Александр Валентинович Вампилов
Утиная охота

© Издательство «Детская литература». Оформление серии, составление, 2003

© А. В. Вампилов. Текст, наследники

© Б. Ф. Сушков. Вступительная статья, 2003

© О. Г. Нефедов. Рисунки, 2003

* * *

Самобичующий протест^[1]

Александр Вампилов родился 19 августа 1937 года в районном поселке Кутулике (Кутулик – по-бурятски «яма») Иркутской области в учительской семье. Отец его, Валентин Никитич Вампилов, обрусевший бурят, был директором Кутуликской средней школы и преподавал русский язык и литературу, мать, Анастасия Прокопьевна Копылова, русская, дочь иркутского священника, вела в той же школе математику – алгебру и геометрию. Саша был третьим сыном и четвертым ребенком в семье.

Отцу и сыну увидеть друг друга не довелось: вскоре после рождения Александра Валентин Никитич по ложному доносу был арестован и расстрелян в 1938 году. Реабилитирован в 1957 году.

Каким при этом могло быть детство Саши Вампилова? Обыкновенное, то есть вольное, не ограниченное никаким воспитанием, в своей абсолютной свободе таящее постоянную смертельную опасность, но и величайшее безотчетное блаженство от растворенности, слиянности с бесконечным и вечным миром Природы. И он рос свободно, увлекался, озорничал и хулиганил наряду с другими кутуликскими мальчишками, ведь в этой «яме», Богом забытом уголке России озорство и хулиганство было единственным развлечением детворы и молодежи и освещалось даже какой-то «традицией».

И первые свои рассказики, а потом и пьесы, посвященные молодежи, Вампилов населил своими бывшими приятелями, до глубины души известными ему кутуликскими, черемховскими, усольскими ребятами, приехавшими из своих глубинок в областные центры получать высшее образование и привезшими с собой много застарелых детских привычек, страсть к дурачеству и главную свою особенность – насмешливо-скептическое отношение ко всему на свете, и к себе в том числе, то есть тот самый дух свободы, вольности и упрямства, который потом и в самом Вампилове, и в его героях преобразуется в чувство собственного достоинства, демократизма, справедливости и вообще будет определять их шкалу ценностей.

Житель провинции, выходец из самой что ни на есть ее глубинки, получивший образование в провинциальном университете, Александр Вампилов писал о тех, жизнь кого хорошо знал, – о людях провинции. Был бытописателем, социологом, философом этого огромного, замкнутого в себе мира и в каких-нибудь пяти-шести пьесах и горстке рассказов и очерков ухитрился дать почти его полный социальный срез – от высшего провинциального истеблишмента, олицетворенного ректором университета Репниковым в «Прощании в июне», до простых трудяг таежного поселка Чулимска, напоминающего его родной Кутулик.

В России издавна сложились три мира, как три государства в одном государстве, – крестьянский мир, городской и столичный. Эти три мира были по своему образу жизни настолько автономны и самобытны, что предпочитали держаться друг от друга подальше: близкое сосуществование стесняло их природу, грозило каждому душевным дискомфортом. Но тем не менее они жили как части одного-единого великодержавного организма и не могли жить друг без друга.

Деревенский мир был наиболее автономным, одинаково удаленным как от городской провинции, так и от столиц. Он жил своей патриархальной семьей, общинным миропорядком, подчиняющимся тысячелетней традиции. В нем слабо отражались черты государственного строя, государственной идеологии и культуры.

Столицы также мало выражали подлинную суть российской жизни, которая пряталась за мундир, за дисциплину, за внешнее благообразие и фальшивое великолепие. «Невский проспект лжет во всякое время», – утверждал Н. В. Гоголь. Тут простой швейцар «смотрит генералиссимусом».

И только губернская и городская провинция, которой не было нужды лицемерить и пускать пыль в глаза иностранцам, жила по подлинным законам государства, не смягченным флером столичной культуры, и обнажала резкие черты нашего государственного быта, государственного строя жизни, показывая его таким, каков он был на самом деле. Русские писатели подлинную российскую государственность узнавали, глядя в лицо именно этого провинциального мира: «Губернские очерки» Μ. Е. Салтыкова-Щедрина, «Нравы Растеряевой улицы» Г. Успенского во главе с «Ревизором» и «Мертвыми душами» Гоголя показали русскому человеку, как в зеркале, его подлинную государственную и гражданскую физиономию, от которой он с отвращением отвернулся, издав, по свидетельству Герцена, «крик ужаса и стыда».

Нашу отечественную литературу 60—70-х годов XX века иногда делят на «деревенскую» и «городскую», но город тут представлен в основном столицами. Средний город, провинция областных и районных центров не столь глубоко и концептуально осмыслены нашим литературным сознанием. А именно там не скрытно, как в столицах, а открыто щеголяла всеми своими «непристойными местами» и наша «сермяжная правда». И в числе первых, кто эту правду глубоко и всесторонне показал миру, следует назвать драматурга Александра Вампилова.

Он подходил к жизни как честный художник, и многое у него выходило бессознательно, и это ценнее всего, ибо правдивее всего. Просто его герои не поддерживали официальный курс, не участвовали в его косметическом ремонте. Не искали они и культурных «экологических ниш» для «почетного конформизма» – они просто отворачивались от системы и уходили на рядовую работу, ибо только она позволяла сохранить за собой моральную свободу и легкую поступь гордо шагающего по земле человека.

Первая многоактная пьеса «Прощание в июне», с которой Александр Вампилов и начинается как драматург, была написана в 1964 году. Три главные ее идеи – консервативный конформизм «отцов», разбойничья «беззаконность» молодости и ее безответственность, а внутренний конфликт можно определить девизом Профессора из пьесы К. Чапека «Разбойник», очень близкой пьесе Вампилова и по сюжету, и по теме, – «Молодость нужно сломить!».

При социализме, которому по времени соответствует пьеса, при его бюрократическом извращении естественный закон обновления жизни как бы отменен и заменен системой, в которой не очень-то «похулиганишь», не то что начнешь «разбойничать». Она не дает молодости никаких шансов, никаких прав до тех пор, пока эта молодость не «смирится», не «образумится», пока не переймет образ жизни «отцов», главный принцип которого – «не высовываться» с правдой и «правами», быть готовым на любой компромисс ради личных целей. Молодость тут не сокрушают в открытом бою, ее берут измором, долгие годы выдерживая в щелочи скудной жизни. И только когда она становится уже ни во что не верящей, ни на что не способной, но на все готовой, тогда ее допускают и к должности, и к своим дочкам, и к воскресному жареному гусю (Репников едва лишь не молился на него).

Репников уже прошел этот путь – путь предательства идеалов своей молодости – и откровенно признается в этом Колесову: «У нас с вами есть нечто общее… Когда я рвался в науку с таким же нетерпением, со мной случилось нечто похожее». Тут есть и зависть несостоявшегося ученого к молодому таланту, но больше опасений, что Колесов социально опасен, потому что – самостоятельная личность, «неуправляемый», может не подчиниться господствующему конформизму. Он – угроза тому порядку жизни, в котором все держится на компромиссе, на личном интересе, где важны не талант, не достоинства человека, а связи, служебное послушание.

Но и Колесову приходится пойти на компромисс – он отказывается от Тани во имя своей научной карьеры, как ему кажется. И только в финале он поднимается до того подлинного «хулиганства», о котором шла речь выше, – когда рвет диплом, полученный ценой предательства любимой, – возвращает Репникову данную им «взятку».

Поступок Колесова кажется неожиданным, ничем не подготовленным. Но это для тех лишь, кому герои Вампилова кажутся такими же, как и все другие наши герои. Но, зная героев Вампилова, их фундаментальную черту, не раз отмеченную нами, – внутреннюю свободу, провинциальную, дикую, хулиганскую свободу, которая может их толкнуть и к безрассудству какому-нибудь, дуэли например, или к необдуманным словам и поступкам на собственной свадьбе, так что невеста встанет и уйдет, – понимаешь и веришь, что эта же свобода, глубоко укоренившаяся в их душе, есть их нравственный компас, который скорректирует их жизненный маршрут в самый решительный момент, когда ставка будет больше, чем жизнь, когда от них потребуют отказаться от собственного «я».

В этом контексте может быть верно понята и притча о «честном ревизоре», которую Золотуев рассказал Колесову.

Вампиловская честность – это абсолютная честность, это святая святых личности, где хранится эталон идентичности нашей вечной, космической природы с нашим сознанием. Малейший компромисс тут невозможен. Колесов попробовал и почувствовал, что теряет себя, что он уже не Колесов, а кто-то другой. И он поспешил вернуться к себе.

Жутко, конечно, сознавать, что таких нормальных людей так мало, что они кажутся редчайшим исключением из «правила». Поэтому-то Вампилов и сосредоточил на них все свое внимание.

Идея свободы затрагивается Вампиловым и в контексте «безответственности молодости», проявляющейся в самой чувствительной, интимной сфере человеческих отношений – в любви.

Тема эта тоже стара как мир. Но давно, увы, прошли эпические времена пушкинских «Цыган», «Кармен» Мериме и проч., когда эту «безответственность» считали неизбежным, нормальным «злом» жизни.

Вампилов не призывает к ее насильственному обузданию, он доверяет этой эпической свободе, он знает, что она сама себя лечит естественным порядком. Это лекарство – любовь, та же самая любовь, которая выступает уже своей второй стороной – не гибельным, а организующим началом, ведущим к ответственности, к смиренному принятию главного закона жизни. И Букин это вскоре почувствовал, покаялся и вернул любовь Маши.