панком, то готом. Она придумывала классные образы не только себе, но и нам. Я в чём-то пыталась ей подражать, придумывая собственный стиль. Вдохновившись Агатой, я украсила подаренными ею заклёпками свой рюкзак. Ходила довольная, сверкала крутой обновкой.

И однажды, придя в гости к Серёге, я обнаружила у него батарею висящих цепей. Первый раз в жизни увидела столько украшений у парня. Серёга заметил мой интерес и снял одну цепь, чтобы я рассмотрела поближе. Я взяла её и пропала. Крутила и никак не хотела отпускать: настроилась на медитацию. Из гостей я ушла со звенящим подарком. Потом прикрепила эту цепь на джинсы и на парах в университете часто её перебирала. Цепь болталась с левой стороны, оттягивала пояс и приятно позвякивала при ходьбе.

На третьем курсе, в год «Деталей машин» подруга подарила мне болт с гайкой. Она работала в закупках, отдала лишнее. Я не просила – так получилось. Как там могло появиться «лишнее», я даже не подозревала. Как-то не планировала собирать коллекцию, но она складывалась сама.

Единственная вещь, которую я выпросила, – ещё один шарик. Металлических шариков много не бывает! А мне бы хотелось украшение в духе моей будущей работы.

Мой папа – токарь. На своём станке он точил не только заготовки согласно сменному заданию, но иногда и детали для походной экипировки. Идеально.

– Ну, па-а-ап, сделай мне шарик!

– Да зачем он тебе?

– Я его носить буду, красиво же. Сделай, пожалуйста. Ну пожа-а-алуйста!

Ныть я умею, когда надо и не надо. Уговорила. Папа сделал. И я носила. Маленький, но тяжёлый шарик удобно устроился между ключицами. Мне нравилось, как он медленно перекатывался по коже. Холод металла освежал и заряжал меня. Я чувствовала себя уверенно и спокойно, будто меня хранил талисман. Иногда я катала шарик в ладонях, чтобы вновь насладиться его гладкостью и настроиться на нужный лад.

Только через неделю я его потеряла. Наверняка плохо завязала нитку, вот он и укатился, колобок. Ничего не заметила. Небольшая часть души пропала вместе с шариком.

Когда папа узнал об этом, прочитал занудную лекцию о моей безалаберности и небрежности. Но я обнаглела и попросила его сделать ещё один. Ничего с собой сделать не могла. Мечтала о новом талисмане. Папа не соглашался, как бы я ни уговаривала. Я доставала его практически каждый день. В этот раз нытьё не прокатило…

И я уже смирилась с поражением, но наступил Новый год, праздник сбывающихся желаний. Каждый раз я очень его ждала. Наряжала ёлку, у меня даже был именной шарик тёмно-синего цвета с нарисованной белочкой. Развешивала мишуру и снежинки по квартире.

Под нашей ёлочкой я нашла маленький свёрток, а там… вы не поверите – шарик! Счастливая, я скакала по комнате, по очереди обнимая папу и маму.

– А-а-а! Ура! Ура! Ура!

– Это он специально тебе на Новый год сделал, – с улыбкой сказала мама. Она радовалась вместе со мной.

Папа – кремень, не сдался мне, решил всё по-своему.

Всё происходило само собой. Как будто кто-то вёл меня по неизвестному мне пути. Возможно потому, что я дочь работников металлургического завода. Или потому, что обожала хеви-метал. Мне интересно, куда занесёт на очередном повороте.

Меня привели снова на Бажовский фестиваль. Лес, деревня, речка, солнце и много-много народу. Я расслабленно бродила между рассыпанными среди деревьев палатками, с наслаждением вдыхала свежий воздух. В загазованном Челябинске, где я на тот момент уже жила несколько лет, его так не хватало. Ели надо мной качали лапами в такт ветру. Я купила себе пару серёжек и зелёный керамический набор: мисочку на ножках и тарелку в форме листка. Позже мне было очень приятно обедать из красивой посуды, а серёжки идеально подходили к моему розовому платью.

А потом я набрела на кузнеца. Он вместе с дочерью что-то ковал. Их слаженные движения завораживали. Удар, ещё удар. Кузнец не забывал подогревать участки металлической полосы, из которой постепенно появлялось кольцо. И мне захотелось попробовать! Почувствовать, как грубое железо меняет форму с каждым ударом.

Оказалось, что это возможно. На меня надели длинный тяжёлый тёмно-серый фартук, чтобы я не запачкалась, дали рукавицы. Кузнец тем временем нагрел новую полоску на открытом огне. И мы начали. Я пыталась подстроиться под его ритм, и, кажется, у меня получалось. Каждый удар давался мне с трудом. Кузнец успевал переворачивать и нагревать заготовку вовремя. Маленькая полоска, а столько работы! Мы выковали маленький ножик, который я забрала с собой.

Ещё один талисман, как шарик. Только мой. Я его выковала. Сама. Пусть мне помогали, но теперь я настоящий кузнец. Не только на бумаге.

Позже я притащила его на работу, чтобы похвастаться перед коллегами. Они оценили мою поделку, с удивлением рассматривая её. Некоторые предлагали зарезать Стаса из нашего отдела, но я добрый человек. Я убрала ножик, чтобы не «прозвенеть» на проходной, и совсем забыла куда.

Когда спохватилась, перерыла абсолютно всё, чуть не плача. Вспомнились папины слова о моей безалаберности. Я уже смирилась с потерей, как вдруг, спустя три месяца, ножик нашёлся! Он мирно лежал в кошельке, куда я его и упрятала. Не нашла я его только потому, что выкладывала кошелёк при прохождении через рамку металлоискателя. Так ножик жил, путешествовал со мной и, наверное, радовался. Какое счастье, что талисман остался при мне, оберегая и помогая.