– Не знаю, – о своих чувствах Антону рассказывать не хотелось.
Они поговорили еще несколько минут, вернее, говорила Вика. О том, как ей жаль Ольгу, какая она была талантливая и вообще, как все в жизни получается. Не знаешь, что тебя завтра ждет.
После разговора с Викой Антон, немного подумав, решил, что надо позвонить Краснову. Проблема была в том, что звонить Краснову он не любил. Шеф всегда держался любезно, даже по-дружески, по почему-то именно эта дружелюбность каждый раз напоминала Антону про разницу в их положении, которая была совсем не в пользу Антона. Оба были примерно одного возраста, но вот только Андрей Краснов работал генеральным директором крупной преуспевающей компании, владел роскошной квартирой в престижном районе Москвы и домом за городом. А еще почти новый «лексус», недвижимость за границей, то ли в Болгарии, то ли в Греции, жена-красавица, двое детей. Антону по части материальных благ похвастаться было нечем. Обычный врач с посредственной зарплатой в ничем не примечательном медицинском центре, «двушка» в Купчино, жена, к которой он испытывал больше жалости, чем любви. Хотя детей тоже было двое, и его дети были ничем не хуже, даже лучше! Мишка в девять лет уже в компьютерах разбирается, а шестилетняя Лерочка – красавица, да и от ее ДЦП почти ничего не осталось, только немножко хромает.
«Ладно, хватит комплексовать!» – дал себе команду Антон. Звонить все-таки было нужно. Он снова вынул телефон.
– Здравствуйте, Андрей Павлович. Это Антон вас беспокоит.
– Добрый день, Антон Дмитриевич.
Голос прозвучал любезно, но в ответе чувствовалась легкая досада. Мол, а зачем ты меня беспокоишь. Впрочем, может быть, Антону так послышалось, в отношениях с Красновым он всегда был мнительным.
– Андрей Павлович, вы в курсе насчет Ольги Алексеевны?
– Да, а вы откуда узнали?
Антону показалось, что Краснову совсем не нравится то, что его подчиненный об этом узнал. Но, может быть, просто показалось? Вслух он ответил:
– Мне Вика позвонила, сказала, что Ольга погибла при пожаре, полиция подозревает убийство. Вам не кажется, что это связано с ее разработками?
– А какими именно разработками? Что вы имеете в виду? Она же, по-моему, энзимами занималась.
– Энзимами – это на работе, в Институте. Но у нее были и самостоятельные исследования. Она интересовалась всякими вредными добавками вроде ксеноэстрогенов. Вы же помните ее последний доклад на семинаре?
– Хотите сказать, что ее из-за ксеноэстрогенов убили? Да о них весь Интернет пишет.
– Да там не только ксеноэстрогены. Она и усилителями вкуса интересовалась, и некоторыми антиоксидантами.
– А при чем тут антиоксиданты, они же полезные?
– Да, но полезные-то в меру. Она, насколько я знаю, интересовалась некоторыми очень сильными антиоксидантами, которые блокируют воспалительные реакции.
– Так это же хорошо! Сейчас везде пишут, что все проблемы со здоровьем от воспалительных процессов.
Антон почувствовал раздражение на Краснова. Почему люди, которые далеки от медицины, всегда так безапелляционны в своих высказываниях, когда речь идет о здоровье? Как у них все просто! Собрав в кулак все свое терпение, Антон попытался объяснить.
– Понимаете, они в некоторых случаях могут блокировать острые воспалительные реакции, и тогда человек не может защититься от инфекций. Надо обязательно сообщить об этом в полицию!
– О чем, об антиоксидантах?
Вопрос прозвучал по-дурацки, и Антон уже по-настоящему разозлился.
– О том, что она занималась самостоятельными исследованиями и, возможно, затронула чьи-то интересы.
– Хорошо, если оттуда позвонят или придут, я им скажу. Спасибо за звонок.
Антон задумался. Краснову, похоже, все было по барабану. «Если позвонят…» А что, он сам позвонить не может? Вопрос был в том, почему это так волнует его самого? С Ольгой они не были близки, скорее, их отношения можно было определить как взаимное уважение. Ему было с ней интересно! Высокая, немного полная для своих лет, но при этом очень подвижная, Ольга была похожа на молодую профессоршу из какого-то фильма, название которого Антон не помнил. Она бы, наверное, и стала профессором в ближайшие годы, если бы не это несчастье.
Он снова вспомнил снисходительный тон Андрея. Это его покоробило. Разве можно так? Хотя, наверное, так и нужно. В последнее время он все больше задумывался, почему одни бывают успешными, а другие нет. Вот как Краснов и он сам. Наверное, потому что успешным на все плевать, у них есть своя цель, а о другом и о других они не думают. Может, я им просто завидую? С Валеркой, другом-психологом, они часто разговаривали на эти темы. Тот говорил, что зависть – самое неконструктивное из человеческих чувств. Когда завидуешь, постоянно сравниваешь себя с кем-то и постоянно находишь объект для сравнения, который в чем-то лучше тебя. И ты уже не можешь жить своей жизнью, не можешь радоваться тому, что есть. Ты становишься неблагодарным, а когда ты неблагодарен по отношению к жизни, то и она не хочет тебя благодарить. Наверное, это все было правильно, вот только как можно жить, не сравнивая себя ни с кем?
С Валеркой они дружили с детства, выросли в одном дворе, когда оба с родителями жили в центре. Валерий был старше, с малых лет казался очень рассудительным, и Антон привык к нему прислушиваться, но в последнее время он начал относиться к нему скептически. А вот жена Антона, Наташа, слушала Валерку как гуру, внимая каждому слову. У Валерки и на это имелось объяснение. Женщины чаще обращаются к консультантам, потому что воспринимают это как социальную поддержку, а вот для мужчин обратиться к психологу значит потерять статус.
Мужчины склонны воспринимать мир как вертикальную структуру «доминантность – подчинение». И если ты позволяешь кому-то давать тебе советы, это автоматически ставит тебя в подчиненную позицию. Может быть, и в этом Валерка прав, но сейчас ему, Антону, не до сложных психологических конструкций. Надо выяснить, что же все-таки случилось с Ольгой. Он чувствовал, что обязан это сделать, хотя не до конца понимал почему.
* * *
Профессор Татьяна Гавриловна Никольская уже два часа пыталась написать рецензию. Она сидела на веранде дачи перед новеньким ноутбуком, подаренным дочерью на день рождения. Ноутбук был самым современным, с последними версиями всех программ, но именно это и раздражало Никольскую. Со стареньким было намного удобнее. В ее возрасте привыкать ко всяким новшествам было уже нелегко, к тому же сама рецензия давалась трудно. За два часа удалось написать только полстраницы. Она тяжело вздохнула.
«Ну что ж это такое! Неужели я уже ничего не соображаю от старости?»
Но вместо того чтобы думать о скучной диссертации, которая лежала перед ней, в голову лезли совсем другие мысли. Ольга была любимой ученицей Татьяны Гавриловны. Она была немного похожа на саму Никольскую в молодости. Такая же честолюбивая и в то же время идеалистка, которая думает, что может изменить мир.
Чем же она все-таки занималась? За что ее убили, если, конечно, это было убийство? Ольга не любила рассказывать о своих разработках, которые не были связаны с их Институтом.
Как человек старой генерации, профессор Никольская отличалась крайней щепетильностью в вопросах собственности. После звонка из полиции ей даже в голову не пришло посмотреть Ольгины папки, компьютер. А может быть, следовало? Полиция ведь тоже до сих пор этого не сделала, а когда они придут в Институт, то компьютер, наверное, просто унесут с собой. Татьяна Гавриловна решила, что завтра, когда вернется в Москву, обязательно начнет с этого. Черт с ней, с щепетильностью! Полиция в этой материи не разбирается, а она, возможно, найдет какую-нибудь зацепку. Только бы закончить эту проклятую рецензию!
* * *
Теория личностных конструктов Джорджа Келли2 рассматривает человека как исследователя жизни. Человек непрерывно создает гипотезы и пытается их проверить, а для этого он использует систему биполярных конструктов. Конструкты – это двухполюсные шкалы, которые формируются у каждого из нас в процессе жизни. На полюсах этих шкал находятся понятия с противоположными значениями, например, мир – война, хороший – плохой, гениальность – бездарность. У каждого эти шкалы разные, и, когда мы сталкиваемся с новым человеком или явлением, мы находим ему место в нашей системе конструктов. Если узнать, какую систему использует человек, можно многое понять о его мыслях, мотивах и поступках.
Когда-то Валерий писал курсовую на эту тему. Вчера вечером он, перебирая старые тетрадки с благими намерениями навести порядок в шкафу, наткнулся именно на нее. Сейчас, глядя на Аллу Викторовну, он подумал: «Можно ли это как-то применить к ней?»
Алла Викторовна была давней знакомой Валерия. Несколько лет назад, еще когда он работал в другом центре, она обратилась к нему с жалобами на обсессивно-компульсивное расстройство. Или, как его называли раньше, невроз навязчивых состояний. Оно выражалось в том, что, уходя из дома, Алла Викторовна должна была раз по пять проверить, выключила ли она утюг, плиту, кофеварку, свет и т. д. В результате выход из квартиры превращался в долгий и мучительный процесс минут на сорок. Выйдя из подъезда, она обычно возвращалась, чтобы удостовериться, что дверь заперта. В свое время Валерий дал Алле гениальный, по его мнению, совет. Метод назывался «фиксация» и был очень простым. «Перед тем как сделать действие, которое потом может вызвать сомнение, постарайтесь сосредоточиться. Выполните само действие, например, выключите утюг, выньте штепсель из розетки. Посмотрите внимательно на пустой контакт и скажите себе „фиксация“».
Совет сработал. Не то чтобы Алла Викторовна совсем отказалась от проверок, но их стало значительно меньше. Постепенно ситуация нормализовалась.
Правда, потом случился еще один кризис. Она купила желанную машину, которая стояла на парковке. Каждая попытка Аллы Викторовны сесть в машину и проехать пятьсот метров сопровождалась огромным напряжением, граничащим с паникой. Алла боялась задавить человека, постоянно думала, как она мешает всем остальным водителям, чувствовала, что машина ее не слушается, не любит, а все вокруг смеются над ее неловкостью и бездарностью. Валерию потребовалось около года работы, чтобы с этим справиться. Помогла «диссоциация» – прием из модного нейролингвистического программирования. «Диссоциация» – это когда представляешь себя со стороны. Метод помогает, особенно когда речь идет о фобиях, потому что собственные действия со стороны часто кажутся смешными и нелепыми.
Сейчас Алла Викторовна водила машину как заправский таксист, но два месяца назад она снова появилась у него в кабинете. На этот раз с жалобами на непонятные головные боли и приступы тоски. Именно тоски – это слово наиболее точно описывало ее состояние. Приступы появлялись внезапно, и в такие моменты Алле Викторовне хотелось, как собаке, у которой умер хозяин, смотреть на луну и выть. Сначала Валерий решил, что речь идет о высокой первичной, то есть врожденной, тревожности, которая ищет способы себя проявить. Когда один путь закрывается, находится другой. Можно было, конечно, выписать ей лекарства, но, во-первых, Валерий как психолог не имел права их выписывать, а во-вторых, и сама Алла Викторовна утверждала, что не хочет их принимать. Как человек добросовестный, он все-таки послал ее к неврологу. Тот назначил исследования, ничего не нашел, заявил, что все это у нее на психогенной основе, и предложил вернуться к психологу.
«Черт бы его побрал, этого невролога продвинутого!» – думал Валерий. Круг замкнулся, и он, честно говоря, не знал, что делать дальше.
Когнитивно-поведенческая терапия не помогала, не помогали и никакие другие терапевтические приемы, которые были ему знакомы. Вот и сейчас он вместе с Аллой пытался выяснить, что обычно предшествует таким приступам, но в том, что рассказывала Алла, никакой закономерности найти не удавалось. Может, и правда надо посмотреть, какие конструкты она использует? Ведь если система конструктов неадекватна или не может меняться, то и картина действительности получается искаженной, а отсюда и проблемы. Но для диагностики системы конструктов нужен был специальный тест, «репертуарные решетки», которого у Валерия не было. Решив про себя, что попробует его раздобыть у коллег, он снова попытался сконцентрироваться на разговоре с Аллой Викторовной.
Консультация внезапно прервалась, когда в комнату вошла Рая. Валерий возмущенно поднял брови и постарался посмотреть на нее как можно более свирепо. Прерывать консультацию – это абсолютное табу, известное всем сотрудникам. Свирепый взгляд, наверное, не получился, потому что Рая совсем не смутилась.
– Там из полиции пришел какой-то тип. Срочно хочет с вами поговорить, – голос Раи звучал чуть взволнованно.
– А этот тип подождать не может?
– Ну, ты же понимаешь, полиция…
– Ладно, пусть войдет.
До конца консультации оставалось не больше десяти минут. Валерий извинился и пообещал их компенсировать в следующий раз. Про себя он подумал: «Может, так и к лучшему, все равно сегодня не знаю, что с ней делать».
В комнату, едва не столкнувшись с Аллой Викторовной, вошел мужчина лет тридцати восьми.
– Здравствуйте, оперуполномоченный криминальной полиции, капитан Карасев. Можем поговорить?
Интересно, а что было бы, если бы Валерий сказал «нельзя»?
Вопросы капитана были совсем предсказуемы. Кто заказал тренинг, как он проходил, было ли что-то странное.
Валерий рассказал про странный ответ Снегирева: «решить задачу».
– Какую задачу?
– Да никто не знает. Он же отказался объяснять.
– А что-нибудь еще можете вспомнить?
– Нет, – с момента разговора с Марком и Герой прошло уже три дня, и все это время Валерий пытался вспомнить, было ли там еще что-то странное, но вспомнить не удавалось. Хотя…
– Да, вот еще! У них было задание. Каждый должен быть выбрать какого-либо героя, литературного или исторического, на кого он думает, что больше всего похож. И объяснить почему. Так вот, Снегирев выбрал Давида.
– Это какого? Царя что ли?
– Вот именно, библейского царя. Я попросил объяснить, и тогда кто-то подкинул: «наверное он себя царем считает». А Снегирев спокойно ответил, что никаким царем он себя не считает, просто в последнее время чувствует себя как Давид, которому приходится бороться с Голиафом. От дальнейших объяснений уклонился.
– А это нормально по-вашему?
Валерию вопрос показался смешным.
– Что значит «нормально»? Люди самые разные сравнения используют, ничего странного тут нет. Только вот посмотрите, что получается. Ему надо решить какую-то задачу, видимо, важную, а с другой стороны, он чувствует, что борется с Голиафом, то есть с тем, кто намного сильнее него.
– Да, интересно, – Карасев задумался. – А враги у него были, вы не знаете?
– Понятия не имею. Вам лучше с его коллегами поговорить.
Карасев кивнул и, пробурчав, что они еще увидятся, удалился.
* * *
В тот же день из полиции пришли и к Краснову. Культурный дядька лет сорока пяти, который представился Владимиром Ивановичем Куликовым. Первый заданный им вопрос несколько удивил.
– Скажите, во время вашего семинара как они питались? Все вместе, организованно, или каждый сам по себе?
– Организованно, – удивленно ответил Краснов. – А при чем тут еда? Ее отравили?
Проигнорировав вопрос, Владимир Иванович продолжил:
– А когда они последний раз ели? Или был какой-то чай, кофе?
– Был да, кофе-брейк был утром, в одиннадцать тридцать. И после обеда, около пяти. А в чем дело?
– У нее в крови было обнаружено большое содержание снотворного. Причем очень специфический и редкий препарат с отложенным действием, который проявляет себя примерно через два часа после приема.
– Хотите сказать, что кто-то его подсыпал?
– Вполне возможно. Кто готовил кофе-брейк?
– Как обычно, сотрудники отеля.
Настырный Владимир Иванович не унимался:
– Где находились порции кофе и прочее? Когда их принесли?
– На двух столах, в фойе перед залом, где проходил семинар. Принесли во время семинара. Когда мы вышли, все было готово. Было четыре, по-моему, чайника. Два с кофе.
«Глупость какая-то, что я несу, – подумал в этот момент Краснов. – Чайник с кофе! Наверное, надо было сказать „кофейник“».
– И два с чаем, – продолжил он. – Ну, и всякие там печенюшки.
– То есть сотрудники, выйдя из зала, сами себе наливали кто что пожелает?
– Конечно, на кофе-брейках всегда так делается.
– Скажите, а мог кто-то подсыпать Калининой снотворное так, чтобы она не увидела?
– Наверное. Впрочем, не знаю… Может быть, если она поставила чашку на стол и с кем-то заговорилась.
– А вы ничего подобного не заметили?
– Нет. Там же знаете, как бывает… Все толпятся вокруг столиков, каждый что-то себе наливает, печенье берет, тарталетки… Люди после лекций выходят усталые, перерыв небольшой, а хочется успеть и перекусить, и с коллегами пообщаться, поэтому все торопятся. В первые минуты обычно много народа у столиков собирается, и никто друг на друга внимания не обращает.
– Сделайте мне список всех сотрудников, которые были на семинаре.
Андрей обещал подготовить список как можно быстрее и переслать на адрес электронной почты, который оставил Владимир Иванович. Тот попрощался и ушел, а Андрей Краснов остался в полном недоумении.
Из всего сказанного следовало, что кто-то из своих подсыпал Ольге снотворное. Причем с таким расчетом, чтобы оно начало действовать, когда Ольга приедет домой. До конца семинара оставалась еще одна презентация, а это минут сорок – сорок пять, плюс вопросы. Получается, час, ну, и до дома Ольге надо было ехать минут сорок. Значит, тот, кто это сделал, точно знал, что после семинара Ольга собирается домой. Хотя об этом нетрудно было догадаться, все же знали, что вечером идут в театр. Естественно, чтобы после целого дня лекций человек поехал домой переодеться и привести себя в порядок. А, собственно, почему это должен быть кто-то из наших? Она могла после семинара с кем-то встретиться, или дома подсыпали. Может, дома ее кто-то ждал. При чем тут мы? Хотя если ее ждали дома, то зачем было давать препарат с отложенным действием?
О проекте
О подписке
Другие проекты