Солидарность

Александр Шорин

Было жарко. Матвей остановил велосипед, чтобы смахнуть капли пота с большого, мясистого лица. Вытер руку о живот, прикрытый футболкой, и, достав телефон, сверился с картой. До нужной пятиэтажки оставалось еще три квартала. Тихо выругавшись, он неуклюже продолжил движение – левая его рука в гипсовом лубке здорово мешала. Время от времени он мысленно баюкал ее, успокаивая боль, словно младенца, невольно вспоминая свое неудачное падение во время велоэкстрима. Хорошо бы сейчас уже быть дома, Боня обещала свининку, ‒ подумалось ему, но он отогнал эту мысль: деньги с неба не падают, а заказ, хоть и пустяковый, пропускать нельзя.

Сжав зубы, он надавил на педали.

Лицо скромной женщины в простом домашнем платье, которая открыла дверь, показалось ему смутно знакомым – словно видел где-то ее фотографию или на видео. Секунду вспоминал, но, так и не вспомнив, отступился.

Голос у женщины был тихий, манеры – заискивающие.

– Проблемка совсем небольшая, молодой человек, – шелестела она, улыбаясь одними губами. – У меня дочка – подросток, слишком много времени проводит в Сети. Нужно поставить пароль, который буду знать только я. Вы понимаете, сама я не смогу. Конечно, могла бы попросить кого-нибудь из знакомых, но лучше, если это сделает чужой человек. Моя Зоя, она…

Матвей не стал дослушивать: буркнул что-то, типа: «Конечно-конечно», согласился на кофе, и прошёл в небольшой кабинет, где был установлен терминал. Ему не улыбалось, что благодаря его вмешательству девчонку перестанут пускать в Сеть, но желание клиента, как известно – закон, а сама девчонка наверняка несовершеннолетняя…

С другой стороны – работы на пять минут, а деньги, как известно…

…Она вошла бесшумно. И впрямь подросток – лет двенадцать, не больше. Тощая, с пучком светлых волос, вздёрнутых двумя косичками и очень похожая на маму. Все то же заискивающее, почти скорбное выражение лица. И только в глазах – зеленых, прищуренных, словно у кошки, готовой к прыжку, блестело что-то непонятное. Посмотрев на нее ошарашенно, Матвей поздоровался, и вдруг понял, что… возбудился. Ему стало так неудобно, что он вспотел ещё больше и смущенно отвел глаза.

Но от тощей оказалось не так легко отделаться.

– Ты кто? – спросила она.

Голос у пигалицы оказался хрипловатым, почти мальчишечьим.

– Матвей, – ответил он и попытался улыбнуться, но это почему-то не получилось. Он покосился на свои брюки, слегка оттопырившиеся в том самом месте, и понял, что совершил ошибку: она тоже быстро бросила туда взгляд, и двух мнений быть не могло – поняла его проблему.

Быть того не может, она же еще совсем ребенок….

Пока он копался в себе, вспоминая старика Набокова, она продолжила допрос:

– Зачем пришел?

– Чинить.

– Сама умею, – отрезала та. – Зачем она тебя вызвала?

В этом «она» было столько оттенков чувств, что впору было бы писать монографию, будь он психиатром… Он был простым системщиком, пришедшим немного подхалтурить, но даже его проняло.

– Попросила запаролить, – сдался он и покосился на дверь кухни, где уже слышен был звук закипающего чайника.

Глаза девочки стали совсем узкими, словно две щелочки, и она губами вытолкнула в него слова, словно дикарь, выплевывающий сквозь трубку ядовитый шип:

– Мне скажешь?

Он покачал головой и вновь попытался улыбнуться. И снова – неудачно.

И тут дверь кухни начала приоткрываться, послышался уже знакомый заискивающий голос:

– Черный или со сливками?

– …ливками, – отозвался он эхом, и в этот момент почувствовал на своей единственной здоровой руке совершенно не по-детски сильные маленькие пальчики.

– Я тебе вторую руку сломаю, с-сука, – выдохнула она, оголив зубки, отчего стала напоминать маленького, но очень опасного хищного зверька… но тут же вдруг ослабила хватку и отвалилась – мягко, безвольно, словно вся сила ее разом куда-то пропала. Матвей повернул голову и понял в чем дело: это мама вышла их кухни с подносом, на котором была кружка кофе, сахарница и вазочка с печеньем.

– Зойка, ты чего здесь крутишься? – шикнула она на девочку. – И та, словно кошка, пойманная за поеданием колбасы со стола, шустро шмыгнула куда-то и пропала, словно и не было.

Голос женщины тут же смягчился, вновь став заискивающим. Извиняющимся тоном она проворковала тоном взрослого человека, обращающегося к другому взрослому:

– Беда с ней – совсем не отлипает от машины. Книжки даже читать перестала… Еще немного – тройки из школы начнет приносить…

Матвею стало противно. Сердито глотнув кофе, он обжег нёбо и, быстро набросав на клочке бумаги логин и пароль, попросил проверить работу. Та улыбалась, близоруко щурилась и норовила обжечь не совсем чистым дыханием. Через пару минут Матвей понял, что еще немного – и он кого-нибудь убьет, прямо сейчас…

Но вместо этого он, конечно, долго благодарил за мятую купюру, улыбался (на этот раз получилось), и даже вроде бы немного отлегло… Но уже когда уходил, стукнуло решение. И он сразу, чтобы не передумать, выдохнул, словно в прорубь бросаясь:

– Можно я еще в туалет загляну?

И там, сидя на унитазе, он, уже осознавая, что делает, вырвал из блокнота крошечный листочек и бисерным почерком написал логин-пароль. Потом скатал бумажный шарик, и только тут задумался – как передать? Так и не придумал, разозлился на себя еще больше, да так и вышел, катая этот шарик двумя пальцами.

…Зоя появилась тенью за спиной мамы, когда он уже выходил за дверь. И снова без всяких размышлений, на чистых рефлексах, он пустил этим шариком пас – прямо между ног мамы, которая так ничего и не заметила.

И уже отстегивая велосипед, он услышал вновь ее голос – на этот раз из форточки:

– Мила! В Сети мое имя – МИ-ЛА! Спа-си-бо!

– Пожалуйста, – буркнул он под нос, и только теперь вновь вспомнил о свининке – от чертового кофе только сильнее забурчало в животе, а черствое печенье он ненавидел с детства.

Слишком идеален

Александр Шорин

Сняв пальто, Молодой, такое ощущение, оставил на вешалке и свою лучезарную улыбку – тут она была не нужна, и тут же стал значительно старше. Старый взглянул на него снисходительно – он давно был выше и дежурных улыбок, и даже пиджаков: засаленный халат, сигарета в уголке мятого рта.

– Проблема? – этот вопрос сразу заключал в себе утверждение, поэтому молодой просто кивнул.

Немного суетливо прошел к гигантской «плазме», вставил флешку.

– Сам взгляни.

Минут двадцать они сосредоточенно смотрели видео, временами нажимая паузу, прокручивая куски и обмениваясь короткими фразами.

Наконец, Молодой не выдержал – нажал «стоп», и человек на экране, которого они так тщательно рассматривали, окончательно замер.

– На видео все не увидишь. Знаешь, какая у него машина? Ламборджини! А запонки? Они настоящие! Этот парень просто набит деньгами. И куда он приходит? Ко мне, на дешевые курсы пикапа, где я учу молоденьких лохов, как правильно завалить девочку в постель. Да за такого как он, по идее, девочки волосы должны драть друг другу, выстраиваясь в очередь…

Старый жестом руки остановил этот поток слов. Прикурил от окурка новую сигарету и, посмотрев внимательно на ученика, спросил:

– И как? Не выстраиваются?

– Не то слово! Полевую практику он провалил с треском. Я вообще такого не припомню в своей практике: женщины обтекают его, словно неодушевленный предмет. Он им интересен не больше, чем фонарный столб!

– Та-а-ак, – Старый сузил глаза, сверля Молодого взглядом. – И почему это происходит? Твое мнение?

Молодой развел руками. Такое впечатление, что еще чуть-чуть – и расплачется.

– Ну не знаю я! Он… Он…

– Ну. Он?

– Он слишком идеальный! Ну понимаешь: ботиночки у него сверкают, рубашка белоснежная… Речь, даже запах… Да что там запах, он весь – словно манекен с витрины. У него, такое ощущение, даже прыщика быть не может. Такое впечатление, что, приходя домой, наверняка, в такую же шикарную, как он сам, квартиру, он подзаряжается в соседней розетке, рядом со своим айфоном, вместо того, чтобы спать…

– А экспресс-свидания? При непосредственном контакте?

– Ну это вообще ужас! Он пытается быть обаятельным: популярно рассказывает о кластерной экономике…

Тут Старый не выдержал: начал смеяться.

– Ну прямо робот Эр-два-ноль. Без паники, маэстро. Деньги-то он ведь платит?

– Ну конечно…

– Бери деньги и не заморачивайся.

– И это… все?

– Все. Свободен.

– Но…

– Никаких «но». Ты знаешь, у меня график. Дои корову и не парься. Иди. И не забудь надеть свою улыбку, тебе идет.

…Когда Молодой ушел, Старый еще долго крутил туда-сюда видео на забытой флешке, а затем зевнул и потянулся за телефоном.

– Седьмой? Первый говорит. Девятого снимай с серии. Испытания не прошел. Опять переборщили… Ур-р-оды.

…Молодой был не прав: от розетки рядом с айфоном Сергей Александрович, конечно же, не подзаряжался: его мини-реактор не нуждался в таких глупостях – он просто закачивал обновления, маскируя этот процесс под занятия йогой, когда в его квартиру (и правда – шикарную) ворвались чистильщики.

Старый, наблюдая за этой сценой по «плазме», саркастически хмыкнул:

– Напланировали опять… Кибернетики хреновы. Сколько раз говорить: идеальных нам не надо! Пусть хамит, пусть пахнет, пусть курит. Будет хоть на человека похож…

И пошел писать отчет.

Велосипед

Александр Шорин

Как так получилось, что Стаська – существо столь же очаровательное, сколь и безалаберное – решилась на одиночный велопробег Пермь-Екатеринбург, она и сама понять не могла. Как частенько бывало в ее жизни, все получилось само собой: человеку, приехавшему на байке в Пермь, вдруг надо стало срочно в Москву, и велосипед понадобилось доставить в Екатеринбург. А ей как раз надо домой… Срослось, в общем.

…Вот только никто ей не объяснил, как начинают с непривычки болеть ноги, когда начинаешь наматывать километры трассы на педали. И вот, где-то на середине пути, когда, наглотавшись уже вдоволь июльской пыли и проклиная байкеров вместе с ихними байками, она присела отдохнуть у обочины и обдумать, наконец, плачевность своего положения, вдруг послышался звук, будто катили железную бочку. Несколько минут – и из-за поворота показалось чудовище о двух колесах, на котором восседал мужичок в затрапезном кепи. Звук издавали колеса без шин, скрежетавшие по асфальту. Машины замедляли движение, чтобы получше рассмотреть диковину.

«Вот это штука!» – подумала Стася и помахала коллеге-велосипедисту рукой.

Тот, поравнявшись с ней, охотно спрыгнул со своей чудо-машины (та издала жалобный стон) и зачем-то снял с головы картуз. Оказалось, что, несмотря на редкую бороденку, это совсем молодой парень. Куртка, джинсы, а на ногах…

– Лапти это, – разулыбался он вместо приветствия. – Сам плел. Я вообще-то рукастый… Нравятся?

– Конечно, нравятся, – Стася уже и про усталость свою забыла: не каждый день такое увидишь, а она как никто умела ценить все необыкновенное.

А необычного велосипедиста и звали нестандартно: Артамон.

– Я из Суксуна, – рассказывал он охотно. – Велосипед? Нет, не раритет – сам сделал, по прадедовским чертежам. В Екатеринбурге-то, говорят, памятник открыли нашему с таким же вот лисапедом. Хочу поглядеть…

Слово за слово – стали попутчиками. И выяснилось, что старинный «лисапед» Артамон мастерил не просто так.

– Изобретатель – мой прямой предок, могилка его у нас, в Суксуне – старый крест и изображение самокатной машины. Мы его прячем от местных краеведов, никакого сладу с ними…

Скоро Стася поняла, о чем рассказывает ее новый знакомый. История, в общем, известная: на рубеже XIX века уральский крестьянин и механик Ефим Артамонов смастерил двухколесную машину – прообраз нынешнего велосипеда, совершил на ней автопробег в Москву, за что получил вольную от самого императора… Беда в том, что историки так и не смогли найти документальных свидетельств не только изобретения, но и личности самого Артамонова, в конце концов придя к выводу, что все это – не более чем мистификация.

– Я знаю настоящую историю, – сообщил Артамон доверительным шепотом, когда они в очередной раз присели отдохнуть.

И добавил, уже совсем тихо и торжественно:

– Семейная тайна.

По его версии и впрямь не было никакого Артамонова, а был Артамон Кузнецов, верхотурский крепостной мастеровой. И еще был велосипед, а вернее самокат. Артамон его придумал, а батя-кузнец помог смастерить.

– Вот именно такой, – он махнул рукой в сторону своего железного коня. – Я только педали приделал для удобства…