© Александр Перемышлин, 2019

ISBN 978-5-0050-3410-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

– Прежде всего, надо помнить, что основа уже есть, а твоя задача – продвигаться по ней.

Марья сидела возле огня, свет которого растекался по стенам ее небольшого жилища – землянке, вырытой между мощными корнями старого дерева в дубовой роще неподалеку от бьющего из-под земли источника. Само помещение было выполнено в форме подземного купола, внутренняя поверхность которого обработана специальным раствором, не дававшим стенам осыпаться.

Здесь было тепло и уютно. В воздухе витал древесный запах, пропитанный нотками трав, лежащих на полках или пучками свисавших с потолка. Под ногами расстелилась бурая шкура медведя, а вдоль стен среди малочисленной утвари стояли плетеные корзины с клубками нитей разных неярких цветов. Вдали от огня прятался старый глубокий котел с расписанной поверхностью. По центру же комнаты находился ткацкий стан с только начатым полотном.

– Вот, смотри, – продолжала Марья, – основа – это нити, соединяющие Верх и Низ, – она торжественно вознесла руки к потолку, а затем сложила их вместе, прижав к груди. – Не просто нити, а столпы. На них все держится, без основных нитей невозможно создать ткань.

Марья взяла в руки тонкий деревянный челнок с выполненной искусным мастером резьбой, изображавшей лебедя на воде, и ловко повела им поперек основы.

– А вот и поток… Танец жизни. То, что создает полотно, наполняя его своим собственным узором.

Нить дошла до крайнего основания и повернула обратно. В руках Марьи уток собирался словно сам по себе, а она лишь направляла его. Туда-сюда, туда-сюда. Ткань поднималась по основанию ряд за рядом, в узор входили все новые нити, новые цвета.

Я смотрел на работу Ткачихи, и в голове возник образ музыканта, играющего на арфе. Руки ходят в горизонтальной плоскости, легко касаясь вертикальных струн, заставляя их вибрировать и издавать звук. Из множества таких касаний струнной «основы» создается мелодия.

Марья будто прочла мои мысли, потому что ее лицо тронула едва заметная улыбка.

– Это будет пояс для новорожденного? – поинтересовался я. В ответ Марья молча кивнула головой. Она будто пребывала в творческом трансе, тихо покачиваясь взад-вперед, слушая ритм своего сердца и вибрирующих оснований.

– А кто определяет рисунок полотна?

– Это узор, не путай.

– И кто определяет узор?

– Я вижу узор, но не весь сюжет.

– Видишь?

– Люди видят формы и проявляют их в материи, это их дар.

– Разве сюжет не важен?

Руки Марьи остановились.

– Сюжет раскроется со временем, – вздохнула Ткачиха. – Я не могу изобразить здесь все подробности и события, но могу расставить указательные знаки. Следуя им, обладатель пояса правильно проложит свой путь.

Все то время, что я обдумывал ее слова, Марья пронизывала меня острым взглядом, будто ища что-то внутри.

– Но ведь все узоры похожи… – начал было я.

– А знаки должны быть неповторимыми? Свой набор знаков для каждого человека? – прервала она меня.

– Но…

– В природе каждый год повторяются одни и те же знамения, и все ее жители без труда считывают их. Но каждый в итоге поступает по-своему.

Челнок вновь заходил по основам, но Марья даже не смотрела на ткань – голубые глаза устремились на меня. Кажется, ей нравилось наблюдать, как ее слова отражаются в моем сознании, связывая картину из мыслей.

Я попытался стряхнуть их:

– А если человек пойдет не по знакам?

– Это его выбор, – отбросила мой вопрос Марья.

– Но все же?

– В твоем времени никто не ходит по знакам. Хорош ли тот мир?

Теряясь в ответе, я с ужасом понял, что начинаю забывать весь наш разговор. Как я здесь оказался? И, черт возьми, «здесь» – это где? Кто эта женщина? Почему я с ней беседую? В глазах потемнело, а тело сковало ледяными цепями. Влага липла к коже, ноги окончательно онемели.

– Подожди! – где-то вдали раздался глухой голос Марьи.

– Мне очень холодно…

– Вернись.

– Кругом снег…

Сквозь темноту я едва различал силуэт Марьи. Она накинула нить на мое запястье и завязала тугой узел. Нить сдавила руку так сильно, что боль вернула меня в реальность. Я смотрел на потрескивающие в огне дрова…

«Кто ты?» – хотелось спросить, но спустя пару мгновений я уже знал ответ, память возвратилась ко мне.

Рассеянный взгляд задержался на корзинах с клубками нитей. Ткачиха поняла, что вскоре я задам очередной вопрос, и опередила меня:

– Их приносят будущие родители. Дева, понимая, что беременна, начинает прясть нити для будущего пояса. Когда нити готовы, в дом призывают мою падчерицу и через нее просят меня соткать пояс для новорожденного.

Моя голова самопроизвольно закивала в знак одобрения. Казалось, что я все это уже давно знаю и не раз наблюдал. Марья снова прочла мои мысли:

– В детстве ты… – она запнулась, но лишь на секунду, – в детстве ты часто приходил сюда, чтобы посмотреть, как я тку, – улыбнулась она.

«Наверно, поэтому с тобой и происходят все эти вещи», – послышалось мне.

В голове пронеслись воспоминания о солнечных летних днях, проведенных в дубовой чаще, об охоте на туров и подглядывании за обнаженными девицами у озера. Казалось, что эта землянка, скрытая раскидистыми корнями старого дерева, ничуть не изменилась с тех пор. Все та же комната, все тот же очаг и вечный ткацкий стан…

– Раньше ты выглядела по-другому, – вдруг осознал я.

– Лишь выглядела…

Сколько времени прошло с тех пор? А Ткачиха была по-прежнему молода на вид. Постоянной оставалась ее суть, но не внешность, не тело…

Я помню эти зимние обряды. Лес покоится под снегом, голодные хищники рыщут в поисках жертвы, а в деревне готовятся к большому празднику. Воплощение. Торжество жизни и смерти – двух неразлучных супругов. Самое важное время в году, когда деды открывают свои сокровища молодым. Древние и мудрые, сейчас они свободно гуляют среди смертных.

Зимой все становится иным, непонятным, скрытым. Кругом – одни загадки, ответы на которые невозможно найти без погружения под плотный покров поверхностной жизни. Духи любят загадки, и тех, кто может их разгадать. Еще они любят музыкантов и плясунов, ведь они позволяют им войти в свои тела на время и устами вещать людям свои тайны во время игрищ и представлений, коими насыщены зимние дни.

Народ веселится, когда запасы на зиму уже приготовлены, и наступает сезон главного урожая: детки молодоженов один за другим появляются на свет, и дома заполняются звонким плачем – первая песня жизни. Ох, и хлопот же прибавляется! Но вместе с ними приходит и радость. Так уж принято, что чужих детей не бывает и крошек воспитывают всей деревней.

Первым делом, сразу после рождения, волхвы помещали души детей в навью «берлогу» на сохранение, чтобы никакое зло не похитило их коварным образом, придя с холодным сквозняком тихой ночью. В той берлоге тепло и хорошо, души греются под боком у Матери-медведицы, за что она получит щедрое вознаграждение весной.

Воплощение, проявление новых форм – ликов. Это и есть «волхвование» – обращение в иную форму. Волхвы – мастера оборотничества, бродящие в эти дни в диких масках и шкурах. Одним своим существованием они показывают, что личина – лишь следствие замысла, а реальность – проявление духа. Потому их и называли «волхвами», то есть, грубо говоря, «шкурами» или «ряжеными» – лишенные своей индивидуальности оболочки, вместилища говорящих их устами духов.

Источник открыт, в мир вместе с «воплотившимися» приходят и бесплотные духи. Вот тут-то волхвы и держат ухо востро. Они гадают, камлают, вопрошают о будущем, ловят новых помощников. И готовят созревшую молодежь к принятию наследия Рода. По-другому не бывает: какой же ты мужчина, если не вобрал в себя духов? И как ты сможешь воплотить одного из них в потомстве, если в тебе его просто нет?

Вот и забирают в зимние дни волхвы подготовленных молодых ребят на курганы, чтобы те обрели своих духов и принесли их той, на ком скоро женятся.

Веселое время, игривое. Опьяненные духами юноши ходят ряженой толпой по домам своих возлюбленных, пытаясь умыкнуть их от родителей. А девушки ждут и гадают о «суженом-ряженом». Но и родители мудры: заставляют парней доказать, что новоиспеченный жених способен обуздать своих духов и быть хорошим мужем.

Это было время, когда Марья – жена Великого духа – приходила в деревню, чтобы выбрать себе «падчериц», которые будут помогать ей в лесной обители. Одна из них однажды станет новой «Марьей».

– Одна, – проговорил я вслух, и поток моих мыслей прервался. К горлу подкатил ком, но я не мог понять, с чем это связано. Мои воспоминания вновь уносили меня в зимние праздники.

Марья ходила по улицам, одетая в козлиную маску и плащ с разноцветными лентами, поздравляя народ с новыми воплощениями в их семьях. Тут же играли и новые свадьбы, чтобы ранней весной, как только прилетят первые аисты, сообщить благую весть – осенью деревню ждет новый «урожай», и все повторится вновь…

– Приятные воспоминания? – услышал я сквозь свои мысли голос Марьи.

– Да…. Но такие далекие, – рассеянно ответил я.

Ткачиха грустно вздохнула:

– Мы с тобой еще поговорим. Ты только не забудь, что я тебе сказала. Помни об основах.

Не успел я нахмурить в недоумении брови, ибо моя память вновь начинала стираться, как Марья протянула мне клубок из толстой красной нити:

– Держи! Следуй за ним, он выведет тебя из Лабиринта!

Я взял его в руки и моментально обжегся. Глаза ослепил яркий свет, а через секунду все тело пронзила острая боль, лишившая меня всех чувств. Только холод, умерщвляющий тело. Лишь белизна, забирающая остатки разума.

– Он еще дышит! – послышался сквозь мерзлоту мужской голос. – Грузи его, покажем Уорду!

Машина тронулась, взметая за собой снег, который был повсюду: падал с неба, лип к колесам, оседал на коже.

Я лежал в открытом кузове под толстым грубым одеялом. От каждой кочки, на которую наезжал наш транспорт, по телу расходилась ноющая боль. Организм не слушался мозга. Единственное, о чем я мечтал, – уснуть. Все был готов отдать за то, чтобы просто забыться сном, но сидящий рядом парень, чье лицо было не разглядеть за вязанной черной маской, то и дело тормошил меня и что-то говорил на непонятном языке. Ему удавалось держать меня на грани бодрствования, хотя на каждом новом повороте глаза, словно повинуясь инерции, закатывались под веки.

Помню, как машина остановилась перед массивной стеной и широкими ангарными дверями, несколько секунд ушло на переговоры между водителем и дежурным охранником. После этого ворота разъехались, впуская наш транспорт в теплую тьму. Впервые оказавшись вне снега, мой организм совсем расслабился, и я потерял остатки сознания…