Цитаты из книг автора «Александра Першеева»

Как точно выразилась Татьяна Фадеева, «протестанты считали, что человеку надо “человечить”, для этого не нужно куда-то ходить и командовать полками, можно дома пирог печь, но так, что в этом пироге будет – то самое. Каждый из нас апостол Павел, и каждого зовёт Господь прямо сейчас. Бытие уже здесь».

В конце 1660-х годов Вермеер пишет две картины, в которых показывает исследователя за работой, взяв в качестве модели астронома и географа. Здесь, как и всегда, Вермеер уделяет внимание не индивидуальности своего героя и его внутреннему миру, а особому состоянию, которое тот воплощает и проводником которого становится для нас. В

ы очень мало знаем о Вермеере как о человеке и мыслителе, нам не известно, почему его стиль сложился так, а не иначе, к чему он стремился и как представлял ощущения зрителя. Говоря о его картинах, мы руководствуемся собственными переживаниями и можем лишь замечать сходства в том, что чувствуем. На мой взгляд, понятие ахрония – гениальная интуиция Даниэля. Проведя в Лувре несколько часов перед вермееровой «Кружевницей», я часто слышала, как посетители музея говорили о том, что рядом с этой картиной время замирает. Хотя оно, пожалуй, не замирает, а – исчезает, перестает существовать как категория. Вместе с героями Вермеера мы оказываемся в той плоскости, где перемен не существует, в пространстве бытия.

Что говорят нам эти пейзажи? Рассказывают ли они о величии города или о буднях его жителей? Показывают ли нам что-то удивительное? Являются ли эти картины метафорой? Нет. Они просто существуют, бытийствуют. И именно этим, я полагаю, желтая стенка захватила Бергота – своим настоящим, полнокровным присутствием. Эта особенная интенсивность переживания, как показывает Мераб Константинович Мамардашвили, была для писателя единственным способом понимания: «По тексту Пруста ясно виден один фундаментальный закон нашей жизни. Он состоит в следующем: к сожалению, мы почти никогда не можем

Во втором случае фаза расширяется во времени вследствие ситуации, вызвавшей неподвижность участников события. Внешняя неподвижность становится одним из признаков длящегося внутреннего действия» .

где время текло столь медленно, что могло не замечаться вовсе. Отсюда специфическая “ахрония” композиций Вермера» Ахрония, то есть «не-время» – точное именование той особенной вермееровой атмосферы, к разговору о которой мы постоянно возвращаемся. Это точно подобранное слово помогает описать ощущение замершего времени и неизменности жизни, показать, что Вермеер не выхватывает тот или иной момент из потока событий, а воплощает бесконечность в неторопливом, как будто ритуальном движении своего героя.

А у Вермеера мы видим что-то совсем другое: здесь дом не является декорацией для рассказа о добродетельной жизни, потому что он велик, но его масштаб недостаточен для того, что рассказать об архитектуре, композиция кажется случайно выхваченной взглядом, как фотография, снятая без подготовки.

В самом деле, есть нечто общее между живописью Вермеера и работами импрессионистов, совсем не случайно, что взлет популярности художника приходится на 1880 годы, когда складывался новый, модернистский, способ восприятия живописи – так в чем же эта общность? Да, в «фотографическом» ощущении, которое присутствует как у Вермеера, так и у Моне, Писсаро и других художников XIX века, активно осмыслявших только что получившую распространение технику фотографии. Затем: в подходе к изображению сцен повседневной жизни без какого-либо драматизма или морализаторства (вспомним, что импрессионисты отошли не только от академических правил живописи, но и от политически ангажированного реализма) . И, разумеется, в любовании светом.

происходящее от отсутствия драмы (вспомним замечание Е. Ротенберга о бесфабульности) и внутренних противоречий. Художник не рассматривает своих героев под лупой, а оставляет как бы окутанными легкой дымкой, не представляет нам оценку их морального облика, а позволяет им просто быть. Можно сказать, что главным и единственным настоящим героем в живописи Вермеера является идеализированная атмосфера голландского дома, где нет и не может быть тревог. Художник представляет повседневность как нечто драгоценное, обладающее смыслом и значимостью, очарованием, и вот – мы замираем, наблюдая, как девушка читает письмо у окна.

Можно сказать, что главным и единственным настоящим героем в живописи Вермеера является идеализированная атмосфера голландского дома, где нет и не может быть тревог. Художник представляет повседневность как нечто драгоценное, обладающее смыслом и значимостью, очарованием, и вот – мы замираем, наблюдая, как девушка читает письмо у окна.