Рылов плыл вдоль берега недолго. За плавным изгибом он развернул лодку и повел ее к противоположному берегу. Вскоре она ткнулась в песчаную полосу. Из кустов вышли двое.
– Ну здравствуй, господин Рылов, – поприветствовал Мирона мужчина постарше.
– Здравствуйте, господин Ковалев.
Он посмотрел на второго:
– И вам здравствовать, господин Коротко.
Коротко кивнул. Ковалев, он же Генрих, спросил:
– Как прошел день?
– Похороны были, мужики успокоились затемно.
– Николай Маханов на месте?
– Да.
– С кем он в хате?
– Один. Родственники ушли. Был с ним друг детства, шофер местный, тот тоже домой подался. Так что, Николай Маханов сейчас один.
– Проверял?
– А как же! Глядел с огородов – в избе он. Сидел еще на дворе курил, думал о чем-то.
Коротко спросил:
– Он много выпил?
– Нет. За столом я его почти не застал, а когда сидели, пил он мало. Как говорится, символически. Другие нажрались знатно…
Генрих оборвал его:
– Нас не интересуют другие. У тебя все готово?
– Да, господин Ковалев.
– Перестань постоянно повторять мою фамилию. Отвечай односложно – «да» или «нет».
– Слушаюсь.
– Уверен, что сделаем все тихо?
– Да.
– План есть?
Рылов посмотрел на Генриха Дирка:
– А разве не по вашему плану будем работать?
– Ты тоже мог что-нибудь придумать. Тебе здесь виднее.
– Ну, если надо, – есть план. Правда, он мало чем отличается от первого, по его отцу.
– Гут. Начинаем немедленно.
Рылов возразил:
– Подождать бы немного, пока деревня уснет.
– Тогда твой визит к Маханову будет выглядеть подозрительно. Он – не его отец, который не видел в тебе врага, Маханов по роду своей деятельности привык к жесткому порядку и наверняка готов к возможной провокации. Согласись, Мирон, твое появление глубокой ночью может его встревожить. И тогда он поднимет шум. Все планы полетят к чертовой матери.
– Тоже верно, – проговорил Рылов, – хорошо, – решился он, – начинаем немедленно.
Они сели в лодку. Рылов веслом оттолкнулся от берега, развернулся и поплыл обратно к деревне. Ночь стояла теплая, тихая, звездная. Скрип уключин и всплески весел разносились далеко. Рылов старался меньше шуметь. Удалось незаметно подойти к берегу, откуда за городьбой начинался огород Махановых.
– Пошли, – приказал Ковалев.
Троица быстро метнулась к плетню, притаилась в зарослях. Вокруг тихо, только где-то вдали слышалась гармонь – кто-то играл грустную мелодию.
Они подкрались к дому.
Во дворе Коротко кивнул Рылову:
– Зайди с крыльца.
– Угу.
– Только, чтобы соседи не заметили.
– Постараюсь.
– Не постараюсь, а незаметно.
– Слушаюсь.
Ковалев повернулся к Коротко:
– Дирк, – в палисадник, контролируй окна.
– Да, Генрих.
– А я зайду в сени.
– Да поможет нам бог!
– Рылов! Пошел!
Агент по снабжению зашел к воротам двора, перелез через жерди, под сенью свисающей через забор сирени добрался до крыльца. Поднялся, осмотрелся.
Коротко-Дирк бесшумно проскользнул в палисадник и занял место на углу. Его скрывала от посторонних глаз та же сирень. Убедившись, что подельники на месте, Ковалев потянул на себя дверь, выходящую во двор, и пробрался в сени. Там прижался к стене кладовки. На лавке – кувшины, ведра, разная посуда.
Рылов постучал в окошко.
Маханов лег спать за полночь – собирал вещи. Утром он собирался еще раз сходить на кладбище, потом к соседу Фомичу, попросить, чтобы тот довез его до Олевска. Пробовал договориться сегодня, но дед напился так, что мужикам пришлось его нести домой на руках. Не предупредил Маханов об отъезде и дядю Степана. Но это он и завтра сможет сделать.
Сейчас он думал о том, останется ли не замеченным для кураторов его отсутствие в бюро и самовольный выезд из Москвы. Вряд ли. Капитан ГБ Ройман точно узнает, а вот доложит наверх или подождет – неясно. Скорее всего подождет, торопиться не будет. Он же первый и получит за поступок Маханова. Нетрудно представить, какой шум поднимет Ройман, когда Николай вернется. Но это будет шум внутри объекта. Ничего страшного.
Свет в деревне отключили еще в полночь. Маханов погасил керосиновую лампу, лег на жесткий матрац, положил голову на подушку, укрылся солдатским одеялом – подарком двоюродного брата Михаила, который сейчас командовал артиллерийской батареей на Дальнем Востоке. В какое-то мгновение ему показалось что за окном что-то мелькнуло. Он поднялся, прислушался, ничего не услышал. «Нервы. Спокойно, здесь мне ничто не угрожает. Спать!»
Но не успел он забыться, как в окошко тихо постучали.
«Это еще что за дела? – недовольно подумал Маханов. – Кого там еще принесло? Семен? Не должен. Тогда кто?»
Он поднялся, надел брюки, сунул босые ноги в туфли, накинул рубашку и подошел к окну: на крыльце маячил силуэт.
– Кто там?
– Это я, Николай Иванович, Мирон Рылов, – негромко ответил сосед.
– Мирон Авдеевич?
– Он самый. Разговор есть, Николай Иванович.
– Не могли днем поговорить?
– Не решился. Хочу передать вам, что напоследок успел сказать ваш отец. Откройте, не хочу, чтобы меня увидели.
Слова Рылова заставили Маханова насторожиться. Он открыл дверь:
– Проходите.
– Темно-то как!
– В избе лампа.
– Я сейчас, фонарик зажгу.
Рылов полез в карман. Маханов двинулся назад, и тут сильный удар по голове свалил его с ног.
Последнее, что услышал Николай перед тем, как потерять сознание, было:
– Ух ты! Не слишком сильно?
После этого – черная пропасть.
Беспомощного Маханова уложили на кровать.
Ковалев сказал:
– Смотри за ним, я заберу вещи.
– Только керосиновую лампу не зажигайте.
– Без тебя знаю.
В комнате Ковалев пробыл недолго. Вышел с чемоданом, пиджаком и шляпой.
– А господин Маханов готовился к отъезду. Наверное, утром собирался выехать. Мне и собирать ничего не пришлось, он все сам уложил. Приятно иметь дело с аккуратными людьми.
– Вы не убили его?
– Ну что ты, Рылов? Я умею действовать жестко, но безопасно. Как потащим его к тебе?
– Огородом. Надо так пронести, чтобы не осталось никаких следов.
– Надо, значит, понесешь.
– Я?
– Ну не я же?
Рылов вздохнул.
Ковалев прикурил:
– Жди тут, да смотри в оба. По идее он будет в отключке еще минут десять. Но если очухается раньше, свяжи его от греха подальше, а то как бы он тебя не удавил.
– Угу, так надежней.
Рылов снял со стены моток веревки, связал Маханова. Подумав немного, засунул в рот кляп. Николай никак не среагировал на это.
Ковалев вышел во двор, обошел заднюю часть дома, негромко позвал:
– Дирк!
– Я, – раздалось в ответ.
– Как тут?
– Спокойно.
– Иди сюда!
Говорили они тихо – диверсанты знали свое дело.
Бессознательного Маханова перенесли в дом Рылова, там опустили в подвал, в потайное помещение, которое маскировали стеллажи с разной утварью. Туда же бросили чемодан и пиджак. Николая уложили на заранее приготовленную кровать, руки и ноги привязали к каркасу, кляп вытащили – он плохо дышал носом, мог задохнуться.
Ковалев вышел во двор, мигнул фонариком. Из кустов, словно призрак, появился майор Агеев. Его провели к пленнику.
– Приведи его в чувство, – кивнул он Коротко.
Тот плеснул из кувшина воды в лицо Николая. Маханов пришел в себя, увидел майора, дернулся было, но понял, что привязан.
– Майор, что все это значит?
– Ну, если быть точным, товарищ Маханов, то не майор, а гауптман.
– Вы немец?
– Да.
– И вы здесь?
– В этом вы видите что-то странное? Кому, как не вам знать, что в ближайшее время тут буду войска непобедимой Германии.
– Спорное утверждение.
– Нет, Николай Иванович. Это как раз сомнению не подлежит. Красной армии в ее нынешнем состоянии не под силу противостоять вермахту. Пройдет немного времени, я даже скажу точнее, не позднее ноября, в День вашей революции у мавзолея, как всегда, пройдет военный парад, только на этот раз – парад немецкой армии.
Маханов поморщился:
– У вас богатая фантазия, гауптман.
– Так будет, Николай Иванович. Помяните мое слово.
– Зачем я вам?
– Если бы вы были не нужны, мы бы не стали разрабатывать целую операцию.
– Значит… мой отец…
Агеев перебил его:
– Да, вашего отца пришлось убрать. Смею заверить, что он умер легкой смертью. Один укол, и все! Он не мучился. К тому же прожил долгую жизнь. А в последнее время существовал, а не жил. Сын забыл о нем, жена умерла, с братом отношения не ладились, сестра покойной жены далеко, в городе. Он страдал от одиночества, Николай Иванович. Разве можно так поступать с самым близким человеком?
– Не вам судить.
– Согласитесь, Николай Иванович, неплохо мы поработали.
Маханов отвернулся.
Майор кивнул Ковалеву. Тот силой вернул голову Николая на место – Агеев снова смотрел на него в упор.
– Не желаете разговаривать? Ради бога. Мне от вас лично ничего не надо. Вашей персоной займутся другие люди и уверяю вас, общение с ними не доставит вам удовольствия, если только вы не поведете себя правильно. Отдыхайте пока, кричать бессмысленно, отсюда вас никто не услышит. Питание и воду получите. Туалет? Вместо сортира, извините, ведро.
– Меня завтра же начнут искать.
Майор пожал плечами:
– Не спорю, начнут. Но не найдут. А если кто-то и пронюхает, что вы здесь, то нам придется отправить вас на небеса. В этом тоже есть свои плюсы, не так ли?
Маханов с усилием усмехнулся:
– Плюсы в смерти?
– Да. Вам осточертела работа на закрытом секретном объекте под постоянным контролем. Вы разочаровались в своей жене, оттого что знаете: она не сидит дома, когда вы находитесь на объекте. Госпожа Гридман не из тех женщин, что ждут мужей, сидя у окна. Она любит мужское общество, рестораны, благо жалованье супруга и положение отца позволяют ей беззаботно и весело проводить время. И как вас угораздило, Николай Иванович, жениться на этой… бабе?
– Вас это не касается!
– Хотели использовать положение тестя? Но вы и так поднялись бы по карьерной лестнице, с вашей-то головой! И вы еще можете подняться. В Германии перед вами будут открыты безграничные возможности.
– Идите вы к черту, майор.
– Большевистская упертость. Мне это знакомо. Странные вы люди, русские, вас ведут на расстрел, а вы кричите: «Да здравствует товарищ Сталин!» А ведь он обрек вас на смерть. Такого нет ни в одной стране мира!
Маханов нашел в себе силы усмехнуться:
– Вот поэтому ваша доблестная армия сгинет в России. Вам никогда не победить народ, который вы не понимаете, герр гауптман.
– Насколько же пропаганда может затуманить даже такую светлую голову, как ваша. Но это пройдет. Отдыхайте, Николай Иванович. У вас на это есть несколько дней.
Майор поднялся, приказал Ковалеву и Коротко:
– На выход!
– Гауптман, минуту! – окликнул его Маханов.
Тот обернулся:
– Слушаю вас.
– Вы убили моего отца?
– Нет. И не те люди, что прибыли со мной.
– Значит, Рылов?
– Это вы спросите у него. Он будет смотреть и ухаживать за вами, как за больным и самым дорогим человеком.
– Я его удавлю.
Майор пожал плечами.
– Попробуйте. Ничего не имею против, но – позже. Мы еще встретимся и совсем скоро. На этом прощаюсь, Николай Иванович.
– Прав был Семен, а я не поверил, идиот.
Агеев рассмеялся:
– На это и было рассчитано, господин ведущий конструктор.
Диверсанты поднялись в комнату. Рылов закрыл маскировку и стал у стола, вокруг которого расселись немцы.
– Что делать дальше, господин Алекс?
– Смотреть за односельчанином.
– Но он узнал, что это я… его отца.
– Ему сказали об этом.
– Все проныра этот, Семен Коробов. Господин Алекс, его надо убрать, он не даст мне покоя.
– Не паникуйте, Рылов, делайте свою работу без эмоций. Шофер ничего не докажет, да и некому в принципе доказывать. К тому же времени у местных органов на поиски товарища Маханова практически не осталось.
– Быстрее бы все началось.
– Начнется, Мирон. Терпение. Мы сейчас уйдем, тебе же придется действовать строго по инструкции. В этом, если хочешь, гарантия твоей жизни и твоего будущего.
– Я все понял, господин Алекс.
– Проводи нас.
– Прошу во двор.
Все трое вышли во двор и направились огородами к полю. По неглубокой балке дошли до леса, потом еще три километра вглубь, до елани (лесной поляны), где проходила грунтовая дорога. Там стоял «ГАЗ-А» с армейскими номерами. Машина пошла в сторону Олевска и далее, к городу, куда и прибыла на рассвете субботы, 21 июня 1941 года.
Рано утром Коробов зашел в контору. Председатель колхоза был уже на месте. Сидел за своим столом и писарь. Бухгалтер еще не подошла.
Коробов прошел в канцелярию:
– Здравия желаю, Алексей Викторович.
– Здравствуй, Семен. Скажу сразу – запчастей нет.
– И что мне делать?
– Ремонтируйся.
– Как, Алексей Викторович?
– А я не знаю, как хочешь.
У председателя колхоза был уставший вид. Должность – еще та, везде поспей, все проконтролируй, да еще и запчасти ищи.
Коробов спросил:
– Почему вы Рылова не запряжете?
Председатель только отмахнулся:
– Толку-то?
– А зарплату ему платите за что?
– Семен, оставь этот разговор!
– Правда – она никому не нужна, как будто вы чем-то обязаны этому хрычу.
– Ты еще обвини меня в кумовстве да напиши об этом в район.
– Я не стукач.
– Скажи лучше, Сеня, как вчера похороны Ивана Ивановича прошли?
– Все чин по чину.
– Мужики нажрались?
– Как ни странно, нет.
– Похоронили Ивана рядом с женой?
– Да.
– Зайду, положу цветы на могилу.
– Так чего мне делать, Алексей Викторович?
Председатель почесал затылок.
– Что делать? У нас на машинном дворе стоит старый грузовик, может, оттуда чего возьмешь?
– Там одна рама с дисками, все остальное уже пустили в ход.
– Ну тогда не знаю. В общем, займись другом своим, Николаем, он ученый человек, большую должность в Москве занимает.
– Говорил – инженер.
– Инженеры они разные бывают. В общем, на МТС обещали: в понедельник, 23-го числа подвезут запчасти. Их снабженец включил нашу полуторку в наряд. А может, и новую сразу дадут. В Олевске, слышал, на район шесть «ЗиС-5» выделяют.
Коробов машинально вздохнул:
– Эх, нам бы хоть один достался.
– Посмотрим, все это пока хлипко. В районе какая-то суета, предприятия работают, а люди мрачные.
– Войны ждут.
– Тьфу на тебя, Коробов. Не будет войны! Все ограничится провокациями.
– Ага. Ладно, с Махановым, так с Махановым. Пойду разбужу московского гостя, он сегодня собирался податься в столицу.
– Отчего так спешит?
– Говорит, надо на работу.
– Ну да, он человек занятой, не то что ты.
– А чего я? Давайте запчасти, я сделаю машину. Потом – хоть куда.
Из конторы Семен прошел к участку Махановых. Открыл калитку, зашел на крыльцо. Дернул дверь – закрыто. Постучал – в ответ тишина. Он перепрыгнул через боковину крыльца в палисадник. Постучал в окно – то же самое. Пошел вокруг дома, пытаясь рассмотреть, что там внутри. Маханова не было видно.
– Ну и спит дружок.
Вышел во двор. Задняя дверь открыта, в сортире никого нет. Подался в сени, оттуда в комнату. Везде порядок. Заглянул в спальню, удивился – и там Николая не было.
– Да что же это такое, не мог же он уехать, не попрощавшись?
Все обошел Коробов, Николая и след простыл. Не было ни его чемодана, ни его шляпы. Значит, уехал. Но на чем? Только на подводе Фомича. А что у нас дед Фомич?
Семен не стал обходить по улице, перелез через плетень на участок возчика и… столкнулся с ним лицом к лицу.
– Семен? Ты чего это, как вор, шатаешься по дворам?
– Николая искал, да не нашел. Он не договаривался с тобой ехать в Олевск?
– Мужики говорили, хотел вроде, да вчера, вишь, не вышло. Значит, утром должен прийти. Вот жду.
– Хм, странное дело получается. Исчез Колька Маханов…
– Его точно у себя на дворе нет?
– Все посмотрел – нету.
– Может, на кладбище пошел?
Коробов посмотрел на Фомича:
– А ты еще не весь ум пропил! Верно говоришь, Николай хотел до отъезда попрощаться с родителями. Точно – на кладбище он, пойду туда.
– Одна неувязочка, Сеня.
– Какая?
– Николай должен был сперва договориться, чтобы я готовил подводу, а потом идти на кладбище.
– Ну, спросонья, может, и не сообразил. Городские, они такие.
– Беги погляди, а я пока запрягу кобылу.
– Угу!
Коробов пришел на кладбище, но Маханова не было и там.
Семен забеспокоился. Обошел всю деревню. Его заприметил парторг Кулько:
– Ты чего, Коробов, бегаешь по деревне, будто потерял чего?
– Так оно и есть, Осип Макарович, потерял.
– Чего?
– Не чего, а кого. Колька Маханов исчез. Из деревни не выезжал, ни дома, ни на кладбище и вообще нигде на деревне его нет.
Парторг удивился:
– Нет Маханова, говоришь?
– Нету, Осип Макарович.
– А ну, идем, внимательней посмотрим.
– Думаете…
Парторг, в прошлом отчаянный буденновец и сотрудник правоохранительных органов, прервал шофера:
– Я ничего не думаю. Думать будем, когда хату посмотрим.
– Да я смотрел, все в порядке будто.
– Вот именно – будто.
– Ну, если вы так считаете, идемте.
– Уже сказал, только вида не показывай, что у нас ЧП – чрезвычайное происшествие.
Коробов взглянул на него:
– А у нас ЧП?
– Все может быть. Сам же повсюду трезвонишь: не своей смертью помер Иван Иванович.
– И до вас дошло?
– Плохой бы я был парторг, если бы не знал, что происходит в деревне.
– Стучат, значит. И когда эта зараза только пройдет? Навострился народ друг на друга кляузы писать.
– Ты мне прекращай подобные речи. Люди следуют направлению, указанному партией и правительством.
– Что-то я не слышал, чтобы партия…
И вновь парторг оборвал Коробова:
– Не продолжай, а то наговоришь лет на пять. Я не сдам, другие подсуетятся.
Они подошли к забору Махановых. Калитка открыта.
О проекте
О подписке