Моей дорогой Юлии

«На сцену упала кулиса…»

С. Р.

 
На сцену упала кулиса
                            в луче пропылилась она
приказ настигает Улисса курите щавель чайхана
съезжаются гости фуршета стесненные длинным столом
мы пели однажды про это про твой юбилей напролом
в отшибленном семьдесят пятом
                                                   слайд-шоу меняют коней
порядок бывает разъятым обратным с крестей и с бубей
размазанный по асимптотам блатною цистерной в Афган
шесть соток родня «шестисотым» потрем же обман об обман
 
 
Улыбок базар с монитора глаголет очнитесь деды
я вру про себя словно город хлебнувший мешок DVD
прицелен рассказчик физтеха затянутый в щукинский класс
живот мой непрочное эхо смертям хоть одна б задалась
зато сплошняком усыпляла стреляла навскидку звала
сорвав тормоза сериала сирень и сукно со стола
и нет окружений властнее для воблы на телеверху
Медея и все ее змеи бикфордом плетут who is who
 
 
Бесчувственной пяткой надкусан паркет или так ламинат
пинг-понг антрекота с арбузом бойца не заметил отряд
отлетную в дырочках шляпу Ла Скала дыхалкой отжег
ты все юбилеи отплакал кромсая то лук то восток
а надо ведь надо же старче лицом к утомленной стене
восстать травянее и жарче жары безветрильной вовне
в луче мы про это бренчали крошили училищный мел
но песням не кланялся щавель откуда он здесь уцелел
 

«Острей запахла талая вода…»

 
Острей запахла талая вода
от двух прудов на повороте в Узком
убавишь скорость раз и навсегда
по ржавым тормозам ты свой ты узнан.
 
 
Вот-вот из застоявшихся глубин
единожды я знаю чей един
ветвистый всплеск прижал кружное место
к еще пустому лесу горьких щек
но взрыв большой по тихому течет
и ёк твоя ёк-ёк в нем эсэмэска
 

«С желтых желобков двора Вернадского…»

 
С желтых желобков двора Вернадского
лифт возносит на этаж на тот же
Отмокаешь сумрачными красками
дежавю забудем ты продолжи
 
 
Дверь открыть на три прыжка прихожую
сон во сне включается кондишен
в сбывшейся пусть потеряю прошлую
время побежденное все спишет
 
 
Снимков комариное кружение
с жалобным испугом кошка-бука
ластится подсыпь чего кошернее
гранулами ультразвука
 
 
Кто мы здесь умрем или состаримся
если не уже но и без если
пульс разжался детского кристаллика
долгий-долгий вместе
 

«Ты одна меня помнишь в бумажной венгерской джинсе…»

Ю.

 
Ты одна меня помнишь в бумажной венгерской джинсе
у «Смоленской» с пионами с розами тут же на все
за еще не отбитым от рук восхищенным умом
отпустившего душу ловить наши дни кувырком
Их сжимает по зернышку пухом на горьком клею
с покаянным восторгом не раз и не сто расклюю
 
 
Столько столько живут попадая в свои же следы
если локоть знакомил с лицом из толпы от балды
столько столько рождаются к пеплу и праху спиной
отмечать по-домашнему блеянье вьюги родной
даст пион прикурить после рейсов туда и назад
как залитый очаг лепестки рассыпаясь горчат
 
 
Надо память подрезать сойдет примороженный хром
с потаенных копирок и кто из нас клон с молоком
кто по мудрому трус за двоих против счастья трясясь
ты одна ты глазами одна ближе страсти по воздуху страсть
отрясаемый счет стайкой пуха да стелется ей
и не вся и не всякая боль этой жертвы смелей
 

Чуть по-другому

 
«…и что нельзя беречься».
 

Д. Самойлов

 
Давай давай помедлим
подобные рисковым
не то чтобы кометам
а ноготкам левкоям
шуметь и расставаться
особенно второе
у стойки регистраций
над Истрой за рекою
отпущенные дети
детей понарожали
руль облаками вертит
без видимой педали
заглушена машина
май сразу вновь за маем
погода беспричинна
растратим все что знаем
особенно сенсорных
тик-таков стрелки нервы
у лопухов подсолнух
ориентир неверный
к земле до посиненья
прижаться нет подушек
традиция семейна
перебивать но слушать
давай ведь всё настало
сквозь никогда возможней
не то чтобы сначала
а вот же вот же
 

«Верен электрочайник газ языкаст обманчив…»

 
Верен электрочайник газ языкаст обманчив
кто вскипятит быстрее выплеснет перенянчит
 
 
Утро искрит промерзло запах «Нестле» от елки
и голубей Сан-Марко на середине Волги
 
 
Жмется весной к жилищу птичьих ветвей засада
красною клеткой скатерть вздута ее и надо
 
 
Клеммы судьбы совпали щелочно и кислотно
ищешь ключи в диване собранного неплотно
 
 
Отпочковались наши не из песка ли прятки
с верхом тебе две ложки мне как всегда несладкий
 
 
Вольно – былым свиданьям им не узнать о многом
что кипятку прикажешь то и пожнешь ожогом
 
 
Выплеснулось впиталось но и когда нет ближе
он как вода заноет сам же себя залижет
 

«“Границы – блеф” а вот и дошутились…»

 
«Границы – блеф» а вот и дошутились
с отменой виз лидирует Эйлат
любимая уже раскрашен Штирлиц
до дыр затерт рентгенный вариант
 
 
отправленный ко дну а все что метил
хрустит в капкане разрывных теней
но сам капкан остроугольно светел
а кто еще цветней
 
 
Внесла в синайский зной помол свой Истра
не колется откуда дни растут
зажмуренность подводная слоится
губами губ у выхода простуд
 
 
С утра задуло стрекотом киношки
жизнь надморская взыблена в зенит
прохладен пол балкона
                                       суматошный
дым выдыхаясь прутья зазмеит
 
 
Сожженных красок сгущены провалы
черным-бела там щелка для ключей
живой? – разбудишь на границе алой
не выдам кто живей
 

«И в Африке и на обетованной…»

 
И в Африке и на Обетованной
поэт погонщик свой и свой же пес
единоверно бремя каравана
плевать на лай сомнений нервов грез
Неколебимы пилка для ногтей
пуловер с капюшоном полосатый
нести свою пустыню так теплей
а внешнюю оставь для конденсата
Но сух просторный получений зал
там наш багаж просвеченный упал
точнее выпал и не наш точнее
у суеты собачий нюх качелей
пусть замкнут он конвейерной петлей
а караван стоит один одна ли
взведен мобильник прочее детали
найдется все как в Яндексе открой
за оба чемодана сам сойду я
встречает на парковке бодрый «чииз»
совпали бирки слепком с поцелуя
удобней на плечо мне ляг смягчись
в заторах в утомительных рулежках
пока рецепшен ключ не обнаружь
от лоджии от как и мы бескожих
и сумеречно средиземных луж
Ты ты поэт дотошна несекретна
чувствительна к пиявкам смс
последняя бессчетна сигаретка
песок морской но вот и он исчез
на полпути к посадочным огням
как силомер выскальзывая рыбиной
сжат Nokia его бы я отнял
от жадности к усталой ли к обыденной
…Спираль восхода стиснула балкон
ты помаши оттуда и вдогон
смешная руки взденешь низачемно
палате номер Крестный путь храня
по дому беспорядочным кочевьем
большую верность вирус выбор дня
и пишутся встречающие тропы
молчанием подолгу навсегда
для неуемной умоляльной пробы
морозную пустыню без следа
оставить за плечами капюшоном
– щепоткой неба в развороте сонном
 

«На участке домик второй прогнил…»

 
На участке домик второй прогнил
а еще родительский не обшит
выходные в пробках остатком сил
тормоз-газ скрепило каркас обид
 
 
Поскорее с ноутом и под плед
забывай мобильный бросай теряй
от его вибраций садится свет
как на ладан раем дыша на рай
 
 
Сколько ни работай ни говори
обступила рваная но семья
электропилою от головы
сердце ходит ниша в тебе моя
 
 
Ходят по безветрию остриём
хвойные смотрители-сторожа
паутинной пустошью осквернён
воздух гарью Галича ворожа
 
 
по его лекалам Шаов Тимур
без костей трагедии бла-бла-бла
жмет на те же точки акупунктур
кровь не доливается в песнь козла
 
 
почкою двурогой уперт жасмин
бездыханно вздернутый парашют
приземленью памятник иже с ним
из анабиоза дым теплый пьют
 

* Трагедия (греч.) – песнь козла.

«Не зацепило не пришлось…»

 
Не зацепило не пришлось
напрасно поделом
я перетягиваю злость
я а не мы вдвоем
 
 
Жизнь говоришь вокруг тебя
не красит никого
восторг мой трезв а не беда
но и не без того
 
 
Обнять затихла оттолкнуть
в какой из клинча свет
мы против нас или отнюдь
живой живой секрет
 

На слом стены

 
Когда в Берлине рушили Великую
шампанским обливаясь салютуя
а у листвы подножные каникулы
еще текли помянутые всуе
предзимней мутью утром фары грезили
в московском ущемленном рваном гейзере
туман был целью рупором опорой
итогом крахом их отменой скорой
отодвигалась трещина сосущая
судьбу под нешипованной резиной
под колесом или дубинкой случая
на волю дуновений Триединой
Цвети же к ней болотная испарина
разрытых труб заподлицо сиротских
правдоподобно копия состарена
заломленные руки кляча ослик
цок-цок вжик-вжик падение сокровища
сопровождают бережным зигзагом
смычок и подбородок Ростроповича
пир камертонов жвачкой будь же задан
Ползла ли память ближний ль свет разведочно
брал в перекрестье вырванные лица
признать свое без ретуши без кепочки
как отпустить и даже не проститься
 

«Скопом читаю кого ненавидел когда-то…»

 
Скопом читаю кого ненавидел когда-то
он как обещано стал плодовит уязвим
два мы по-дзенски могли тусоваться неназванных брата
сыпать на раны пыльцу без уколов без мин
 
 
…В кухне пацифик на краске плохой намалёван
двум героическим айсбергам женщина шепчет «Земля!»
чуткость и риск тошнота перед часом неровным
– Можно ль ей с Вами? – Ахиллу с Аяксом нельзя.
 
 
Сдуйся пацифик сосущая травма фантомна
все поросло стихотропным где клумбы а где клевера
стерва в переднике замыслом та же Мадонна
срежет по лезвию танцы «пора брат пора»
 
 
Что ж не могу наизнанку простить не себе ли
ступор надежд безымянных тупик и облом
разворошенную пропасть тупой на пружинах постели
груз назовите хоть ревностью пять ли в одном
 
 
Он он изъял нас во всей полноте нарочито
и суетой не скрывая красуется как на войне
резче затяжка фатальнее сзади прошито
я то дышу то читаю и нравится мне
 

Из истории консультанта

 
У меня была папка для перспективных гордость моя
тысячи доверялись конвертам
получая ответы-клише
дважды в неделю живьем приходил самотек
пару имен из него удалось протолкнуть случайно
перспективные самые терпеливые
их команда никогда не редела
я понимал по мимике завотделом что ни разу не ошибся
                                                                                   с предложением
но свято блюлась очередность печатания своего широченного круга
перспективные являлись как на биржу труда
следующая вакансия ваша
но и когда вместо парторга в кресло зава сел экс-нападающий
                                                                                    Саша Ткаченко
подписывающий стихи моей креатуры не глядя
бедных перспективных вечно кто-нибудь переигрывал
идя с колес