Валерий Тищенко
Рассказы

Подарки

Первый день Нового года начался с заморозков. Опустели улицы; холодный ветер тщетно бился о стены домов, а мороз усердно разрисовывал стекла квартир. Обычно оживленный город заснул безмятежным сном. Тишину нарушали своими криками только припозднившаяся молодежь да рев редкого транспорта на дороге.

Глебу не хотелось возвращаться домой. Дело было не просто в том, что его никто не ждал по возвращении, а в том, что он не хотел даже переступать через порог квартиры. Еще несколько дней назад Глеб поймал себя на том, что его съедал страх. При этом его боязнь росла и ширилась в размерах при приближении Нового года.

Глеб отсчитывал шаги до дома: вот он пересек небольшую улочку и перешел на другую сторону через дорогу, вот свернул налево и прошел автобусную остановку, на которой садился на троллейбус, идущий до работы. Хотя он специально выбрал самый длинный путь, скоро показался массив новостроек, расположенных в форме правильного квадрата. Глеб взял курс к дальнему грязно-серому девятиэтажному зданию, стоящему на отшибе позади них.

На морозе полностью противопоказано двигаться медленно, особенно если вы легко одеты, в противном случае вы мгновенно замерзнете – чем шире и быстрей шаг, тем лучше. Глеб чувствовал, что пальцы на ногах закоченели, он не ускорился, даже когда холод коснулся и пальцев рук. По мере приближения к дому тревога в душе росла. Глеб перемалывал в голове возможные события, представлял, как заходит домой, скидывает ботинки, идет в гостиную…

А там это… Снова. В четвертый раз.

«Успокойся, – приказал Глеб сам себе. – Сейчас ты определишь, кто оставляет тебе эти гадости. Потом разберешься с этой сволочью и причинами, из-за которых он это творит».

Эта мысль не помогла унять чувства. Кто может желать зла обычному технологу, работающему на трубопрокатном заводе? Зарплата у него небольшая, еле сумел на квартиру скопить деньжат. Вроде ни с кем не враждовал, не ругался, разве что в студенчестве отбил девушку у одного знакомого, да и тот, как знал Глеб, давно перебрался в столицу. Немало часов Глеб посвятил размышлениям о возможных причинах, но мотивы недругов продолжали оставаться тайной. Особенно его интересовало, почему все происходило в канун новогодних праздников? Таким образом список донимающих его людей был ограничен только знакомцами, теми, кто знал о его отношениях с главным праздником в году. Но что-то снедало Глеба глубоко внутри, шептало ему, что причина не в недругах, а чем-то ином, связанном с мистикой. С привидениями, например. Но эти мысли Глеб отталкивал, справедливо считая их болезненными фантазиями.

Глеб искренне ненавидел Новый год и все, что с ним связано, сколько себя помнил. Почему – он не знал и не пробовал анализировать причины. Его дико раздражали кричащая реклама, призывающая покупать товары по новогодним скидкам, огромная елка и ледяные скульптуры в центре города, любые упоминания о празднике.

«Взяли моду у американцев, да по-своему переделали праздничек-то, – объяснял он друзьям и знакомым. – Не вижу смысла в его праздновании! Не исконно русский он!»

Сам Глеб считал это объяснение натянутым и не слишком правдоподобным, не до такой степени он ненавидел все американское, однако, похоже, оно казалось окружающим исчерпывающим, никто не задавал лишних вопросов. А то, что его могли считать странным и эксцентричным, Глеба нисколько не волновало. Главное – результат. Не требовалось лишний раз извиняться за то, что не пошел гулять на елку или праздновать в ресторан.

От ненавистного праздника и постоянных его упоминаний можно было спрятаться только дома и на работе. Начиная с середины декабря Глеб старался выходить на улицу только по крайней нужде. Телевизор был вовсе выключен из розетки, большей частью в это время Глеб не включал даже Интернет, а только слушал музыку да читал книги. Но целиком и полностью отгородиться от внешнего мира, а значит – от праздника, не получалось.

В свою квартиру он переехал три года назад. Глеб называл свой переезд «возвращением на родину», поскольку жил здесь в детстве. Когда ему было десять лет, родители неожиданно продали собственность и уехали жить в пригород, в собственный дом. Причин тому Глеб не помнил, в памяти проскальзывал лишь печальный взгляд матери и то, как отец собирал вещи в коробки, потом еще почему-то добрая улыбка мужчины в белом халате с круглыми очками на носу, доктора. Глеб даже помнил его фамилию, Малофеев. Больше ничего, как бы он ни напрягал память, ему не удавалось вспомнить. А родители и старший брат Николай никогда об этом времени подробно не рассказывали.

Когда Глебу попалось на глаза объявление о продаже квартиры, он тотчас позвонил по указанному номеру. О цене договорились быстро, новому владельцу нужно было срочно переезжать в другой город, поэтому он согласился на максимально низкую цену. Конечно, квартира сильно изменилась за прошедшие годы, однако Глеба привело в восторг, что сохранился старый турник, на котором когда-то подтягивался отец и он сам.

Тогда же все и началось. Накануне праздника он вместе с коллегами праздновал повышение своего приятеля в баре. Вопреки своей привычке он сильно перебрал алкоголя и не помнил, как добрался домой (скорей всего ему вызвали такси, но все подробности поездки намертво стерлись из памяти). Проснулся Глеб поздним днем первого января от позывов мочевого пузыря. Вставая с кровати, он зацепил ногой стоящую рядом бутылку с пивом, та покатилась под шкаф, попутно разливая на пол содержимое. Громко выругавшись, он двинулся в туалет и помочился. Голова у Глеба трещала по швам, в животе что-то булькало и бурчало, к горлу подходила тошнота. Он мысленно пообещал себе больше никогда не пить.

На кухне Глеб выпил холодной минералки из холодильника и отправил в рот бутерброд с колбасой – тяжесть в животе тут же ослабла, а туман в голове немного прояснился. Он зашел в гостиную включить телевизор и обомлел: посреди комнаты стояла обычная елка, украшенная игрушками и мишурой, на верхушке красовалась белая снежинка из дешевого пластика. Обычное зрелище в самый разгар праздника, если бы все игрушки не были разбиты: их острые края опасно блестели в дневном свете, а края снежинки не были отломаны, и мишура порвана и кое-как накинута на елку. Больше всего внимание Глеба привлек подарок в красной обертке, скромно лежащий у кроны дерева.

По голове будто треснули тяжелым молотом, схватившись рукой за голову, Глеб присел на диван, силясь вспомнить, откуда здесь могла взяться елка? Припомнить удалось только пьяные приставания к секретарше Алене. Мысль о том, где он мог достать елку ночью, при закрытых магазинах, не давала покоя. Еще больше его смущал мотив действий – зачем мне понадобилось тащить ее сюда? Безусловно он нажрался до поросячьего визга, но таки зачем?

Глеб протянул руку к подарку и подхватил его – он был перевязан зеленой ленточкой, Глеб содрал обертку, под ней оказалась обычная коробка под обувь (Глеб моментально узнал ее, она валялась у него в шкафу на всякий случай). Открыв крышку, он нахмурился – коробка была под завязку набита весело переливающимся всеми цветами радуги снегом. За прошедшее время он успел заметно подтаять.

Снег в качестве подарка… В его собственной коробке. Происходящее напоминало издевку. Шестеренки в мозгу Глеба завертелись быстрее. У него возникло ощущение, что ему что-то это напоминает, смутно знакомое, имевшее место в его жизни. Он попытался ухватиться за этот образ, но тот витал глубоко в облаках памяти, огражденный большой стеной. Глеб дотронулся до одной из игрушек – звездочки с отбитыми краями – и с руганью убрал руку, его указательный палец окрасился красным. Кровь закапала на пол, оставляя темные пятна на ковре. Растерянность уступила место подпитываемой алкогольными парами злобе. Подарок Глеб выкинул в окно, – коробка приземлилась прямехонько в большой сугроб, сваленный у подъезда, а елку выставил на площадке между этажей.

Голова гудела от боли. Мысли сбились в кучу. Первым делом Глеб сбегал в магазин и купил четыре бутылки пива – горький напиток облегчил страдания. Захватив бутылку с собой, он пошел рассматривать замок на входной двери: ни царапин и других повреждений он не нашел. Следующим делом он проверил комнаты: все вещи лежали на местах, деньги тоже оставались нетронутыми. Приоткрыта была только дверца шкафа, откуда взяли коробку. Глеб задумался:

– Надо сменить замок. Вдруг кто-то дубликат ключа сделал. Скажем, умудрился сделать слепок с моего – вот тебе и копия. Входи не хочу!

Оприходовав последние бутылки, Глеб успокоился. Вызывать полицию он не стал, боялся, что его примут за сумасшедшего. Как объяснить ментам, что елка не могла появиться в его квартире даже в теории?

Спустя неделю Глеб не просто поставил новый замок, но разорился на вторую железную дверь, – так было спокойней. Первый месяц он с опаской возвращался домой, ожидая, что ему вновь подкинут «подарок», однако все было тихо. Наступивший год выдался для него удачным, Глеб расслабился и постарался забыть про этот случай.

Время не стоит на месте. Один спокойный месяц сменялся другим, и вот 31 декабря Глеб отправился домой к своей новой подружке Ларисе. В мозгу роилась целая громада мыслей, но настойчивей всех был образ елки со сломанными игрушками, отогнать его никак не получалось. Глеб успокаивал себя тем, что этого не может повториться, все окна и двери были намертво закрыты, никто проникнуть в квартиру не мог. Но он ошибался.

Следующим утром в гостиной у телевизора красовалась другая елка, единственным отличием было то, что неизвестный поскупился на игрушки, их было меньше, а подарок завернут в обертку мерзкого ярко-зеленого цвета. Тем же утром Глеб ушел в запой на несколько дней. После – еще несколько месяцев сидел на успокоительном.

«Если его цель свести меня с ума, то он на верном пути», – думал он, безуспешно стараясь уснуть.

Снег, елка, сломанные игрушки явно имели символическое значение для его недруга. Глеб чувствовал, разгадка именно в них, но как бы ни бился над этим вопросом, ни одного правдоподобного предположения выдать не смог. И эта неизвестность пугала еще больше. У него возникала идея сменить квартиру с работой, оборвать все связи с прошлой жизнью, останавливало то, что от проникновения в квартиру не помогли даже поменянные замки и новая дверь. Глеб верил, что и новый адрес станет известен его «друзьям». Оставалось только бороться.

На третий Новый год он остался ночевать дома, загодя приобретя биту с электрошокером. Спрятался в спальне. Что произошло тогда, он не помнил. Проснулся Глеб на своей кровати, а в гостиной издевательски сверкала гирляндами елка. Подарок лежал на столе. Тогда же Глеб оделся и ушел, громко хлопнув дверью, и нашел силы вернуться домой через две недели, похудевший и побледневший. Он с трудом понимал, что делать дальше, его так и подмывало сходить к психиатру: мол, признание своего сумасшествия первый признак излечения.

Однажды вечером Глеб увидел по телевизору передачу, где телевизионщики скрытыми камерами проверяли супругов на неверность. Выход из ситуации нашелся сразу же. В начале декабря специалист установил в его квартире сигнализацию и крохотные камеры в коридоре, гостиной и спальне. Управлялось все оборудование с помощью обычного ноутбука.

– Вот попробуй теперь повтори это еще раз, сука! – зло думал Глеб, наблюдая за манипуляциями седого мужичка с такой же седой бородой, маскирующего камеру на потолке.

Утро первого января настало быстро. Поднявшись с кровати, Глеб устало потер глаза – за всю ночь он не сумел сомкнуть глаз. Рядом с ним тихо посапывала Лариса, он ласково погладил ее по голове. Глеб неохотно натянул джинсы и выглянул в окно. Очередной год решил порадовать горожан отсутствием снега, дождем и слякотью. Задувал холодный, промозглый ветер, – сухие ветки трещали под его давлением, с неба капала морось. Нынешняя зима напоминала больше позднюю осень. Настроение у Глеба было таким же мерзким, сумрачным, как и погода. Он надел свитер, ботинки, куртку и бесшумно покинул квартиру, почему-то с мыслью, что сюда больше не вернется.

Глеб вновь считал шаги, правда, он сбился на пятьсот шестнадцатом, когда нечаянно столкнулся с проходящей мимо немолодой женщиной в зеленом пальто. Она что-то прокричала ему вслед, что именно Глеб не уловил, голова его была забита более насущными проблемами. От мыслей он отвлекся, только когда перед ним выросла серая громада родного дома.