Сыщику чрезвычайно хотелось проверить свою догадку немедленно, но он решил повременить и узнать, что на этот раз предложат ему за молчание. Однако молодой Литке заговорил о другом:

– Я знаю, кто папашу убил, – заявил он с пафосом провинциального трагика. – Англичанин.

– Почему вы так думаете?

– А чего тут думать? – Сергей заглянул под кровать и, не найдя ни одной полной бутылки, досадливо чертыхнулся. – Дураку ясно! Подсыпал докторишка яда в микстуру, и дело с концом.

– Возможность совершения преступления основанием для подозрений не является, – осторожно возразил Платон. – Важен мотив, а у доктора его нет. Он ведь не наследник.

Литке-младший скроил презрительную гримасу.

– Какая пошлость – сводить все к деньгам! Может, у Бота была иная причина папашу порешить.

– Какая?

Сергей развел руками:

– Черт его знает! Мне известно только, что папаша накануне своей смерти хотел нанять нового врача, а Бота из дома выгнать… Вы что же, не верите мне?

Платон пожал плечами.

– Убийцы всегда подставляют под обвинение другого, – небрежно заметил он и, пока потрясенный его заявлением Сергей не пришел в себя, выпалил: – Вы погрязли в карточных долгах. Отец отказал вам в содержании, тогда вы решили его убить и получить наследство.

– Ах ты!..

Наследник обложил коллежского секретаря словами, отсутствовавшими в учебнике русской словесности, выдернул из ножен висящую на стене саблю и рубанул воздух в паре дюймов от лица Платона. Сыщик отскочил и оказался зажатым между стеной и койкой. Сергей снова рубанул, норовя отсечь оскорбителю голову. Платон присел и, потеряв равновесие, упал на четвереньки. Под рукой у него оказалась одна из пустых бутылок, и он толкнул ее под ноги нападавшему. Сергей сделал шаг, наступил на бутылку и опрокинулся на спину, выронив саблю. Не мешкая ни секунды, Платон схватил ее и приставил клинок к груди поверженного врага.

– Признавайтесь, вы убили своего отца? – грозно вопросил он.

Оглушенный и порядком струсивший Сергей замотал головой:

– Нет! Клянусь! Он бы мне и так с долгами помог!

– Подозрений с вас не снимаю, – сурово объявил Платон, – и арестовываю за нападение на полицейского.

Отсалютовав и прихватив с собой саблю, он вышел и тут же наткнулся на Чижова.

– Экий вы гусар! – рассмеялся нотариус. – Сергея Ивановича допрашивали? Ну, что дознание? Время-то к вечеру. Может, я вам чем полезен могу быть? Пойдемте ко мне, поговорим. Заодно угощу вас кофе. Я его сам по-турецки готовлю.

– Расскажите про Сиена, – попросил Платон, наблюдая, как Чижов снимает с примуса турку и разливает по чашкам ароматный напиток. – Миниатюра действительно стоит триста тысяч?

– Может и больше, – подтвердил нотариус. – Она датирована тринадцатым веком. Сейчас фотолитографию покажу.

Чижов вынул из забитого бумагами портфеля стопку документов, порылся в ней и извлек фотографию обтрепанного манускрипта с изображением Апостола Матфея со свитком в руке. На свитке ломаным готическим шрифтом было начертано: «Оmnis enim qui petit accipit et qui quaerit invenit» ^[18].

– Вы, видать, ценитель? – хмыкнул нотариус, заметив, с каким интересом Платон рассматривает литографию.

– Нет, – рассеяно признался тот, – просто странно…

Он не договорил, отвлекшись на протянутую ему чашку, а потом спросил:

– Литке показывал миниатюру специалистам?

– А как же!

Чижов снова ринулся перебирать бумаги и на этот раз предъявил коллежскому секретарю заключение со множеством подписей и печатей, но Платона заинтересовало не оно, а отложенный нотариусом в сторону запечатанный конверт, подписанный рукой покойного и адресованный одному из университетских преподавателей Платона. Сыщик потянулся к конверту, но нотариус уже сгреб все бумаги обратно в портфель.

– Чего же вы кофе не пьете? Не понравился? – озабоченно спросил Чижов.

Платон взглянул на стоящую перед ним чашку и вдруг вскочил.

– Простите, мне нужно идти, – торопливо проговорил он.

От нотариуса Платон поспешил к Боту. Едва он свернул в нужный коридор, как услышал за спиной торопливые шаги. Обернуться сыщик не успел, лишь почувствовал движение воздуха над ухом и тут же провалился в звенящую вязкую мглу…

– Говорил же, что вы станете моим пациентом, – невозмутимо произнес доктор Бот, ощупывая голову пришедшему в сознание Платону. – У вас замечательно крепкий череп. Кость цела, только легкое сотрясение. Как вы, русские, говорите: до свадьбы заживет.

Бот приложил к голове Платона смоченное в холодной воде полотенце. Молодой человек ойкнул и наконец понял, что лежит на походной койке в комнате доктора.

Англичанин меж тем спокойно объяснял:

– Я услышал за дверью грохот, вышел и обнаружил вас. Судя по лежавшей рядом с вами сабле, – Бот кивнул на стоящее в углу оружие, – на вас напал Литке-младший.

– Нет, – мотнул головой Платон, комната слегка закачалась, – сабля была при мне.

Он пощупал набухающую над левым ухом шишку и уверенно заявил:

– На меня напал убийца Литке, и я знаю, кто это.

Доктор нахмурился.

– Вам нужна помощь? Не врача, а джентльмена.

Сыщик испытующе посмотрел на Бота и сурово спросил:

– Почему Иван Петрович хотел вас выгнать?

Англичанин вздохнул, но ответил без колебаний:

– Он узнал, что в Англии я был лишен докторского патента из-за пагубного пристрастия к опиуму. Однажды, находясь под влиянием этого зелья, я совершил непростительную ошибку, в результате которой умер мой пациент. Мне запретили заниматься врачебной практикой. Тогда я вылечился от опиумной зависимости и отправился в другие страны, где никто моего патента не спрашивал.

– Наверное, в романе Стивенсона описано что-то подобное… – пробормотал Платон.

– Не читал, – откликнулся Бот и повторил свой вопрос: – Я могу быть вам полезен?

– Можете! – подтвердил Платон. – Во-первых, сообщите всем, что я неловко упал и пробуду в беспамятстве несколько дней. Во-вторых, отправьте две срочных телеграммы. И в-третьих, ответьте еще на один вопрос.

Расположившиеся в гостиной наследники мрачно взирали на сыскного надзирателя, который, вопреки прогнозам доктора, оказался жив-здоров и, похоже, намеревался сообщить им что-то неприятное. Бодрыми и невозмутимыми выглядели только Сомов, Чижов и Бот.

Платон взглянул на часы и объявил:

– Хотя до окончания установленного срока осталось четыре часа, я готов назвать имя убийцы Ивана Петровича Литке.

– Это было убийство? – ахнул Андрей Петрович.

– Назовите убийцу! – потребовала вдова.

– Зачем его кому-то было убивать? – взвизгнул Бобриков.

– У каждого из вас имелся свой повод, – ответил на последний вопрос Платон.

– Кто убийца?! – рявкнул Сергей. – Доктор?

– Нет, – возразил сыщик. – Господин Чижов.

Все как один уставились на нотариуса. Тот сперва побледнел, потом побагровел.

– Что вы себе позволяете?! – прохрипел он. – Я полицмейстеру жаловаться стану!

– Ваше право, – невозмутимо ответил Платон. – Но не забудьте указать в жалобе, что напали на сыскного надзирателя.

– Вы же вроде сами упали? – нотариус заметно снизил тон.

– Нет, меня ударили по голове слева со спины. Нападавший – левша.

Чижов достал записную книжку с карандашом и уверено написал правой рукой: «Все ложь!» Платона эта демонстрация не смутила:

– Хоть вы и пишете правой рукой, остальное делаете левой. Я наблюдал за вами, когда вы давеча кофе готовили. Вы и спичку левой рукой поджигали, и кофе разливали, и чашку подавали. Кстати, о кофе. Доктор Бот говорил, что вы жаловались на бессонницу. А кто же с бессонницей на ночь кофе пьет?

– При чем тут бессонница? – взвился нотариус.

– При том, что вам от нее выдали снадобье с экстрактом красавки, являющееся в больших дозах верным ядом, – спокойно объяснил Платон. – Уверен, что в вашей комнате найдется пустая склянка.

– Только не говорите, что лекарство закончилось, – вставил доктор. – Потребив такое количество, вы бы померли.

– Какой вздор! – натужно рассмеялся Чижов. – Ни один следователь не примет подобные обвинения всерьез!

– Но следователя наверняка заинтересует хранящееся у вас неотправленное письмо Литке к лучшему специалисту по средневековой европейской литературе, – парировал Платон.

Нотариус сдаваться не собирался:

– Иван Петрович попросил меня лично передать письмо, но я не успел этого сделать до его смерти, – Чижов вскинулся и перешел на повышенный тон. – Какого черта я должен оправдываться! В конце концов, у меня не было причин убивать своего клиента.

– Двенадцать тысяч рублей – причина серьезная, – сурово отчеканил сыщик. – Или вы с наследного дела берете больше четырех процентов?

Нотариус открыл рот, но не смог произнести ни звука, а Платон продолжал:

– Все началось с возникших после написания завещания сомнений покойного господина Литке в подлинности миниатюры Вигорозо да Сиена, которыми он поделился с вами и попросил отправить письмо специалисту. Думаю, он хотел, чтобы профессор приехал и дал заключение. Вы знали, что, окажись миниатюра фальшивкой, наследство господина Литке ограничится имением ценой не более десяти тысяч. А значит, ваш гонорар составит рублей четыреста против двенадцати тысяч, на которые вы рассчитывали. Поняв это, вы решили исключить возможность обесценивания миниатюры: убили Литке и не отправили письма, но сохранили его по профессиональной привычке. Опасаясь, что я о чем-то догадался, вы пытались избавиться и от меня и, если бы доктор не преувеличил тяжесть моего состояния, добили бы, чтобы до истечения двадцати четырех часов я ничего не предпринял.

– Ложь! – выкрикнул нотариус и вскочил, но Сомов и Бот тут же принудили его сесть на место.

– Замолчите, Чижов! – властно приказал Андрей Петрович. – Борис, голубчик, проверьте комнату господина нотариуса на предмет склянки и письма.

– Не имеете права! – пискнул нотариус, но скис под надменным взглядом.

Секретарь удалился и вскоре вернулся, неся пустой пузырек с этикеткой «Tinctura Belladonnae» ^[19] и конверт, адресованный университетскому преподавателю Платона. Андрей Петрович распечатал письмо, прочел и утвердительно кивнул сыщику. Тогда Платон подал знак лакею, и тот ввел в гостиную вызванного телеграммой урядника – здоровенного усатого дядьку с пудовыми кулаками, который без лишних церемоний объявил нотариуса арестованным и выволок за шкирку.

– Чижова направят в Москву для дальнейшего разбирательства, – пояснил Платон.

– А что Сиена? – тихо спросила вдова. – Он подлинный?

– Увы, – покачал головой сыскной надзиратель. – Миниатюра подделка, хотя, возможно, весьма древняя.

– Почему вы так уверены? – уточнила вдова.

– Потому что да Сиена не мог написать цитату Матфея швабахером, – тоном студента-отличника отчеканил Платон. – Швабахер – готическое письмо, придуманное германскими книгопечатниками в пятнадцатом веке, то есть через двести лет после да Сиена. Я телеграммой запросил консультацию у того профессора, которому писал Литке, и он все подтвердил.

Лица вдовы и красавца-секретаря осветились счастьем, видимо, их порадовало, что многотысячное наследство больше не стоит между ними. Англичанин оставался бесстрастен. В остальных же лицах читалось крушение надежд.

– В телеграмме вы упоминали миниатюру? – осторожно спросил Бобриков.

– Нет, я только спросил про шрифт, – ответил сыщик.

– Тогда пусть история про фальшивку останется между нами! – предложила Варвара Альбертовна.

Лицо ее супруга вспыхнуло от гнева, но прежде чем он успел высказать свое негодование, вмешался Сергей:

– Не позволю порочить имя отца! – заорал он. – Еще не хватало, чтобы его сочли мошенником, подделывающим исторические раритеты!

– Тебе хорошо говорить, ты хотя бы имение получишь! – напустилась на брата Татьяна Ивановна.

Слушать продолжение семейного скандала Платон не желал и неприметно вышел из гостиной. За ним поспешил Андрей Петрович.

– Господин коллежский секретарь, подождите, – окликнул он сыщика. – Я хочу поблагодарить вас за то, что вы нашли убийцу моего брата и спасли честь нашей семьи.

– Благодарите Провидение, которому ваш брат доверился, – ответил Платон. – Он подозревал всех, кроме нотариуса, и ни одной из своих подсказок не указал на истинного убийцу. Так что без Божьего Промысла я бы точно не справился.

– Путь так, – согласился Андрей Петрович, – все равно мы перед вами в неоплатном долгу! – Немного помолчав, Литке смущенно прибавил: – Понимаю, что денег вы не возьмете, но отказаться от символического подарка будет с вашей стороны гордыней. Так что сделайте милость, выберите и примите в дар любую книгу из нашей библиотеки.

Платон на секунду задумался, а потом кивнул:

– Спасибо, я буду рад прочитать описанную мистером Стивенсоном историю доктора Джекила.