‒ Я… Я не думаю. Мы с женой в церкви-то два раза были… Нет, три. Когда венчались, когда Егорку крестили. И еще один раз на Рождество зашли.

‒ Зашли… ‒ с горечью повторил Ареас. ‒ Что ж, тогда остается уповать только на милость Божию.

Помолчали. Артем ковырял пень, на котором сидел. Трухлявые клочья еще оставшейся коры отслаивались от него и падали в пожухлую бурую траву. Все представление Артема о мире, таком простом и понятном, перевернулось с ног на голову. И все-таки, он еще немного, совсем чуть-чуть, надеялся, что все это дурной, страшный сон. Бред.

‒ На милость Божию, ‒ словно эхо, повторил Артем. ‒ Почему я не умер сразу? Почему Бог оставил мне жизнь? Пусть даже такую, какую ты говоришь ‒ в коме…

Ареас присел рядом прямо на землю.

‒ Потому что при ударе того джипа ты поступил не просто по-человечески, а как настоящий христианин, по заповеди Божией… Душу свою за друзей… Господь наш не хочет смерти грешника, Он ищет хоть маленький, хоть самый крохотный шанс, чтобы спасти каждую душу. Каждую, понимаешь?

‒ Понимаю. Но мне трудно в это поверить… И потом… Ты сказал, что при аварии я поступил по заповеди. Это как?

‒ Ты вывернул руль так, чтобы подставить под удар себя.

‒ Ну… Это инстинктивно так получилось, ‒ пробормотал Артем.

‒ Нет. Нет, Артем. Инстинктивно ты должен был сделать все, чтобы сохранить собственную жизнь. Ты же сделал все наоборот. Подставил под удар себя, спасая малознакомую тебе девушку Лизу. Именно за это, за твою добрую душу, Господь дал тебе шанс. И не только тебе. Эта авария должна изменить жизнь твоей семьи. Все, что происходит ‒ происходит по воле Божией и любое зло Господь волен обратить в добро.

‒ Но послушай, ‒ неуверенно начал Артем. ‒ Если я ‒ здесь, то где тогда я?… ‒ более идиотского вопроса Артем задать не смог, даже если бы очень постарался. Но Ареас его понял.

‒ Ты на Земле. В больнице. В коме. Весь изломанный. А здесь ты ‒ это твоя душа. Так понятно?

‒ Понятно… наверное понятно, да. Только мне все-равно очень трудно поверить в душу, в ангелов, чертей…

Ареас резко вскочил на ноги, но было поздно.

Артема подхватил какой-то сумасшедший вихрь, зацепил, закружил, потащил куда-то со страшной скоростью. В голове у него помутилось, в ушах звенело и мерзко хохотало… Вокруг мельтешили, вертелись, кривлялись, какие-то гнусные рожи, деревья, кусты, толстые плети паутины. Все сплелось в единый жуткий хоровод, и Артем крепко зажмурился.

***

… Алина сидела в реанимации, возле кровати мужа, и тихо плакала. В сознание Артем не приходил вот уже третий день. Егорку она отвезла матери, и дежурила возле Артема день и ночь. Ее не выгоняли. Хотя и советовали идти домой, и обещали, что как только Артем придет в сознание, ей позвонят.

Она слушала писк приборов, смотрела на мониторы сложной медицинской аппаратуры, хотя ничего в этих линиях и графиках не понимала. Знала лишь то, что пока все тихонько гудит, и линии бегут изломанные – все нормально.

Она взяла мужа за руку, прижала ее к своей щеке и что-то тихо зашептала, заливаясь слезами.

В палату вошла старенькая нянечка баба Валя, с ведром и шваброй.

‒ Все сидишь? Слезы льешь? В церкву иди, молись! Господь милостив.

Алина подняла заплаканные глаза на бабу Валю.

‒ Я неверующая. И молиться я не умею. Как я пойду?

‒ Ножками. Как все. А там и посмотришь, верующая ты или нет. А сидеть и рыдать ‒ так ты ему точно не поможешь. И сынишку с собой возьми. Детские молитвы ‒ они искренние, их Господь скорее услышит.

Алина помолчала, обдумывая слова бабы Вали. Может, и вправду сходить? Хуже точно не будет. Если ее, грешную и неверующую, Бог слушать не станет, то может, хоть Егоркины молитвы услышит?

‒ Все правильно, ‒ неожиданно послышался мужской голос. От неожиданности Алина подпрыгнула и резко обернулась. С другой стороны высокой кровати стоял лечащий врач Артема, высокий, подтянутый, лет пятидесяти. Видимо, он стоял здесь давно, потому что весь разговор с бабой Валей он слышал. Но Алина, не прекращающая реветь, его попросту не заметила.

‒ Все правильно Валентина Ивановна говорит, ‒ сказал доктор. ‒ Идите в церковь, молитесь. Мозг у Артема работает, активность высокая. Молитесь! И не смотрите на меня так. Да, я врач. Но я столько на своем веку повидал, что не верить в Бога просто не могу. Со своей стороны мы делаем все возможное. А Вы помогайте нам так, как можете только Вы.

***

… Наконец вихрь утих, Артема швырнуло на землю, лицом вниз, прямо в гниющие листья и мох. Некоторое время он тихонько лежал и чутко прислушивался к тому, что происходит. Но вокруг царила тишина. Причем какая-то нехорошая, настораживающая тишина. Наконец Артем решился, приподнял голову и попытался осмотреться.

Вот пень, на котором он только что сидел… Вон там дерево, в которое он швырнул телефон… Только вот… Где Ареас?

Артем встал на ноги. По его ощущениям, вихрь утащил его за миллион километров от того места, где он встретил своего Ангела. А на самом деле ‒ он опять оказался на том же самом месте, где разговаривал с Ареасом. Только вот самого Ареаса нигде не было.

Артем собрался было позвать своего спасателя, но даже рта раскрыть не успел.

Совсем рядом с ним, метрах в двух, что-то зашипело. Артем взглянул в сторону звука и едва не закричал. Между деревьями висели огромные прозрачные шары. Эти шары можно было бы назвать гигантскими мыльными пузырями, только вот мыльные пузыри радужные, светлые, прозрачные… Радостные. А в этих гадких сферах плескалась и переливалась какая-то мерзкая по цвету, зеленовато-бурая, непрозрачная жидкость.

В воздухе что-то происходило. Шары лопались один за другим, наполняя воздух зловонием. Что-то трещало, рвалось, выворачивалось наизнанку…

Наконец послышался скрежет, словно железом по стеклу, и вместо лопнувшего шара в воздухе нарисовались рваные края воздушной дыры, выпучились наружу, как неаккуратно вспоротая консервная банка с острыми краями, а внутри…

Внутри дыры Артем с содроганием увидел огонь. Не просто огонь ‒ пламя. Адское пламя. Дыра была диаметром метра три, и языки пламени норовили просочиться наружу, но что-то их сдерживало.

Артем завороженно смотрел на это пламя, не в силах отвести взгляд. А вокруг, тем временем, стало происходить совсем уж необъяснимое и жуткое. Со всех сторон теперь слышались вопли, крики, пакостный мерзкий смех и скрежет.

Артем, с трудом оторвав взгляд от пламени, огляделся вокруг. По телу побежали мурашки, язык одеревенел, и Артем мог только молча смотреть и слушать.

С пространством вокруг него явно творилось что-то неладное. Шары лопались один за другим, дыр с рваными, вывернутыми, покореженными краями, появлялось все больше и больше, теперь это был уже не лес, а ужасный калейдоскоп, который какая-то неведомая злая сила крутила все быстрее и быстрее. А центром калейдоскопа был он ‒ Артем. Все это кружилось и мелькало вокруг него. В одной из дыр в пространстве Артем увидел тонкие иглы льда, в другой ‒ белую раскаленную пустыню… От визга, стонов и хохота невозможно было укрыться.

Артем попытался было зажать уши ладонями и зажмуриться, но ни то, ни другое, ему не удалось… Будто бы кто-то хотел, чтобы он все видел и слышал. Мир вокруг сходил с ума, крутился, визжал, рвался и выворачивался наизнанку.

Не в силах больше оставаться в центре бешеного калейдоскопа, Артем сделал пару шагов назад, и прижался спиной к дереву. Во-первых, так сзади никто не подкрадется, во-вторых, с такой опорой меньше кружится голова. Все-таки, что-то он еще соображал. Только вот не учел, что в этой беззаконной реальности обычные человеческие уловки не срабатывают…

***

… Лиза сбежала из больницы на третий день. Она не знала, что с Артемом, не знала телефон его жены, ничего не знала! Потащилась в Управление, стараясь не обращать внимания на легкое головокружение и приступы тошноты. Рука почти не болела.

Добравшись до кабинета Артема, она постучалась и осторожно приоткрыла дверь. На месте Артема Игоревича сидел незнакомый майор. То есть не совсем незнакомый, в управлении они иногда сталкивались, но непосредственно вместе не работали.

‒ Здравствуйте. Меня зовут Елизавета, я эксперт-криминалист, совсем недавно начала у вас работать. ‒ сказала Лиза. ‒ Мы работали… работаем с Артемом Игоревичем. И вместе с ним попали в аварию. Я отделалась легко, а вот что с ним ‒ я не знаю. Помогите мне, пожалуйста. Телефон Артема, или его жены, или адрес, Вы можете мне что-нибудь подсказать? А может, Вы знаете, что с Артемом Игоревичем?

‒ Здравствуйте, Елизавета. Да, я вас помню. ‒ майор тяжело поднялся из-за стола. ‒ Артем… Артему очень плохо. Он в коме, в реанимации. Я дам Вам телефон его жены.

Лиза побледнела, синяки под глазами стали почти черными. Майор торопливо усадил ее на стул и налил в стакан воды.

‒ Выпейте! Вы прямо зеленая! Может, валерьянки?

‒ Нет, спасибо большое, сейчас пройдет, ‒ прошептала Лиза и расплакалась. «Господи, помилуй! Помоги, Господи, болящему Артемию! Помоги! Царица Небесная, не оставь! Ради жены его, ради ребеночка… Господи, помоги!» ‒ бессвязно шептала она. Майор терпеливо стоял рядом.

Наконец Лиза немного успокоилась, взяла стакан с водой, но сделать хоть глоток у нее не получалось. Губы и руки дрожали, зубы клацали о край стакана… Тогда майор отнял у нее стакан и сам напоил ее водой, положив тяжелую руку ей на затылок и прижав стакан к губам. Лиза сделала несколько глотков, и ей стало полегче.

‒ Спасибо Вам, ‒ прошептала она, взяла листочек с написанным на нем номером телефона Алины, попрощалась и вышла.

На улице она поймала такси и назвала свой домашний адрес.

«Сейчас, ‒ думала она, ‒ сейчас я немного полежу, и пойду в церковь. Мне бы только чуточку полежать…»

***

… Артем перевел дыхание и снова собрался было звать Ареаса, но не смог ‒ увидел прямо перед собой существо… Существо стояло к нему спиной, и у него были рога, копыта и хвост. У Артема потемнело в глазах. Настолько явно и реально увидеть перед собой настоящего беса он просто не ожидал. В голове шевельнулась вялая мысль ‒ "не зря Ареас запрещал"…

Но бесу было явно не до Артема. Он пытался разодрать когтями пространственную дыру, в которую, видимо, собирался залезть. Наконец размеры показались бесу подходящими. Он оставил в покое драные края дыры и неожиданно обернулся. Но сделал он это так, что у Артема задрожали колени. Туловище беса осталось в том же положении, только голова развернулась на сто восемьдесят градусов, и горящие ненавистью глаза уставились прямо на Артема. Он почувствовал, что этот взгляд утягивает его куда-то, сознание стало меркнуть, но бес вдруг взмахнул хвостом и пропал.

Артем прикрыл глаза, пытаясь унять прыгающее сердце и выровнять дыхание. Но даже с закрытыми глазами из головы не уходил образ зверя с вывернутой назад головой… В мозгу, как молоток, билась одна-единственная мысль ‒ жуть, жуть, жуть… Даже непрекращающиеся вопли и хохот вокруг не могли перебить этой мысли и выбить нечеловеческий образ из головы…

Артем прижался покрепче к дереву, как вдруг за его спиной коротко хохотнуло, прямо из дерева вылезли две мохнатые, с проплешинами, лапы, и вцепились ему в горло. От лап отвратительно воняло протухшими яйцами, застоявшейся болотной водой, и еще чем-то невероятно мерзким.

Реакция у Артема была хорошая, он схватился за лапы и стал отдирать их от себя, едва сдерживая приступы тошноты.

Сосредоточившись на борьбе с лапами, Артем не смотрел по сторонам. А зря. Прямо напротив него еще одно дерево стало как-то судорожно подергиваться и корчиться. Наконец оно треснуло ровно посередине, и из трухлявой трещины вылезла бурая тварь. Тварь была лысой, с огромными ушами и маленькими, злобными, полыхающими огнем глазками. Она встала, сложила лапы с длинными когтями на груди, и, хихикая, стала наблюдать за схваткой.

Артем явно проигрывал. Дыхания у него не хватало, силы заканчивались, а лапы гадины на его горле сжимались все крепче и крепче.

Но вдруг произошло неожиданное. Лысая тварь завизжала, и лапы ослабили хватку настолько, что Артему удалось вывернуться из тисков и из последних сил отскочить в сторону. Как раз в когти бурой твари. Тварь словно только этого и ждала, и времени зря не теряла. Она шустро накинула на голову Артема липкую паутину, моментально облепившую ему нос, рот, все лицо. Артем молча сдирал паутину с головы, а тварь куда-то его волокла. Куда ‒ стало ясно чуть позже, когда на него полыхнуло жаром, и даже сквозь залепленные паутиной глаза, нестерпимый свет пламени обжег сетчатку. Артем понял, что еще пара секунд ‒ и его затащат в пылающую пространственную дыру. Последним усилием, чуть не вместе с кожей, он содрал с лица паутину, и что было сил заорал:

‒ Ареас!

Тварь издала отвратительный скрежещущий звук… Возможно, это был смех…

Артем уже чувствовал, как рваные жесткие края дыры царапают его тело, как пламя облизывает лицо, дышать стало невозможно, он совершенно обессилел и перестал сопротивляться…

***

… Минут сорок Лиза отлеживалась дома. Потом с трудом поднялась с дивана, постояла у икон, перекрестилась и вышла из квартиры.

До ближайшей церкви было два квартала, но Лиза решила идти в монастырь. Шла она, словно робот, стараясь не смотреть по сторонам, глядя исключительно себе под ноги, чтобы не вызвать новый приступ головокружения от мелькающих машин и разноцветных одежек прохожих.

Кое-как доплелась до монастыря, и пошла вдоль массивных кирпичных монастырских стен. Прошла в ворота и побрела по дорожке к церкви.

Переступила порог прохладного, освещенного только множеством свечей храма, перекрестилась и вздохнула с облегчением.

Первым делом подошла к «свечному ящику», подала записку о здравии раба Божиего Артемия. Заказала сорокоуст и чтение псалтири. Затем купила свечи и пошла вдоль стен, расставляя свечи по всем подсвечникам и молясь за Артема каждому святому. Особенно долго простояла возле иконы великомученика целителя Пантелеймона. Рассказала ему об аварии, снова расплакалась… Долго молилась Спасителю и Богородице, уговаривала, умоляла простить неверие Артема и пожалеть его ради жены и маленького сынишки.

Наконец измученная, заплаканная, вышла на улицу. По глазам резанул солнечный свет, Лиза зажмурилась, покачнулась, и поскорее ухватилась за перила.

«Сейчас упаду в обморок, ‒ подумала она. ‒ Господи, помоги…»

Прикрыла глаза ладошкой, оставив маленькую щелочку между пальцами, и так, почти наощупь, дошла до ближайшей лавочки, рухнула на нее, и отключилась.

Пришла в себя Лиза от голосов и легкого поглаживания по плечу. Она открыла глаза и увидела возле себя двух монахинь ‒ пожилую и совсем молоденькую. Пожилая ласково гладила ее по плечу, а молодая стояла рядом и с сочувствием глядела на Лизу.

‒ Очнулась? Ну, слава Тебе, Господи! ‒ сказала пожилая, перекрестилась и представилась. ‒ Меня зовут матушка Афанасия. А это ‒ сестра Екатерина. ‒ Она кивнула головой в сторону молодой монахини.

‒ Меня Лиза зовут, ‒ сказала Лиза, посмотрела на монахинь и опять расплакалась.

‒ Да что с тобой, милая? Случилось чего?

‒ Это я во всем виновата! Я! Если бы он не затормозил… Этот дождь… Если бы Артем не остановился, то они с джипом бы не столкнулись! Тот бы раньше проехал… Из-за меня все! ‒ губы у Лизы тряслись, слезы текли ручьем.

‒ Та-ак, ‒ протянула матушка Афанасия. ‒ А идем-ка, милая, в трапезную, тут недалеко. Компотику холодненького попьешь, да и расскажешь все, если хочешь. А то вид у тебя ‒ краше в гроб кладут, Господи, помилуй!

В холодной каменной трапезной Лиза почувствовала себя намного лучше, выпила принесенный ей сестрой Екатериной компот, и в подробностях рассказала все события того злополучного дня. А рассказав, получила от матушки Афанасии такой выговор, что со стыда чуть под стол не спряталась. А ведь считала себя настоящей христианкой!

‒ Разве можно быть такой маловерной, Лиза! Неужели ты и вправду считаешь, что авария произошла из-за того, что Артем совершенно случайно оказался не в то время не в том месте? Из-за тебя? А как же ты о промысле-то Божием забыла? Да… Видимо, очень хороший человек, этот твой Артем, раз Господь его так зовет и желает спасти. Не получалось привести его к вере через радости и успехи, пришлось через беду. Вот оно как, девонька! Так что ты молись, молись за него! И мы станем молиться!

***

… Артема пропихнули в пылающую дыру, где сразу несколько пар вонючих лап ухватились за него и потащили, не церемонясь, прямо по камням, корягам и колючкам. Запихнули в какой-то холодный узкий ящик и оставили одного.

Артем немного постоял, прислушиваясь. Вокруг царила тишина. Тогда он решился и открыл глаза. То, что он увидел, повергло его в шок. Он стоял в каком-то прозрачном гробу, то ли стеклянном, то ли ледяном. Именно стоял. Изнутри гроб был утыкан ледяными иглами, и сверху, и снизу, и по бокам. Ледяные острия впивались в его тело со всех сторон. Стоять на иглах было невыносимо больно, но стоило Артему шевельнутся, как гроб угрожающе зашатался. Артем подумал, что будет, если этот проклятый ящик упадет. Тогда получится, что вся поверхность его тела будет насажена на эти иглы… Представив эту картину, Артем содрогнулся и замер… Даже дышать постарался потише… Уж пусть лучше одни только ступни пострадают…

Никаких мыслей в голову не приходило. Он попробовал еще раз позвать Ареаса, но ответа снова не услышал.

Стоять без движения становилось все тяжелее и тяжелее, он почувствовал, что скоро просто потеряет сознание. Чуть шевельнул рукой и что было сил прижал ладонь к одной из острых ледышек. Новая боль немного привела его в чувство.

Сколько он так простоял ‒ неизвестно. Вдруг откуда-то из-за спины вынырнул жирный, весь в складках, противный бес, обошел гроб вокруг, внимательно все рассмотрел и неожиданно подмигнул Артему. Затем напялил на нос очки и вынул откуда-то свиток и чернильницу с пером. Очки на его гнусной морде смотрелись смешно, но смеяться Артему почему-то не хотелось. Он молча наблюдал за бесом, ожидая, что будет дальше.

‒ Ну что, ‒ прогнусавил мерзавец. ‒ Будем отрекаться?

Слышимость была прекрасная, но Артем все-равно его не понял. Отрекаться? Отвлекаться? Развлекаться? Чего он хочет?

Бес, тем временем, поправил очки, развернул свиток и приготовил перо.

‒ Отрекаешься от Распятого? ‒ спросил он и уставился на Артема маленькими свиными глазками.

‒ От кого? ‒ не понял Артем. Он еще не знал, что с врагом вообще лучше не вступать ни в какие разговоры.

‒ От Распятого! ‒ завизжал бес, брызжа слюной и корчась.

Артем задумался. Как наяву, увидел перед собой счастливые глаза Лизы, услышал ее радостный голос «Христос воскресе»!

Все потихоньку вставало на свои места. Распятый ‒ это Иисус Христос. А этим тварям зачем-то непременно нужно, что Артем от Него отрекся. Если твари так Его боятся, то это неспроста.

«Странно, ‒ размышлял Артем, ‒ зачем им надо мое отречение? Переманивают на свою сторону?» .

Он невольно сравнил Ареаса и этих уродов… От этого сравнения его даже передернуло… Ну уж нет! Не дождутся!

И вдруг в голову ему пришла очевидная, до обидного простая мысль ‒ Он, распятый и воскресший Иисус Христос, и есть Бог! Как он раньше этого не понимал? Словно пелена спала с его глаз, мозг проснулся и лихорадочно заработал. От Бога он, Артем, отрекаться не будет. Пусть даже он пока не очень-то в Него и верит. Но если есть эти твари… если есть Ареас… то получается, что и Бог ‒ есть? И пусть пока что он, Артем, совсем ничего не понимает, но переходить на сторону этих рогатых гадин он не собирается ни под каким видом. Бог ничего плохого ему не сделал, выходит, отречься от Него ‒ предательство. А Артем был человеком чести.