Глава 3

Собраться вот так всем вместе надо было еще в первый день, когда группа только прибыла в Горький. Но ситуация сложилась таким образом, что Шелестову пришлось искать и ждать Филонова. Не получив информации от лейтенанта из первых рук, не получив понимания, где на заводе или прямо в конструкторском бюро засел враг, что-то предпринимать было нельзя. А тут еще и Сосновский ошарашил всех тем, что за Филоновым был хвост. Теперь каждый последующий шаг придется делать с такой опаской, что у Шелестова по спине пробежал холодок. Если враг следит за оперативником НКВД на заводе, тогда группа могла засветиться так сильно, что ее работа пропадет даром. Кто, почему следил?

Сосновский коротко рассказал о том, как ему пришлось убить двух наблюдателей, которые шли вчера за Шелестовым и Филоновым. Обнаружились они уже после того, как Максим встретился с лейтенантом.

Шелестов сидел, барабаня пальцами по столу, угрюмый, невыспавшийся Карев откинулся спиной на стену и закрыл глаза. Коган и Буторин переглядывались с недовольным видом.

– Самое неприятное в том, что мы не знаем, за кем они шли, – недовольно произнес Буторин.

– Самое неприятное в том, что их уже не спросишь, – возразил Коган и покачал головой. – Эх, Миша, Миша! Как же ты так напортачил?

– За мной они идти не могли. Не было за мной хвоста, – уверенно сказал Шелестов. – Я уверен, что хвост был именно за Павлом. И сейчас нам не сокрушаться надо, а думать, что делать дальше. Понять, что произошло и в каком мы положении.

– Я даже не знаю, что сказать, – убитым голосом произнес лейтенант. – Я проверялся, как учили, не было за мной хвоста. И откуда они взялись, я понять не могу. Может, все-таки не за мной, может, совпадение, и они просто шли, по пути им было?

– Послушайте, я тоже не призываю сокрушаться, – заговорил Сосновский, раздраженно покусывая губу и бросая недовольные взгляды на Когана. – Меня тут пытаются отчитывать, как мальчишку, а я, между прочим, в разведке не первый день. Они шли за Максимом и Павлом. Другого мнения и быть не может. Они разделялись и сближались, но шли по их следу. Они хорошо видели, как Филонов проверялся. Они даже знали, в какой момент и как он будет проверяться. На перекрестках, у витрин магазинов, когда он наклонялся, чтобы подобрать оброненную перчатку, они замирали в каком-нибудь подходящем укрытии, а потом снова шли за ним. Они секунд тридцать шептались, когда Павел встретился с Шелестовым, и снова шли следом. И я не мог допустить, чтобы они не только проследили их до машины, а то и до конспиративной квартиры. Я не мог позволить им уйти, доложить о встрече и дать словесное описание Шелестова. А ведь он на заводе легально крутится. Дать возможность опознать в нем оперативника – крах нашей операции.

– Михаил прав, – вдруг, не открывая глаз, сказал Карев. – Я считаю, что он не только не навредил, он спас операцию. Нельзя было их отпускать живыми. Задержать он их в данной ситуации не мог. Эти двое добились своей цели, следя за Павлом. Они вышли на его контакты. У Павла мало опыта для такой работы, но это дело наживное.

– Если вы считаете, что я не справляюсь или могу принести только вред, – пробурчал лейтенант, – то снимите меня. Отстраните от операции.

– Нет, нет, – улыбнулся майор и, открыв глаза, уселся на стуле прямо. – Ты, Павел, молодец. Отсутствие опыта – не твоя вина. Он так и набирается, оперативный опыт. С годами. Сними тебя с одной операции, со второй. Так ты его никогда и не получишь. Ты парень толковый, ответственный. Ты же понимаешь всю важность этой операции и промахов не допустишь. Но я не об этом хотел сказать. Есть еще одна польза от произошедшего случая. Убитых найдут их дружки или заказчики. Это совершенно точно. Поймут они, что эти люди убиты не случайно, убиты мастерски, хладнокровно. А не таких ли исполнителей ищет наш «оппонент»? Это очень удобный случай подставить ему вашу группу – «банду Седого».

– Осталось найти объяснение, удобное для нас и убедительное для нашего «оппонента», – задумчиво проговорил Буторин. – А именно: зачем банде Седого убивать двух человек, которые вели слежку за лейтенантом НКВД, курирующим соблюдение секретности на авиационном заводе и секретном авиационном КБ.

– А вот это как раз просто, – оживился Шелестов. – Наглость – второе счастье. И чем наглее мы себя будем вести не только вести в криминальной среде, но и чем наглее будем подставлять себя немецкому разведчику, тем проще. Да, банда Седого сама нацелилась взять кассу на заводе! Зачем два трупа? А затем, что бандиты Седого сами следили за Филоновым, а тут двое неизвестных. Решили, что они из уголовного розыска и… расправа была быстрой. Банда Седого не церемонится, когда добивается своего!

– Хорошая мысль, – согласился Карев. – Не без недостатков, но идеальной легенды нам и не придумать за такой короткий срок. Сейчас было бы хорошо привлечь к работе как раз городской УГРО, но я бы не стал рисковать. Там могут оказаться люди разные. Ничего не хочу сказать плохого про милицию, но отбор туда идет не такой тщательный, как к нам. Можем нарваться и на подкупленного уголовниками типа, который поведется на легкую наживу. Нет, лучше не рисковать, дело у нас уж больно важное. Хорошо, я подключу свою агентуру в уголовной среде. Не так много, но кое-кто есть. Могу держать руку на пульсе. Сейчас главное, чтобы информация прошла среди авторитетных уголовников, среди их паханов. Я уже очень осторожно пытаюсь навести справки о тех, кто пытается провернуть серьезные делишки, кто способен на серьезное преступление. У вас как успехи на этом фронте?

– Кое-что есть и у нас, – ответил Коган. – Как и планировалось, я зашел в пивную забегаловку на Старой Кирпичной улице. Одна компашка из трех урок мне приглянулась. Подходящие типажи, честно признаюсь. Я даже удивился, что с первого раза так повезло. Ну, дальше все по легенде про Калину, который пропал. И ушел, как и планировал. Не договорив, толком ничего не объяснив, но про рынок все же сказал, что бываю там каждый день.

– И как реакция? – насторожился Карев.

– Хвост они за мной пустили сразу, но неквалифицированный. Я «сорвался» и ушел. А на рынке меня часа три пасли. Из этих троих я заметил их старшего со шрамом на скуле. Всего их было четверо. Значит, кому-то про меня рассказали, и тот прислал людишек, чтобы посмотреть на залетного, масть определить. Обшмонали они весь рынок, но переодетых оперов из уголовки или НКВД не нашли. Иначе бы смылись они все сразу.

– Ну, что же, – сказал Шелестов. – Авантюра, конечно, была это с твоей стороны, Борис. Но, думаю, она удалась. Действительно, если блатные пришли на рынок и так долго наблюдали за тобой, то это говорит о том, что они всерьез приняли твои слова и кому-то из авторитетных воров о них рассказали. И тот прислал своих ребятишек посмотреть на залетного гостя. Хотя все могло кончиться и иначе. «Поставили» бы они тебя на «перо». В толпе на рынке такое провернуть проще простого.

– Исключено, – засмеялся Коган. – Они слишком серьезно восприняли мои слова. Не скажу, что испугались, но восприняли серьезно. Почувствовали, что какая-то новая сила появилась. И ладно бы своя, местная. Нет, пришлая, чужая заявилась. Потом все что угодно может быть, как угодно повернуться. А пока сегодня и завтра они никого не тронут, они будут пытаться навести справки в своем мире и понять, что это за сила.

– Везение, конечно, уникальное, – поддакнул Карев. – Сразу же «в яблочко».

– Ну, положим, не сразу, – пожал Коган плечами. – Это четвертая пивнушка, в которой я увидел более или менее подходящих людей, которых можно было попробовать использовать. Были блатные и в других заведениях, были уголовники, но… Как бы вам это сказать. Не впечатлили они меня ни мастью, ни весом в этом мире. Видно, что обычные «шестерки». Они не то что передать кому-то, рассказать о нашем разговоре не смогут. Они толком не поймут, о чем шла речь.

– Сейчас самое главное – не потерять инициативу, – сказал Карев. – Раз уж все так закрутилось, раз уж вы оказались на шаг впереди местного воровского мира, то эту инициативу нужно удержать. Я придумаю и подготовлю вам громкое преступление. Пусть блатной мир содрогнется.

– А мне-то что делать? – тихо спросил Филонов, чувствовавший себя неуютно из-за своей оперативной несостоятельности.

– О, у тебя, Павел, самая важная и сложная роль, – похлопал Шелестов лейтенанта по плечу. – Нам с тобой в конструкторском бюро нужно пособника найти. От него прямая дорожка к врагу, к немецкому разведчику. Ты же понимаешь, что у немецкого агента на заводе должен быть доступ к чертежам и формулярам. Никто лучше тебя не сообразит, где его искать, среди какой категории работников.

Филонов на миг задумался, потом проговорил:

– Ну, вообще-то, доступ к чертежам получить не сложно. Это же фактически рабочие документы. Другое дело, что сфотографировать их сложно. Не всегда есть возможность. Это ведь надо сделать тайком. Разложить их где-то на горизонтальной поверхности, хоть какое-то ровное освещение обеспечить. Для этого надо ключи от секретной комнаты иметь, от секретного архива. И еще мало ключи иметь, надо иметь и печать. Помещения же опечатываются в конце рабочего дня. Они «секретку» библиотекой называют. И там сидит женщина-библиотекарь, которая выдает чертежи и формуляры. Мы ее проверяли, как никого другого. И следили, и что только не делали. Нет оснований ее подозревать. Но кто-то же фотографирует. Второй вариант – это съемка во время копирования или до, или сразу после. Там минимум свидетелей.

Шелестов видел, что Филонов говорит это с трудом, мучаясь, страшно переживая. Он ведь сейчас говорил не о том, что подозревает Алину Викулову, а о том, что кто-то рядом с ней, кто-то может использовать ситуацию. И он очень переживал, что оперативники заподозрят Алину, что не поверят ему, в его интуицию, в его убежденность. Павел говорил медленно, не горячась, старательно подбирая слова. «Молодец, – мысленно похвалил Шелестов лейтенанта. – Будет из него толк, обязательно будет. И не только потому, что долг для него на первом месте, а еще и потому, что сердце у него не черствое, человечность в нем есть от природы».

Егор Лыков ждал у двери, когда Алина пройдет мимо с несколькими рулонами чертежей. И когда девушка поравнялась с его «убежищем», инженер сделал шаг вперед. Как и следовало ожидать, на пол полетели рулоны, бумага из раскрывшейся папки, девушка тихо вскрикнула от неожиданности. И вот они уже сидят рядом на корточках и собирают бумаги, извиняясь друг перед другом.

– Алина, это я виноват, – тихо говорил Лыков. – Задумался, не смотрю по сторонам. А тут вы! Я такой неловкий…

– Нет, это я виновата, Егор, – смущенно улыбнулась девушка. – Надо же смотреть, куда идешь, а я ворон считаю. Вот и насчиталась!

Наконец все было собрано с пола. Два или три сотрудника бюро, проходя мимо, улыбнулись тому, чем занята молодежь. Алина этого не замечала, а Лыков недовольно морщился. Вообще-то, он хотел, чтобы его поползновения остались тайной для других сотрудников, но, видимо, перестарался, и после их «случайного» столкновения из рук Алины вылетело почти все, что она несла. Пришлось долго сидеть на корточках и помогать собирать бумаги.