– Но! – продолжил свою речь Иминор Пул, – Как правитель здешних мест и ваш непосредственный командующий я счёл нужным доложить о происшествии в столицу. Король Дитерион Тар должен знать о том, что здесь произошло. Это мой долг, – Иминор Пул окинул присутствующих тяжёлым взглядом. – На своём уровне мы примем все необходимые меры для укрепления обороны границы и усиления бдительности. Но дальнейшая судьба этого происшествия будет решаться не здесь. С момента как моё донесение получат в столице, мы будем руководствоваться приказами из центра.

– Когда вы собираетесь отправить донесение? – спросил командир Дивис Оту.

– Я уже его отправил, – ответил Иминор Пул. – Прямо перед началом нашего заседания. К этому моменту ответ уже должен был прийти.

Командиры задумались. Не всем эта идея пришлась по душе, но перечить никто не решился.

За последние годы в столице появилось слишком много молодых, ретивых, но необстрелянных командиров с высокой самооценкой и низким уровнем реального боевого опыта. Воспитанные на романтике тысячелетней войны и прошедшие подготовку на схемосимуляторах они считали себя неуязвимыми и едва ли не бессмертными. Они были строгими, ретивыми, суровыми. Но на деле, лишь три процента из новобранцев проходили испытание реальностью. Именно такими командирами комплектовали новые боевые подразделения, создаваемые на границах.

Ранее на командные посты могли претендовать лишь офицеры, имеющие реальный боевой опыт, разбирающиеся в ситуации, так сказать, «На местах». Но после массированных набегов «Недостойных», которые были пять лет назад, численность таких офицеров значительно сократилась, и высшие командные посты начали занимать неопытные, необстрелянные командиры.

В результате нерешительных действий одного из таких офицеров едва не погибла вся Западная линия Форпостов. Избежать этого удалось лишь ценой невероятных усилий и мужества воинов, которые отбили восемь захваченных гарнизонов. Потери были катастрофическими. Более пятидесяти тысяч погибших и раненых как среди военных, так и среди мирного населения. Несколько тысяч пропавших без вести. Сколько в той мясорубке погибло «Недостойных» никто даже не взялся подсчитывать.

После этой трагедии были проведены соответствующие мероприятия, приняты меры, но ситуации это не изменило. Времени на подготовку качественного командного состава не было. А защищаться от набегов «Недостойных» нужно было уже сейчас. Так что отправка молодых командиров на Форпосты возобновилась.

Командир Силик Лир был именно из таких, а это нервировало и раздражало тех, кто уже сталкивался с молокососами вроде него. Именно по этой причине к Командиру форпоста № 7 относились с предвзятостью и недоверием.

В тот день, когда он принял командование, к нему приехал Командир Форпоста № 1 Лирик Бар.

– Вы должны понимать, – сказал он строго, – ваши бойцы, воспитаны в боях. Они не такие как вы. Они готовились и обучались по иной системе. Их учили выживать и подчиняться командиру. Но если вы проявите слабость или неуверенность, они погибнут. Ваш предшественник был для них едва ли не родным отцом. Я надеюсь, вы понимаете аналогию? Вы должны стать для них тем, кого они будут уважать и беспрекословно подчиняться. От умения руководить порой зависит жизнь. А вы находитесь на важном участке периметра, за вашими спинами – Королевство. Все Форпосты связаны единой системой безопасности. Но если падёт один, то это может стать началом падения всей системы. Поскольку обороняться с врагом в тылу будет подобно смерти.

Молодой офицер Лир, как показалось Бару, вполне разумно внял всем напутствиям. Но не прошло и месяца как с форпоста № 7 посыпались рапорты о переводе.

Лир оказался гуманистом. В попытке договориться с пленным лазутчиком «Недостойных» он нарушил протокол безопасности, и в результате погибли двое его бойцов.

И таких происшествий, что произошли с командиром Лиром, было уже предостаточно в протоколах форпостов. Командование било тревогу.

Этого и опасались командиры. После заявления Главы Сальда о том, что разбираться в ситуации с посланником могут прислать кого-то из столицы, недовольство в кругах офицеров нарастало.

Опасения были понятны. Но приказам из столицы перечить было невозможно, да и неразумно. Суровость субординации в рядах Королевской гвардии была всемирно известна. В наказание за нарушение устава любого из воинов, независимо от должности и звания, могли подвергнуть изгнанию – самому суровому наказанию предусмотренному в Королевстве.

Спустя неделю после того как донесение было отправлено в столицу, Сальд посетил самый уважаемый и известный в мире политической жизни Королевства сенатор Палатий Таф. Это был уже не молодой, но весьма влиятельный и мудрый член высшего цивилизованного общества. Особа, настолько приближённая к Королю и его семье, что фактически считался правой рукой правителя Королевства. Его охраняли как главного советника, обслуживали как одного из первых лиц государства и боялись как главного судью. Слово Тафа было решающим в Совете, а мудрость в делах внутренней политики позволила обеспечить репутацию, достойную уважения всего мира «Возрождённых».

Палатий был хорошо знаком с Иминором ещё по временам начала освоения Северных земель. Они хорошо ладили, часто общались в неформальной обстановке, попросту были хорошими друзьями.

Когда пришло сообщение о неожиданном мире, Палатий решил лично разобраться в этом необычном деле. Он лично отстранил первоначально назначенного для разбирательства молодого офицера, отложил массу важных дел и направился на Север.

– Безумно рад, что именно ты будешь заниматься этим делом, – протягивая руку идущему навстречу другу, сказал Иминор Пул.

Палатий приветствовал Главу Сальда крепким рукопожатием и радостной улыбкой.

– Я не мог не приехать, – ответил он. – Такое событие! Король в возбуждении. Его Величество требует уточнений, пояснений и приказал докладывать немедля обо всём. Ты понимаешь его нетерпение. Все устали от этой войны.

Иминор с удивлением посмотрел на сенатора.

– В столице хотят мира?

Палатий вновь улыбнулся.

– Это тебя удивляет, друг мой?

– Признаться честно, очень удивляет, – ответил Иминор.

Они шли в сторону резиденции Главы Сальда.

– Война – очень затратное дело, – объяснял Палатий. – Каждый её год обходится Дворцу в баснословную сумму.

– Не прошло и тысячи лет! – съязвил Иминор.

Палатий Таф не смог скрыть улыбки.

– Не ты один так думаешь. Но кроме войны мы должны заниматься и другими не менее важными делами. Нам нужно развивать инфраструктуру, науку, обустраивать новые города. В столице считают, что это шанс, и требуют разобраться с условиями мирного предложения. Если таковые будут серьёзными и искренними – это пойдёт всем только на пользу.

– Но неужели его Величество забыл с кем мы воюем? Неужели все те жертвы, что мы понесли могут быть так легко списаны со счетов в угоду какому-то мифическому предложению о мире? Это ведь безумие! – возразил Иминор.

– Всё есть безумие, пока не обретает реальную форму, – быстро ответил сенатор. – Можешь мне поверить, никто ничего не забыл. Никто не собирается бросаться к ногам Аискона с распростёртыми объятиями только потому, что он решился на этот отчаянный шаг. Пройдёт достаточно времени, прежде чем решение о подписании мира будет принято. А до тех пор все мы будем продолжать исполнять свой долг так же, как и ранее. Я с полной уверенностью могу тебя заверить, друг мой, поспешного решения в этом деле – не будет.

Они поднялись по невысокой лестнице и вошли в резиденцию главы Сальда.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне всё. От начала до конца, – потребовал Палатий Таф, устраиваясь поудобнее в анатомическом ложе.

Иминор Пул рассказал сенатору всё, что ему было известно.

– Этот посланник, где он сейчас? – спросил у Иминора сенатор.

– Он под нашим конвоем в одном из городских гарнизонов, – ответил Глава Сальда.

– Я хотел бы переговорить с ним лично, если это возможно.

– Конечно! – ответил Имирон Пул. – В конце концов именно ради этого вы здесь.

Спустя час сенатора проводили в охраняемое помещение одного из гарнизонов, где на прикрученной к полу кушетке сидел посланник правителя Аискона.

Внешний вид посланника не вызвал удивления в лице сенатора. Всё та же ороговелая серая кожа, лишённая ушей и носа голова. Множество уродливых отклонений в физиологии и анатомии. Одна рука толще другой. Палатий Таф медленно опустился на небольшой табурет и пристально взглянул в мутные, словно покрытые пеленой глаза узника. Посланник, в свою очередь, уставился на незнакомого гостя.

– Как тебя зовут? – спросил сенатор посланника.

– Зимирель, – ответил тот спокойно.

– Скажи мне, Зимирель, зачем ты здесь? – подражая тембру голоса пленника продолжил свои расспросы сенатор.

Узник оставался неподвижен. Он словно находился в состоянии некоего транса.

– Я здесь, чтобы доставить послание мира от моего повелителя и господина, правителя моих родных земель владыки Аискона.

Палатий продолжал смотреть в глаза посланника не моргая.

– Скажи, Зимирель, ты сам пришёл к нам или тебя заставили это сделать – силой либо шантажом?

– Я пришёл сам. Но по воле моего правителя, – ответил не моргнув и глазом посланник.

– Какая твоя любимая пища, Зимирель? – не унимался сенатор.

– Я люблю мясо диких Ласов и плоды Тыри, а ещё корни картофеля и репы, – ответил с улыбкой Зимирель.

– Чем ты занимался до того как пришёл сюда? – задал очередной вопрос Палатий Таф.

– Я был хранителем знаний прошлого и летописцем реальности, – проговорил посланник.

– Ты владеешь грамотой? – удивлённо спросил сенатор.

– Да, – тут же отозвался Зимирель. – Я умею читать и писать на старом языке.

– Многие ли в вашем мире обладают этими знаниями? – искренне заинтересовавшись таким исходом беседы, поинтересовался сенатор.

– Лишь те, кто хранят знания и достойны обладать ими.

– Очень интересно! – прошептал себе под нос сенатор.

Он почесал в затылке и, взглянув украдкой в расположенную напротив матовую стену, продолжил:

– Что ты думаешь о том, кто по вашему древнему преданию вершит великие чудеса и дарует мир всему живому? Кто он этот ваш так называемый Бог? – резко сменил тему разговора сенатор.

– Владыка мира – есть свет, что приходит поутру, – с неким благоговением ответил Зимирель, – он брызги вод и шелест трав. Он тот, кто даровал нам жизнь. Он добр к нам, несмотря ни на что. Он простил нас за всё то зло, что мы причинили этому миру. Он всегда рядом с нами, он завтра и вчера, он восход и закат, он жизнь и смерть. Он наш единый Бог! Я верю в то, что однажды придёт день, когда он вновь направит мир по истинному пути дабы завершить преобразование нашего мироздания и вернуть всё на круги своя. Об этом глаголят древние тексты.

В комнате повисло странное, словно мистическое ощущение тишины.

Палатий Таф отвёл свой взор от посланника с нескрываемым удивлением и вновь посмотрел в матовую стену, за которой находился глава Сальда, внимательно наблюдавший за этой беседой.

– Что тебе велел нам передать твой правитель? – задал свой последний вопрос Палатий Таф.

– Мой Великий правитель желает мира. Он отправил меня к вам, чтобы я донёс до ваших умов эту благую мысль. Мир может быть заключён на условиях, которые мы с вами разработаем и обсудим совместно. Правитель Аискон понимает, что подобная работа не может протекать быстро. Это очень важный и сложный процесс. Поэтому он даёт своё слово, что с того момента как я вернусь к нему, ни один его воин не переступит ваши границы. Также правитель Аискон гарантирует безопасность любым послам с вашей стороны и надеется на взаимность.

– Что ты обо всём этом думаешь? – спросил глава Сальда у сенатора Тафа, когда они покинули тюрьму.

– Я в смятении, друг мой, – ответил сенатор. Он взялся рукой за подбородок и глубоко задумался. – Я не знаю, что сказать. Я растерян.

– Подобного с тобой никогда не случалось, я знаю.

– Ты прав, – соглашаясь с Главой Сальда, кивнул сенатор. – Но одно я могу сказать тебе точно, мой друг. То, в чём я абсолютно уверен, – Сенатор пристально взглянул в глаза Иминора. – Этот посланник не лжёт.

– Ты уверен? – переспросил Иминор.

– Как в самом себе, – отозвался Палатий Таф, – я вижу ложь, я могу ощутить её мгновенно. Это моя специфика, дар своего рода. Но, этот…, – он указал в сторону закрытой камеры, из которой они вышли, – это существо. Оно не лгало мне. Оно даже не пыталось это делать. В его словах сплошная правда.

– Что же тогда всё это значит? – испуганно спросил Иминор. – Это действительно искреннее стремление к миру? Или новый, изысканный, великолепно продуманный трюк? Зная Аискона, в это поверить очень сложно. Ведь он фанатик, слепо верящий в своего древнего Бога. Он, как и все его предки, не считает нас за живых и здравомыслящих существ. Именно поэтому они и воюют с нами. И вдруг ни с того ни с сего – мир?

– Мы не узнаем истины пока не сумеем увидеть её своими глазами, – ответил задумчиво Таф. – Возможно, то о чём говорит этот «Недостойный» – правда! Но верить в правду сложнее всего.

– Люди были склонны верить в ложь и к чему это их привело? – перебил друга Глава Сальда.

– Поэтому прежде чем поверить, нужно убедиться в искренности этой правды.

Они ещё долго разговаривали и к моменту отъезда сенатора в столицу Глава Сальда был искренне убеждён в том, что Дворец не принял слова правителя Аискона на веру. Слишком сильно отразилась на истории и образе жизни «Возрождённых» эта долгая война.

Как и обещал Иминор, все форпосты были усилены и ещё более надёжно укреплены. В составе новых подразделений появились самоходные артиллерийские и моторизированные единицы. Новые образцы стрелкового и аналитического оружия. В форпосты поступили свежие пехотные полки, оснащённые новейшей экипировкой и оружием. Количество войск в городах увеличилось вдвое. Все жили в ожидании. Но вот в ожидании чего?