ОБЕЗЬЯНА И КОРОЛИ

Когда в джунглях умирает лев, то царем становится обезьяна.

Индийская мудрость

Начну обзор не с трудов серьезных историков, а с безапелляционной стряпни профана, бесконечно далекого от реального знания русской истории, но одно время пользовавшегося немалой популярностью у еще менее, чем он сам, просвещенных лиц. Его простенькие идеи выросли, однако, не на пустом месте.

Кандидат геолого-минералогических и доктор технических наук, профессор Петр Михайлович Хомяков, известный в русских политических кругах как создатель концепции НОРНА и неформальный руководитель «Северного братства», признанного затем экстремистским, не раз пытался выступать в амплуа самодеятельного историка. Обладая своеобразным даром упрощать и схематизировать плохо познанный им предмет, он создал, однако, целую школу русского национал-анархизма. Ученики профессора, характеризуя себя как симбиоз кулаков и власовцев, проклинают на все лады историческую Россию (не только в обличье СССР или РФ), ратуют за ее расчленение, прикрываясь лозунгом конфедерализации, мечтают о новой революции и т. п. ²

Сам гуру Хомяков исчерпывающе высказался на этот счет на сайте ИА «Ичкерия-Инфо», которому дал интервью, руководствуясь тут же заявленным принципом: «Если человека, слывущего „русским националистом“ поддержит чеченский ресурс – это гораздо сильнее, чем сто аналогичных материалов на русских ресурсах».

Его спросил чеченский корреспондент: « Как Вы относитесь к процессу развала России?.. Что он принесет русскому народу, благо или потери?».

«В перспективе этот развал, несомненно, неизбежен, – с готовностью провещал профессор. – Я считаю, что к 2015 году Россия развалится со стопроцентной вероятностью. Но она может развалиться и раньше. Есть не нулевая вероятность, что процесс развала начнется уже в этом 2010 году. Как я к этому отношусь? Как к благу для русского народа, который этим государством уничтожается со скоростью более миллиона человек в год. Думаю, что и другие народы России не будут возражать против развала России. При этом, чем раньше это произойдет, тем лучше для всех нас». ³

Свою ненависть к исторической России Хомяков декларирует всегда, везде и по любому поводу, ничего хорошего не видит в ней в принципе. Поэтому я не удивился, увидев его поразительную по своей нелепости и несоответствию исторической правде сентенцию:

«Несчастлива в России доля не только казака, но и коренного великоросса, украинца, белоруса. Поразительно, но именно в России «привилегия» быть крепостными рабами предоставлялась как раз в первую очередь представителям государствообразующего триединого русского народа (великороссам, украинцам, белорусам).

(здесь и далее выделено мною. – .). Напомним ставший известным в начале 1990-х годов факт. Т.н. «русское» дворянство к середине XIX века было едва ли наполовину православным. При этом «в зачет» шли «не совсем православные» грузины, армяне, греки, сербы, румыны. А кроме них вообще все крещеные инородцы. То есть даже среди «православных» дворян этническими русскими были далеко не все. В то время как дворянство, владеющее этими рабами, было по большей части нерусским А.С

Но около половины дворян не были даже православными! Следовательно, этнических русских среди российского дворянства было, дай Бог, 1/3. Между тем подавляющее число крепостных были именно русскими.

В итоге, несколько огрубляя численные оценки, можно утверждать, что российское государство отдало в крепостное рабство русских людей на 2/3 этнически нерусскому дворянству.

Для убежденного русского националиста этой характеристики российского государства вполне достаточно. Другие характеристики излишни». ⁴

Несмотря на то, что в то время Хомяков, как следует из интервью, уже причислял себя не к националистам, а просто к демократам, в те дни, когда писался данный текст, профессор адресовался именно к молодым русским националистам, среди которых вел – и небезуспешно! – свою пропаганду. И кое-кто в очередной раз поверил его злостным бредням, клевете на Родину.

Нехитрый трюк с подтасовкой статистических данных очевиден каждому мало-мальски осведомленному и мыслящему человеку: ведь территориально, географически, нерусское дворянство и русские крепостные крестьяне проживали в совершенно разных местах. Там, где правили баи, беки, грузинские князья, остзейские бароны и польские паны, вошедшие действительно немалым числом в статистику российского дворянства, русские крепостные крестьяне не водились вовсе (за некоторым исключением отдельных частей Белоруссии и Малороссии). А в губерниях, где находились основные массы русских православных крепостных крестьян, там и дворянство было соответствующим: русским и православным. Конечно, не обходилось без исключений, но они на то и существуют, чтобы подтверждать правило.

Такое вот «некоторое огрубление» позволил себе профессор, чтобы хоть как-то мотивировать свою безмерную ненависть к любым формам российской государственности. Но, если не считать того, что в основание всей его логической цепочки положено откровенное вранье, в целом цепочка выглядит вполне последовательно. Среди прочего, она ведет к полному обелению Октябрьского переворота, позволяет представить его как «русскую национально-освободительную революцию», совершенную русским народом против угнетавших его нерусских дворян (даром что крепостного права уже более полувека не было в России).

Непонятным остается, правда, почему, освободившись от такого якобы инородческого гнета, русский народ тут же попал в еще худшую кабалу – и на сей раз уж точно инородческую…

Формулировки Хомякова отчетливы, лапидарны, почти афористичны, они рассчитаны на легкое усвоение широкой аудиторией (на то он и профессор). Но… не оригинальны. При ближайшем рассмотрении оказывается, что автор сумел не только уловить заказ антирусских сил, но и выловить в потоке современной информации материалы, не им разработанные, но обосновывающие его концепцию. Заявляя ее на публику, он лишь играет роль придворной обезьянки, своей утрированной мимикой копирующей поведение королевских персон.

Неприятно сознавать и сознаваться, что шутовской и лживый абсурд, весьма профессионально продвигаемый в массы невежественным демагогом, эпигонски связан, однако, с некоторыми современными утонченнейшими и высокопрофессиональными научными исследованиями. Они принадлежат перу историков, прямо-таки одержимых странным, возможно неосознанным, стремлением к реабилитации Октября и стоящих за ним антирусских сил. Странным, ибо исходит оно не от либералов диссидентской закваски, потомков и наследников «пламенных революционеров», а от людей, причисляющих себя к лагерю русских националистов. Более того: этими людьми проведена огромная и ценная работа, реально сдвигающая сознание высших кругов российской интеллигенции к приятию русской националистической парадигмы. Смею думать, эти люди, с которыми я имел честь сотрудничать (все мы состояли некогда в редсовете журнала «Вопросы национализма»), составляют заметную часть той небольшой группы, которую можно характеризовать как цвет сегодняшней исторической науки.

Однако: Платон – друг, но истина дороже. По этой важной причине я не могу не взять на себя ответственность возразить в меру своих скромных сил на их концепцию российского дворянства.

Речь идет о книгах Валерия Дмитриевича Соловья и Сергея Михайловича Сергеева. Написанные на разные темы и на разном материале, они, увы, сходятся в одном: в искажении, очернении наших представлений о русском дворянстве и – как следствие – всей эпохи от Раскола и Петра вплоть до Октября и Ленина. Мне приходилось, и не раз, публиковать положительные отзывы по поводу того ценного, важного, нужного для русского читателя, что в этих книгах содержится. Но не тот друг, кто медом мажет, а тот, кто правду скажет, поэтому я с чистой совестью берусь оспорить ту часть их работы, с которой невозможно согласиться.

МЛАДОБОЛЬШЕВИКИ

Для нравственного поколения это постоянное сознание долга

перед предками и долга перед потомством служит как бы двумя благословениями, двумя светлыми крыльями гения – хранителя рода.

Для поколения безнравственного нарушение долга перед предками

и перед потомством служит двумя проклятиями,

двумя черными крыльями дьявола, истребляющего жизнь.

Михаил Меньшиков

Вначале необходимо напомнить, что вообще-то для российской историографии не новость антидворянский пафос ни историков новейшего националистического склада, ни их обезьяны – профессора Хомякова. У истоков дворянофобской традиции (если не считать невербальную критику топором и «красным петухом») стоит, пожалуй, еще Александр Радищев. Напомню только одну из его выразительных инвектив, отбросившую длинную тень на русскую историю: «О, если бы рабы, тяжкими узами отягченные, ярясь в отчаянье своем, разбили железом, препятствующим их вольности, главы наши, главы бесчеловечных господ своих и кровью нашею обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство?». Эти слова, принятые близко к сердцу поколениями революционеров, развернулись после 1917 года в тотальное избиение и изгнание русской элиты. ⁵

Острые стрелы посылали в собственное сословие также Новиков и Фонвизин, Сумароков и Княжнин, декабристы и Пушкин. Немалое количество критики по адресу русского дворянства можно найти как у дореволюционных историков и политиков славянофильского, революционно-демократического, народническо-эсеровского, евразийского, марксистского и анархистского толка, так и у авторов советской, особенно ранне-большевистской формации. Больше всех усердствовали в обличениях, естественно, последние. ⁶

Небольшой обзор наиболее характерных высказываний послереволюционных обличителей дворянства приводит профессор истфака МГУ А. И. Вдовин в монографии «Подлинная история русских. ХХ век» (2010). Главная особенность их в том, что критика дворянства предстает лишь поводом и обоснованием, а основной мишенью является традиционный патриотизм, чувство любви к вечной России, почитания исторической Родины, преданности ей. Эта связь с тех пор стала неотъемлемым кодом всего дискурса.

Для большевиков, осуществлявших тотальную ревизию всего российского прошлого и утверждавших собственную «правду» на его руинах, это было совершенно неизбежной необходимостью. Логика Гражданской войны, временно (и далеко не вполне) перешедшей из вооруженной фазы в словесную, подсказывала: нельзя обосновать концепцию Советской России, не разрушив «до основанья» все обаяние тысячелетней русской державы, не напоминая ежедневно об антагонизме «двух наций внутри каждой нации» (Ленин) и о необходимости решительно покончить с одной из этих «наций». Что и выполнялось на деле. Со стороны может показаться, что таким образом выковывалась единая и нераздельная нация. Но на самом деле, как мы помним, большевики мечтали распрощаться вообще с нациями как таковыми, надеясь построить всемирный коммунизм, в коем не будет ни классов, ни наций. И для начала взялись искоренять русскую нацию под прикрытием классовой борьбы.

И вот, как пишет Вдовин: «Считалось, что время героического понимания истории безвозвратно ушло. У всех героев (начиная с былинных богатырей) и творцов культуры прошлого всегда находили одни и те же изъяны: они или представляли эксплуататорские классы, или служили им». Это, конечно, совершеннейшая правда, но взятая под низким углом зрения, взглядом Терсита, но не Одиссея; с высоты птичьего… нет, не полета, а помета. И вела эта низкая правда к подлым выводам, решительно отказаться от которых в недалеком будущем заставила большевиков только Великая Отечественная война. ⁷

Именно в таком контексте вел пропаганду, к примеру, нарком просвещения Анатолий Луначарский: «Конечно, идея патриотизма – идея насквозь лживая… Задача патриотизма заключалась в том, чтобы внушить крестьянскому парнишке или молодому рабочему любовь к „родине“, заставить его любить свои хищников». Мысль, как видим, вполне современная, созвучная Хомякову со товарищи и его протагонистам, духовным отцам – Соловью и Сергееву, в творчестве которых воскрес Анатолий Васильевич с присными. ^{8 9}

Кстати, о присных. Вдовин, продолжая, обобщает:

«Образчиком такого понимания дореволюционной культуры и ее творцов может служить выступление Вс. Вишневского на одной из армейских партконференций в июле 1921 года. „Старая культура, – внушал он красноармейцам, – была фактически насквозь пропитана буржуазным духом“. И пояснил это на конкретных примерах. Взять Пушкина. Он был камер-юнкером его величества царя и гордился своим дворянством. Не признавал никаких революций – следовательно, был контрреволюционером. Лермонтов был аристократом в полном смысле этого слова. Некрасов – из помещиков. Лев Толстой – граф. Писать-то он писал хорошо, но народ в „Войне и мире“ является лишь фоном, а главное разыгрывается между немногими аристократами, для которых слово „мужик“ было бранным, почти неприличным. Чехов – происхождением из мещан и, безусловно, также один из последних представителей упадочничества. Его герои бесятся от жира в провинции, скучают от безделья, ноют без конца. Кольцов считался народным поэтом, но на самом деле это типичный представитель кулачества. Горький, правда, в значительной степени близок к народу, но и у него встречается немало высказываний далеко не пролетарской идеологии. В музыке – то же самое. Глинка – помещик; достаточно сказать, что у его отца был собственный оркестр из крепостных. Римский-Корсаков – придворный капельмейстер, писал лженародные оперы, непонятные крестьянину. Музыка Чайковского – яркий образец безысходного упадочничества и пессимизма, чуждого рабочему классу. Все эти симфонии, сонаты, балеты совершенно непонятные народу. Что касается балерин, певиц в опере, оперетте, то все или почти все они фактически работали в роли привилегированных проституток и зарабатывали неплохо. Трамплином же у них, конечно, была кровать дирижера или какого-нибудь князя» (Литературная Россия. 1995. 7 июля)». ¹⁰

В словах Луначарского или Вишневского мы, пусть в утрированном до шаржа виде, отчетливо видим то же принципиальное отношение к дворянству и вообще верхним классам, которым сегодня как некоей новостью щеголяют отдельные мыслители, причисляющие себя к лагерю русских националистов. На деле они – именно , только без их веры в безнациональное будущее человечества. Их ничем не мотивированная убежденность в том, что нация есть непременно нечто социально однородное (в то время, как она есть органическое единство богатых и бедных, знатных и простолюдинов, связанных общим этническим происхождением), сталкиваясь с реальной картиной «двух наций» (Ленин), невольно делает из них защитников революции. Якобы уничтожившей социальные и культурные различия в соответствии с представлением большевиков о благе общества и тем самым, наконец-то, создавшей из русских единую нацию. младобольшевики

Я мысленно представляю себе огромных размеров надпись, в 1920-е годы «украшавшую» стену монастыря, возведенного на Бородинском поле на месте гибели героя Отечественной войны 1812 года генерал-майора А. А. Тучкова: «Довольно хранить остатки рабского прошлого». Мне не хочется думать, что Валерий Соловей или Сергей Сергеев, вдумчивые и тонкие, глубоко эрудированные историки, могли бы поставить свою подпись под нею. Но написанное ими объективно приводит рядового читателя, мыслящего просто и прямолинейно (типа профессора Хомякова и его аудитории), именно к такому заключению. ¹¹

В чем корень их ошибочных представлений?