Глава 4 – Голоса в скобках

Утро снова не пришло. Оно просто… перестало быть нужным.

Роза проснулась не от солнца и не от будильника. От запаха.

Старого чернильного запаха, едва уловимого, но цепляющего. Как если бы кто-то рвал на мелкие кусочки книгу в соседней комнате.

Она встала. Подошла к столу.

Блокнот лежал там, где она его оставила.

Но внутри – не только её почерк.

На первой странице, где она вчера написала "Я – Роза Мельникова", под этим кто-то дописал:

(или уже нет)

Карандашом. Тем же. Почерк чуть кривой.

Но – не её.

Она пролистала дальше.

Там, где были её заметки:

"Колодец на карте связан с главой V. Он появляется после исчезновения Алины."

Подчёркнуто. И рядом вставлено:

(проверь, ты уверена, что читала это?)

На другой странице:

"Голос за стеной звучал, как мой."

Теперь приписано:

(не как твой. как ты. разница тонкая.)

Роза резко откинулась на спинку стула.

Выдохнула.

Впервые за много лет её ничто не отвлекло. Ни телефон. Ни новости. Ни мысли. Только… страх.

Тот самый, первобытный. Когда ты читаешь чужую исповедь – и вдруг понимаешь, что в середине абзаца речь пошла о тебе. Слишком точно. Слишком в точку. Как будто кто-то смотрит изнутри глаз.

Она порывисто закрыла блокнот.

И в эту же секунду – на полу хрустнула бумага.

Лист.

Не старый. Не новый. Тот же желтоватый, с грубым волокном, как в машинописных черновиках.

"Ты поняла. Хорошо.

Но ты не пишешь одна.

Даже этот блокнот – уже не твой.

(следующая мысль будет не твоя)

Продолжай."

Роза не вышла из дома.

Она не чувствовала себя в нём в безопасности – но снаружи было хуже.

В этом доме, хотя бы, всё происходило внутри бумаги, внутри фраз, внутри букв.

А за порогом начинался мир между строк.

К вечеру она попыталась снова что-то записать. Просто – свои мысли.

Проверка.

"Я боюсь. Но не отступлю. Я должна понять, что случилось с Алексеем."

И ниже – спустя пару минут, её же почерком:

(а если он не хочет, чтобы ты знала?)

Она не помнила, чтобы писала это.

Перед сном она закрыла блокнот, но положила рядом с собой.

И всю ночь видела сны, как по страницам кто-то ходит. Медленно.

Листы трещат.

И где-то на краю поля зрения – силуэт.

Женский. Высокий.

Он идёт не к ней.

Он идёт в неё.

Утром, на подоконнике, лежал ещё один лист.

На нём – аккуратно напечатано:

Следующая глава пишется сейчас.

Вы будете в ней.

И вы это уже знаете.

Спасибо.

Продолжайте.

Глава 5 – Печатается

Всё началось со звука.

Того самого – щелчок, треск, удар металлической клавиши по ролику. Пауза. Ещё один. Чуть с задержкой. Ритм машинописного набора.

Только не было машинки.

Роза замерла.

Она стояла на лестнице между первым и вторым этажом, в халате, с чашкой чая в руках. Тёплый пар поднимался к лицу. Запах липы и сухого мёда.

Звук доносился снизу. Из той комнаты, которую просили не открывать.

Третья дверь справа.

Она считала их каждый вечер, когда проходила по коридору – просто чтобы знать, что ничего не изменилось. Чтобы убедиться, что мир хоть в чём-то держится на месте.

Сейчас дверь была… приоткрыта.

Не нараспашку. Не драматично.

Просто… не до конца закрыта.

Как если бы кто-то только что вышел. Или хотел, чтобы зашли.

Роза стояла так несколько секунд, вслушиваясь.

Машинка продолжала работать.

Тихо. Спокойно. Словно набирала инструкцию.

Она сделала шаг.

Чай обжёг пальцы, но она не поставила чашку. Держала – как якорь.

Дверь скрипнула, как в книгах – плавно, тягуче, выразительно.

Внутри – полумрак.

Комната была пустой.

Пустой в том смысле, что ничего не бросалось в глаза. Стол. Окно. Стена с гвоздями без картин.

Но звук был здесь.

Не из-за стены.

Не из-за пола.

Он был внутри комнаты.

Только машинки не было.

Зато на столе лежал лист бумаги, а рядом – карандаш, который двигался.

Писал сам.

Плавно, уверенно, будто кто-то водил им, стоя над невидимым телом.

Роза не дышала.

Она наблюдала, как на листе появляется строка.

Слово за словом.

Медленно. Почти издеваясь.

"Ты не сказала маме."

Она не кричала.

Не отшатнулась.

Она поставила чашку на подоконник и подошла ближе.

"Ты не сказала ей, что едешь в Сосновый Бор.

Не оставила записки.

Не написала Саше.

Не позвонила на работу."

Карандаш дрожал.

Но продолжал писать.

"Ты исчезла.

Потому что хотела исчезнуть.

Потому что тебе было проще так."

Роза протянула руку.

Карандаш резко остановился.

Словно испугался.

И тишина – как занавес после последнего акта.

Она взяла лист.

Он дрожал. Словно только что был напечатан изнутри.

Она села на край кровати.

И поняла:

да, это правда.

Она не сказала никому.

Не предупредила.

Уехала, как будто просто вышла в магазин.

И ей не было страшно.

Она ждала, что исчезновение будет частью истории.

В детстве она часто думала, каково это – пропасть.

Чтобы никто не знал, где ты. Чтобы не было связи. Ни звонка, ни письма, ни соцсетей.

Чтобы не было ожиданий, давления, долга.

Чтобы было просто исчезновение. Красивое. Тихое. Как начало новой главы.

Сейчас она жила в этом.

И не знала – она ещё на черновике, или уже в финале.

В ту ночь она снова слышала, как пишется текст.

Не карандашом.

Машинкой.

Где-то под полом.

Чётко. Мерно.

клац

клац… клац… клац

…стоп.

И пауза.

А потом – звук, будто лист медленно вытягивают из каретки.

Наутро она нашла его в прихожей.

Сверху было её имя.

"Роза Мельникова

– с первого взгляда – читатель.

– со второго – сомневающийся персонаж.

– на третьем – соавтор.

(и никто из них не предупредил, что всё это уже началось.)"

Глава 6 – Он знал моё имя

Роза знала, что мир сдвинулся, ещё в поезде.

Когда проводник спросил, не писатель ли она. Когда лампа в купе трижды моргнула точно в те секунды, когда она прочитала знакомую строчку. Когда бумага в сумке пахла так же, как тот архив в НИИ, который снесли ещё пять лет назад.

Она знала, и всё равно ехала дальше.

А теперь – осталась.

Не потому что нельзя уехать.

А потому что, если уйти – история не закончится.

Она будет ждать.

Под подушкой. В почте. В зеркале. На рекламном щите. В случайной реплике кассира.

И однажды снова скажет:

"Ты не закончила."

Мобильный телефон Розы работал.

Полоски сигнала были. Даже интернет.

Она могла написать маме. Подруге. Своей бывшей коллеге Саше. Хоть кому. Хоть смайлик.

Но она не писала.

Потому что там не осталось слов.

Что сказать?

«Я уехала в глушь искать писателя, который исчез много лет назад, но, кажется, продолжает печатать мою жизнь»?

«Я живу в доме, где слова появляются на окне, а блокнот спорит со мной»?

«Не ищите меня. Я часть рукописи»?

Нет.

Лучше – молчать.

Утром, после ночи, полной щелчков под полом, она решила пройтись.

Снег выпал снова – мягкий, ровный. Как будто ночь была переписана.

Следов у дома не было. Ни её, ни чьих-либо других.

Она вышла на узкую дорожку и пошла наугад.

Вокруг – лес.

Сосны, как стражи. Воздух неподвижный. И только вдалеке – тонкая тропинка, уводящая в сторону.

На повороте она заметила человека.

Мужчина лет шестидесяти, в старом зелёном пальто. Шапка вязаная, сапоги, лицо – уставшее, но спокойное. Он стоял, как будто знал, что она выйдет именно сейчас.

– Доброе утро, Роза, – сказал он.

Она замерла.

Она не называла своё имя. Ни при бронировании, ни при приезде, ни здесь.

– Простите?..

– У вас была рукопись, верно? Без подписи.

– Откуда вы…

– Вы её не выбирали. Она выбрала вас.

Он усмехнулся.

– Или, если хотите, ты. Мы здесь на «ты», поверь.

Она молчала. Дыхание – поверхностное.

Он посмотрел в лес.

– Ты приехала потому, что не могла не приехать.

Пауза.

– Ты ждала этого. Всю жизнь. Просто раньше боялась назвать словами. Ты всегда чувствовала – что всё слишком просто, и где-то есть другое измерение, более честное. Более живое. Где слова живут.

– Кто вы? – спросила она, почти шёпотом.

– Помощник, – ответил он. – Я знал Алексея. До того, как он исчез. После того, как он написал первую треть.

Он посмотрел на неё пристально.

– Он просил, чтобы, когда ты появишься… я отвёл тебя к его последней странице.

Роза ощутила дрожь.

Не из-за слов.

Из-за чувства, что это – верно.

Что всё это было запланировано, и не только им.

Что всё, что она делала, думала, даже боялась сказать – уже было написано где-то раньше.

Они пошли вместе.

Медленно.

Он шёл уверенно, без лишних слов. Как будто каждый шаг был не движением, а выполнением указания из невидимого сценария.

И она поняла, что он знал.

Не кто она.

А зачем она здесь.

Потому что Тьма, которую не дописал Алексей – нашла выход.

И теперь, чтобы закрыть рукопись…

нужен кто-то, кто умеет читать между строк.

Глава 7 – Последняя страница

Они шли по узкой тропе, где снег был плотным и не хрустел под ногами, будто лес сам не хотел тревожиться.

Мужчина не называл своего имени. Не задавал вопросов.

Он вёл, как будто знал: слова не нужны, пока ты идёшь туда, где всё уже написано.

Роза смотрела на его шаги – тяжёлые, размеренные. В них была странная ритмика, почти ритм строки.

Как будто он шёл в метре.

Снег здесь лежал чище.

Сосны тянулись вверх.

И воздух… был другим.

Как будто в нём не было времени.

Вскоре впереди показалась избушка.

Очень старая. Крыша провалена. Стены покосившиеся.

Но вокруг – ни одного следа времени. Никакого мусора, гнили, даже снега на крыше.

Словно кто-то держал это место вне логики.

Мужчина остановился.

– Дальше ты одна.

– Вы не пойдёте?

– Нет. Это… не моя глава.

Она кивнула.

Взялась за дверную ручку.

Внутри пахло бумагой.

Сухой. Старой. Горелой.

На столе – один предмет.

Тонкая папка, сшитая верёвкой. Формат А4. Без подписи.

Сверху – только надпись:

"Роза Мельникова.

Последняя страница."

Её пальцы дрожали.

Она разрезала верёвку.

Открыла папку.

Внутри – всего один лист.

Один.

С напечатанным текстом.

Она прочла.

Раз.

Потом ещё раз.

И поняла, что всё… уже началось.

"Она приедет. Не сразу. Не тогда, когда надо, а когда будет готова. У неё будут глаза, которые читают, и руки, которые сомневаются. Она будет не следователем. Не спасателем. Не свидетелем. Она будет страницей, которая вдруг узнала, что может писать с обратной стороны."

*"Роза.

Ты держишь последнюю страницу.

Не чтобы прочесть.

Чтобы продолжить."*

(На другой стороне – бело.

Только ты можешь начать текст.

И только Тьма будет знать, насколько ты честна.)

"Если ты не напишешь, она продолжит сама.

И тогда герои умрут.

Не сразу. Но тихо.

И ты не вспомнишь, как их звали."

На обратной стороне – чисто.