Корректор Анна Баскаева

Дизайнер обложки Александр Грохотов

© Александр Саблин, 2020

© Александр Грохотов, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-3770-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сегодня я вам не понравлюсь
(Вар. А)

Глава первая

Когда я заехал на автостоянку, электронные часы на фронтоне железнодорожного вокзала показывали восемнадцать часов тридцать пять минут. Я припарковал разгорячённую «Волгу» рядом с ухоженным «мерседесом» и пересчитал в кошельке собранную за день наличность. Выручка была ниже средней. Впрочем, на цветы и выпивку хватало с лихвой. Я поднял стекла, включил противоугонное устройство и выбрался на горячий асфальт.

Напротив «мерседеса», на уютной скамейке с металлическим остовом, покачивая длинной ногой, примостилась смазливая брюнетка в красной кофточке. Черная блестящая юбчонка едва прикрывает трусики. Одета на треть, а вид между тем неприступный. У ног небольшой жёлтый чемодан на колёсиках. Смотрит куда угодно, но только не на стоящего перед ней мужчину в широких светозащитных очках. Мужчина такое к себе отношение явно не одобряет. На нем белая рубашка, белые брюки и такого же цвета туфли. Лицо жёсткое, глянцевое, а вот волосы мягкие и редкие, словно у грудного ребёнка. Пытается доказать, как он ей нужен. Что ж, попытка не пытка.

Я миновал влюблённую парочку и нырнул в жидкую тень клёнов. Густой, пропахший запахами шашлыка воздух сотрясали короткие звонки подъезжающих к остановке трамваев. На клёны было жалко смотреть: вместо листьев свернувшиеся от жары темно-зелёные лоскуты. Впрочем, мой видок едва ли был лучше: трёхдневная щетина, потом пропахшая рубаха, выцветшие джинсы и некогда приличные, а теперь изрядно потрёпанные кроссовки. В общем, вид человека, к которому с личными просьбами лучше не обращаться.

Я свернул на тротуар, дошёл до привокзальной площади и остановился у киосков. Витринное изобилие выглядело удручающе однообразным. На Западе о такой возможности избавиться от залежалых товаров, наверное, и не мечтали. Хотя упаковка выглядела отлично. Судя по количеству выставленного в витринах спиртного, страстью к алкоголю в России страдали даже члены общества трезвенников. Попивая сок, я прошёлся вдоль киосков. Разница в ценах не обманывала: в среднем для кармана хозяина она держалась на одном уровне. Я купил пару бутылок красного полусладкого, коробку конфет, пучок гладиолусов и вернулся к машине.

Тип в темных очках все ещё уговаривал женщину, только теперь гораздо энергичнее. На мои шаги он даже не обернулся, хотя то, что он говорил, явно не предназначалось для моих ушей. Похоже, он считал, что после словесной канонады кроме него и застывшей на скамейке женщины в мире смогли уцелеть лишь камни. Непечатный словарный запас вырывался из его уст, словно поток нечистот из канализационной трубы. Пылающее лицо женщины только подхлёстывало его. Самостоятельно он уже вряд ли мог остановиться. Малый был основательный. Этой его основательности я поначалу и недооценил.

Тип отреагировал на моё замечание молниеносно и со знанием дела. То, что моя голова оказалась в это время в другом месте, являлось делом случая. Правда, извиниться перед ним за такую оплошность я так и не успел, ибо после такого удара мой интеллектуальный центр должен был оторваться от туловища, пролететь над вечерней площадью и найти успокоение где-нибудь среди горячо любимых голландцами тюльпанов. Но, видимо, мужчина ошибся, и я оценил свою голову все же несколько выше, чем ничего не подозревающие голландцы свой национальный символ.

Я нырнул под руку мастера художественного слова и левым боковым отправил в нокаут, как оказалось глубокий. Обмен любезностями занял не больше пары секунд. Цветы, вино и конфеты по-прежнему оставались у меня. Увы, но такой сценарий знакомства с Чугуновым в мои планы не входил. Операция, которая готовилась четыре долгих месяца, кажется, бездарно завершилась в один момент. Я поставил пакет на лавочку и потёр ушибленную руку.

Из «мерседеса» выбрался широкоплечий водитель и, поигрывая милицейской дубинкой, направился ко мне. Даже если бы ему удалось уложить меня рядом с Чугуновым, это уже мало что меняло. Но он сумел лишь размахнуться, после чего дубинка полетела в одну сторону, а он в другую.

Какое-то время женщина ошарашенно разглядывала лежавших у её ног мужчин. Потом перевела взгляд на меня и сказала:

– Благодарить мне вас глупо, но все же спасибо. Хотя, если вы его лишь покалечили, – тут она помотала головой, – то лучше бы вам этого было и не делать.

Её монолог прозвучал обнадеживающе. С возникшей в моем воображении поминальной свечи сорвалась тяжёлая восковая капля и жёлтым обжигающим пятном застыла на руке.

– Может, перед тем как исчезнуть, поинтересуемся хотя бы их здоровьем? – предложил я.

Женщина ответила длинным красноречивым взглядом.

– Ну, нет так нет, – сказал я, – я ведь особо и не настаиваю.

– Этот человек хотел на мне жениться, – попробовала прояснить она ситуацию.

– Ну, кто-то же должен был однажды на это решиться, – откликнулся я.

Водитель застонал и пошевелился. Женщина бросила на него обеспокоенный взгляд. Может, мне и в самом деле не стоило ввязываться? Водитель подтянул ногу к животу и попытался приподняться. Не получилось.

Рядом с головой Чугунова, словно из-под треснувшего кувшина с вином, медленно растекалась красная лужица. Чтобы выяснить, в чем дело, я подошёл к авторитету вплотную и попытался повернуть его буйную голову повреждённой стороной к себе. В этот момент в конце тротуара появились два милиционера. Увидев меня склонившимся над Чугуновым, переглянулись и прибавили шагу. Ладонь рядового легла на рукоять резиновой дубинки. Я посмотрел на женщину. Та наблюдала за приближением блюстителей порядка без всякого выражения. Оба милиционера были из железнодорожной милиции. Тот, что носил лычки старшего сержанта, вытащил из кармана платок, снял фуражку и промокнул лоб. Сделал он это спокойно, буднично, однако ни на секунду не забывая о нашем существовании. Продолжая идти, сунул платок в карман, надел фуражку и уже из-под её козырька окинул нас настороженным изучающим взглядом:

– Кто-нибудь может объяснить, что здесь произошло?

Я промолчал: было интересно, что скажет женщина. Милиционер с бледным лицом и погонами рядового достал из кармана зеркальце и присел возле Чугунова на корточки.

– Мои друзья немного повздорили, – сухо отозвалась женщина.

– А откуда кровь?

Скрестив на груди руки, женщина пожала плечами:

– Скорее всего, из раны.

– Назвать свою фамилию можете?

– Климентьева.

– А пострадавших?

– Чугунов и Глухов.

Взгляд старшего сержанта прошил девицу насквозь. Он нагнулся над пострадавшими и некоторое время внимательно вглядывался в лица.

– Ну-ка глянь-ка у них документы, – приказал он рядовому.

Тот проворно обшарил карманы мужчин и передал сержанту два пухлых бумажника. Сержант отступил от нас на пару шагов в сторону и внимательно ознакомился с их содержимым. Вытащил пачку «Кэмела», щёлкнул одноразовой зажигалкой и, выпустив плотную струю дыма, посмотрел на меня. Взгляд сержанта мне не понравился.

– Этот человек тоже ваш знакомый? – спросил он у женщины.

Та опустила глаза:

– Я попросила его мне помочь.

Сержант перевёл взгляд на меня:

– Документы с собой?

Я отрицательно помотал головой.

– Займись пострадавшими, – бросил он напарнику. – Пройдёмте.

Я не сдвинулся с места. Брови сержанта удивлённо приподнялись:

– Пока я не выясню, что произошло, я не смогу вас отпустить. Вам это ясно?

– Разве мы уже не выяснили? – спросил я.

– Мы нет!

– Так выясняйте, – предложил я.

– В отделении мы сделаем это быстрее.

– Я не пойду в отделение, – сказал я. – С какой стати?

– Вы понимаете, что я буду вынужден задержать вас силой?

– То, что вы мне не верите, – сказал я, – это понятно, но женщине-то вы можете поверить? Ведь это она с ними приехала, не я.

В это время рядовой осторожно раздвинул на виске Чугунова волосы и довольно хмыкнул.

– Видно, ему чем-то крепко врезали, – сообщил он. – Рассечение толщиной с палец.

Мы с сержантом посмотрели друг на друга.

– Ну и что я, по-вашему, после этого должен делать? – спросил он.

Теперь препираться по поводу законности моего задержания было действительно бессмысленно. Я повернулся и вялой походкой направился к вокзалу. Предлагая мне убраться подобру-поздорову, девушка знала о чем говорит.

В вестибюле вокзала вместо того, чтобы идти к комнате милиции, я развернулся и двинулся к туалетам. Сержант за моей спиной что-то пробурчал, но я не остановился.

Вход в туалет перегораживал платный турникет, за столом которого сидела сухонькая старушка в синем халате и обменивала сомнительного достоинства чеки на деньги. Приняв мои серебреники, она подняла на меня глаза и лукаво улыбнулась. На секунду я оторопел: героев народных сказок в жизни мне встречать ещё не доводилось. На плече бабуси не хватало только филина. Довольная произведённым впечатлением, старушка проворно сгребла со столешницы мелочь и напрочь забыла о моем существовании.

Я протянул сержанту десятку, но тот отказался. Милиция, в отличие от остальных смертных, согласно правительственной индульгенции имела право опорожнять свой мочевой пузырь за счёт бюджета.

Меряя шагами туалет – пять шагов в одну сторону, пять в другую, – сержант смог выдержать мои углублённые размышления над жизнью ровно две минуты тринадцать секунд. После чего остановился и, достаточно деликатно постучав в дверь кабинки, попросил:

– Заканчивайте.

Тянуть время дальше смысла не имело. Чтобы не исчез элемент достоверности, я спустил в унитазе воду и отворил дверцу кабинки. «Маятник» замер. Обойдя сержанта, я глянул на себя в зеркало и сполоснул над белоснежной раковиной руки. Стоя у стены, сержант, не отрываясь, наблюдал за моим туалетом.

Я стряхнул с рук воду, аккуратно вытер бумажной салфеткой и, мысленно извинившись, прямым в подбородок отправил милиционера в нокаут. Потом открыл дверь кабинки и, втянув сержанта внутрь, усадил на унитаз. Сидеть он не хотел, и мне пришлось приткнуть его голову в угол. Закрыв дверь, я поправил перед зеркалом причёску и, миновав стол с лесной леди, уверенным шагом проследовал к автостоянке.

И женщина, и пострадавшие находились там, где я их оставил. Шофёр уже делал попытки встать, а вот Чугунов к своему положению был совершенно равнодушен. Цвет его лица мне не понравился. Женщина поднялась со скамейки и спросила:

– Милиционер только что ушёл за скорой. Вы его случайно не встретили?

Я сказал, что нет. В некоторых из припаркованных на стоянке автомобилей можно было различить людей. Кажется, я влип – и влип по-крупному. Я подошёл к «Волге», открыл салон и, подхватив Чугунова на руки, с трудом загрузил на заднее сидение. Женщина следила за моими действиями с лёгкой тревогой.

– Садитесь, – сказал я, – мы сами отвезём его в скорую.

После девяностокилограммового тела Чугунова ее чемодан показался мне пушинкой. Я запер багажник на ключ и, дождавшись, когда женщина займёт место в салоне, вырулил на проспект. За всю дорогу никто из нас не проронил ни слова. Я помог санитарам перегрузить Чугунова на носилки и, открыв багажник, хотел вернуть чемодан.

– Пусть он пока побудет у вас, – попросила женщина. – Когда понадобится, я дам вам знать. И можете не беспокоиться: и за хранение, и за доставку я вам заплачу.

Она достала из сумочки блокнот, ручку и попросила продиктовать номер телефона. Я решил, что хуже уже не будет.

– С одним условием, – сказал я, – номер телефона дадите мне вы.

Протянув свою визитку, она предупредила:

– Раньше четырнадцати не звоните.

– Решили все-таки не расставаться? – спросил я.

– А вы разве бросили бы человека в таком состоянии?

– Даже после того, что случилось?

– Это он от отчаяния, – нахмурившись, произнесла она. – Просто не нашёл других аргументов, чтобы меня удержать.

Не знаю почему, но я ей поверил.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Екатерина… Климентьева.

– Ну, а меня Александр Дробышев, – представился я. – Надеюсь, что сегодняшняя стычка пойдёт вашему приятелю на пользу.

– Вряд ли, – сказала она. – Он обязательно постарается вас найти. А если найдёт, то одними извинениями вы от него не отделаетесь.

– Не думаю, что мне придётся извиняться, – сказал я. – Впрочем, если ему нравятся такие приключения, то пусть попробует.

– По-моему, вы просто не представляете, во что вы ввязались, – сказала она.

Тут она была неправа: кроме его фамилии, имени и отчества я знал о нем и много других интересных вещей, как, впрочем, и о ней самой. Но даже если бы он действительно числился Мастером Художественного Слова, то и тогда бы я не стал ему сочувствовать. Мне никогда не нравились люди, унижавшие близких, даже когда те позволяли им это делать.

– Ладно, – сказал я, – надеюсь, сегодня ему будет не до оперативно-розыскных мероприятий.