В такие моменты я безумно жалею о том, что не умею играть на пианино. Есть такие книги, после прочтения которых хочется рассказать, выразить, открыть... а слов-то и нет. И тогда на помощь пришла бы музыка... Вот сесть бы сейчас на табуреточку, положить подушечки пальцев на черно-белые клавиши и начать играть. О таких книгах как «Дорога уходит в даль...» Александры Бруштейн рассказывать можно только музыкой...
Невероятная, легкая, светлая, пронзительная трилогия о том, какой бывает жизнь.
Главная героиня книги – Саша Яновская, Сашенька или Пуговица, как называл ее папа. Именно ее глазами мы и видим события, происходящие на страницах романа. Несмотря на то, что Александра Бруштейн писала свои книги уже в зрелом возрасте, ей легко удалось сохранить в повествовании детскую непосредственность, наивность и открытость. Маленькая Саша смотрит на все с широко открытыми глазами и невероятно притягательной улыбкой. Ее смех звонок и заразителен, а слезы — искренние и самые настоящие. И именно ее полными искристого смеха и соленых слез глазами мы смотрим на последние годы XIX века и первые годы XX века.
Бесконечно прекрасны и полны многонациональные образы героев книги — русские, поляки, евреи. Ярчайшие краски быта — от роскошных интеллигентных до провинциальных и нищих.
Дорога уходит в даль...
В первой книге «Дорога уходит в даль...» Саша еще совсем мала. Ее крошечный мирок не выходит за окрестности ее дома и нескольких домов знакомых ей (а, скорее ее семьи) людей. И каждая частичка этого мира пропитана своим особенным, неповторимым запахом. Я тоже в детстве всегда обращала особе внимание на запахи.
Чем здесь все-таки пахнет? У Шабановых пахнет главным образом едой: «Кушайте, кушайте, самое важное в жизни — побольше кушать!» От папы пахнет лекарствами, всего сильнее карболкой: «А ну-ка, кто тут болен, я сейчас посмотрю!» От нарядных дам пахнет духами. От Юзефы — кухней… Чем же это пахнет здесь, в погребе у Юльки? Здесь пахнет затхлостью, нежилью. Вспомнила, вспомнила! Так пахнет от нового платья или белья, только что принесенного портнихой или белошвейкой. Мама всегда просит Юзефу повесить эти новые вещи на балконе, пока у них не выветрится запах.
Семья у Саши совершенно обычная и совершенно особенная. Вот мы видим ее отца: самого лучшего, самого любимого, самого-самого... Папа, который умеет «кутить»: есть бублики и крем-брюле на лавочке в сквере, гулять пешком по вечернему городу и рассказывать занятные поучительные истории. Вместе с тем отец очень строг в воспитании, иногда даже суров. Но Сашенька любит его такого, всем своим маленьким сердечком любит и обожает. И боится, что когда-нибудь папы не станет.
Бывает, сахар лежит на дне чашки с чаем. Отхлебнешь — не сладко. Но чуть помешаешь ложечкой, как вкус сахара наполняет весь чай, доходит до самых верхних его слоев… Так папины слова о возможной его смерти, словно помешав ложечкой в моей душе, подняли в ней то, что, видимо, лежало на дне с самого утра, а может быть, и дольше: чьи-то чужие, горькие слова, не ставшие еще моей собственной мыслью, моим собственным опасением, — нестерпимая горечь наполняет меня до краев.
Вот перед нами любящие мама, няня, гувернантка. Такие разные, абсолютно непохожие друг на друга дамы, которых в этом мире объединяет только одно — малышка Сашенька.
Но вот в уютный Сашин мирок осторожно входит действительность, и мир хоть становится пестрым и разноцветным, но все же где-то рушится, ломается, перекраивается заново. Не все может самый умный и лучший в мире папа: он знает ответы не на все вопросы, у него не всегда есть решения, и он не знает, что делать с плохими людьми.
Папа отвечает на мои вопросы серьезно, подробно (из чего делают стекло? что такое скарлатина? и т. п.). На иные говорит просто: «Этого я не знаю» (он, оказывается, знает не все на свете!), на другие: «Ну, это глупости!»
Это последняя капля за весь пестрый день! Я больше не думаю о том, что папа ненавидит плакс. Я горько плачу.
— Папа, — и слезы катятся у меня по лицу, попадая в рот, еще сохранивший сладость недавно съеденного мороженного «крем-бруля», — папа, почему ты не заступился за Хану?
— А что я мог сделать, по-твоему?
— Крикнуть Кулаку: «Не смейте бить!»
— Ужасно бы меня Кулак испугался! — невесело шутит папа.
— Ну, убить его! Чтоб он помнил!
— А чем убить? Бубликом, да? И что же, Кулак, думаешь, один? Их тысячи. Одного убьешь — людям не станет легче…
Папа встает со скамейки:
— Лечить — вот все, что я могу… Ну, пойдем, Пуговка, поздно уже.
Мы идем домой, и у меня впервые рождается мысль: «папа может — не все»… Думать это очень горько.
И саму Сашу жизнь уже начинает сталкивать со своей горькой, непоправимой правдой: революционные движения, голод, болезни. Хорошо, что рядом есть папа, мама, гувернантка, учителя и просто друзья — самые замечательные, самые добрые и отзывчивые люди, которые, как скала, становятся между суровым внешним миром и миром Сашеньки.
В рассветный час
Во второй книге Сашин мирок заметно расширяет свои границы: в ее жизни появляются новые люди, институт благородных девиц. И вопросов становится больше, и ответы сложнее, да и не всегда эти ответы находятся. Мы видим ее новых подружек Маню, Мелю, Лиду, Варю и Катю. Дружба с этими девочками — настоящая отдушина для Сашеньки, потому что, сама того не ожидая, наша маленькая героиня попадает не просто в гимназию для девочек (нельзя даже сказать — во взрослую жизнь), а в самую настоящую школу жизни, в малюсенький ад, которым правят женщины. Впервые мы встречаем здесь классную даму (классного руководителя — по-нашему) Евгению Ивановну (Дрыгалку), которая не сводит с класса плотоядного взгляда; начальницу института Александру Яковлевну Колодкину (Колоду) — одну из самых ярких для меня личностей второй книги. Я вспоминаю своих школьных учителей, завучей. Все как одна они подходят под образ Колоды. И хотя в школе мы не давали клички нашим преподавателям (почему-то нам проще было называть их по именам или фамилиям между собой), их образы от этого не становятся в моей памяти менее яркими. И ведь про каждую, действительно каждую учительницу можно сказать: «Когда-то она была красивая / стройная / добрая / скромная / улыбчивая (нужное подчеркнуть)...»
Теперь, когда я вспоминаю А. Я. Колодкину, то понимаю, что в молодости она была, вероятно, очень красива. У нее и в старости сохранилось красивое лицо — в особенности глаза. Лет двадцать спустя я прочитала напечатанные в журнале «Вестник Европы» письма знаменитого писателя И. А. Гончарова к А. Я. Колодкиной, в которую он был влюблен в годы ее молодости. Мне тогда подумалось: «Ох, и сумасшедший же был Гончаров! В Колоду нашу влюбился. Нашел в кого!» Если бы в наши школьные годы кто-нибудь назвал А. Я. Колодкину красивой, мы бы от души посмеялись. Для нас она была только «Колода» — очень тучная, грузная, очень старая старуха, у которой не было видно ни шеи, ни талии, ни ног: голова казалась воткнутой прямо в плечи, верхняя часть туловища — в нижнюю, нижняя — в пол. Какая уж тут красота! К тому же она сама себя видела, очевидно, такою, какой была лет сорок назад — очень юной, очень нежной, очень хрупкой. Все ее движения, выражение лица, улыбка были бы уместны у молоденькой девушки, но совершенно комичны у грузной, старой Колоды!
Все они: все эти девочки, женщины, конечно же, оказали огромное влияние на дальнейшую Сашину жизнь, на становление ее личности, характера, мировоззрения.
Как и любой (ну, ладно, почти любой) женский коллектив, гимназия для девочек — это скопление интриг, зависти, злобы и подлости. Саша — нежный аленький цветочек, знающий доселе только суровость собственного отца (и то исключительно в воспитательных целях), попадает в самый эпицентр этого змеиного клубка. Много боли она испытала, много горьких слез пролила в душе за себя, за подруг, за других, почти чужих людей, которые встретились тогда на ее пути. И хоть и научилась малышка жить и выживать, но сохранила свою светлую душу: не стала озлобленнее, жестче, не превратилась в завистницу и не пустила злость в свое сердце. И рядом, как же хорошо, что рядом снова всегда была ее семья: дедушка, бабушка, папа, мама, гувернантка, няня — все та же монолитная, непробиваемая стена между Сашей и миром, надежная опора и крепкая поддержка в горе и радости. И все-таки здорово, что радости было больше горя! И пусть между строк проскакивает боль, которую автор уже пережила, пусть мы слышим легкий шепот неотвратимого будущего, который не сулит ничего хорошо. Лично я закрываю глаза и уши, зажмуриваюсь и твержу себе: «Сейчас пока еще все хорошо!»
Весна
А в третьей книге уже не мирок, а целый мир, по которому уходит вдаль дорога.
С первых страниц книги мы узнаем о том, что Саша научилась «врать, скрытничать, притворяться». Ну, да. С волками жить — по-волчьи выть. А как вы хотели?
Мы, однако, считаем, что учат нас вот именно многому, совсем не доброму. Четыре года назад, когда мы поступали в институт, ну до чего же мы были дурочки! Не умели врать, скрытничать, притворяться, — словом, не знали простейших вещей.
Теперь мы это умеем, ох, умеем! И не бездарнее, чем другие. Мы притворяемся, будто у нас болят зубы, или голова, или живот (слово «живот» синявки считают неприличным — мы должны говорить: «У меня болит желудок!»). Мы стонем — смотрим удивительно честными измученными глазами прямо в глаза обманываемых нами учителей и синявок, — наши лица выражают нестерпимую боль, все для того, чтобы нас отпустили с урока, к которому мы поленились подготовиться.
Саша уже совсем взрослая, рассудительная... девочка? Почти что — девушка. Ее собственный мир уже далеко за пределами родного дома, города, страны. Сашенька узнает о людской жестокости, несправедливости и коварстве через призму историй безвинно осужденных и наказанных людей. Нынче Сашина душа болит уже не за однокашницу или доброго соседа, а за писателя Э.Золя, за Дрейфуса — за всех и за каждого, кто ищет в этом мире справедливости для себя и для других. Наша героиня уже умеет видеть и отличать проблемы от бед, несчастья от катастроф. Она по-прежнему чиста и невинна в своих помыслах, действиях и суждениях. Сашины глаза все так же широко распахнуты и смотрят на этот мир с надеждой и теплом, с легким удивлением, которое таинственно украдкой шепчет нам: «Ребенок. Внутри этой девчушки все еще живет ребенок».
Институт тоже отходит на второй, а то и на третий план в Сашиной жизни. Еще совсем недавно, буквально одну книгу назад самой большой трагедией для Сашеньки было получить по арифметике четверку с двумя минусами или быть поставленной в угол. Теперь же Александру совершенно не беспокоит то, что год она окончила уже не так успешно, как раньше.
Прощаясь сегодня со мной, Моргушка объяснила мне:
— До сих пор вы переходили из класса в класс с первой наградой. Но... тут Моргушка заморгала, как нанятая, — в этом году педагогический совет постановил дать вам только вторую награду: из-за шалостей и болтовни во время уроков! Подумайте об этом, дружочек мой (снова морг-морг-морг)... На летнем досуге подумайте!
Спасибо за «дружочка», дорогая Моргуша, но думать об этих вещах я «на летнем досуге» не собираюсь! Не хочу портить себе долгожданный летний досуг. Какие такие числятся за мной шалости, хоть убейте, не помню! По моему мнению, я вела себя довольно прилично. А вот болтать — это точно: болтаю! Ну, да ведь без этого на иных из наших институтских уроках и помереть недолго. Вот так - очень просто! — захлебнешься скукой и пойдешь ко дну... Пишите, машите!
Ну, в общем, сейчас все это — уже дело прошлое. Такое прошлое, что его можно забыть, не вспоминать во все время летних каникул — до конца августа.
Но, тем не менее, институт занимает большую часть жизни главной героини – там ее друзья, там происходят основные события ее, Сашиной жизни. И уже не таким страшным и ужасным представляются нам стены этого учебного заведения: уроки вполне терпимые, учителя очень даже сносные, да и подруги не дадут заскучать ни за что на свете!
Вот, что забавно. Сейчас в нашем старшем поколении принято хвататься за голову и причитать: «Ох, позор!», «А в наше время… !», «Сколько безграмотности!», ну и т.п., когда школьники спрашивают в библиотеках «горе о туман», например. Да, это бесспорно грустно. Но! Такие школьники были всегда!
— А знаете, — говорит он, — когда ваш институт еще только основали, учителей-мужчин совсем не было — это почиталось неприличным. Кроме священника, отца-законоучителя, преподавали только учительницы. Первого учителя-мужчину пригласили тогда, когда ученицы первого приема перешли в старший класс: было решено, что историю и литературу должен преподавать мужчина. И вот первый учитель-мужчина пришел на свой урок, рассказал ученицам о подвиге русского крестьянина Ивана Сусанина и предложил им тут же написать короткий пересказ этого своими словами. И что бы вы думали? Ученицы - они, кстати, все без исключения были тогда пансионерками выполнили заданное, конечно, по-разному, одни хуже, другие лучше, но все как одна написали везде не «Иван Сусанин», а «Иван с усами». Вот как!
Так что не стоит печалиться и расстраиваться, встречая очередной запрос в интернете или очередную жалобу преподавателей на тему «трое в лодке нищета и собаки». Это все поправимо и далеко не ново для российского образования.
Но вернемся к Саше. Вообще очень интересно наблюдать за тем, как взрослеет эта девочка, как с годами меняется ее мироощущение, мировоззрение, как формируется ее характер и личность в целом. Те или иные события по-разному влияют на нашу героиню. Иной раз думаешь: «Сломается Ей-богу, сломается, Саша! Такого уж точно ни понять, ни вытерпеть!» А потом глядишь – не сломалась: пережила, выправилась, сделала выводы. И так радостно за нее – как будто она моя хорошая знакомая или даже подружка. А потом вспоминаешь, что это всего лишь книга – книга, рассказывающая о событиях столетней давности, – и становится грустно. Я бы хотела быть современницей Саши Яновской. Ну, или чтобы она была моей современницей. Мне кажется, что нашему миру не хватает таких вот ярых «героев». Хотя нет… Если честно, то таких героев не хватает мне и моему сердцу.
Книга «Дорога уходит в даль…» многогранна и многолика. Ее просто необходимо читать и не один раз! Мне невероятно жаль, что это произведение попало ко мне в руки только сейчас. Я бы очень хотела прочитать ее в детстве и теперь – и сравнить свои впечатления.
Книга Александры Бруштейн захватила меня. Это потрясающее по своей силе и красоте произведение. Оно невероятно легкое и вместе с тем затрагивает очень тяжелые времена и совершенно неразрешимые проблемы – то, что уже давно стало историей и во веки веков останется неизменным. Но, читая, снова и вновь с головой окунаешься в те события, которым уже больше ста лет. И это уже далеко не скучный учебник по истории, который нам всем приходилось читать в школе, это художественное произведение, ставшее классикой. Книга «Дорога уходит в даль…» – это немного из истории нашего государства и мира глазами маленькой девочки Саши, которой довелось родиться и жить в очень непростое и неспокойное время.