Цитаты из книг автора «Александр Пелевин»

Это один из тех ленинградских дворов-колодцев, где так легко заблудиться, перепутать все адреса и забыть, с чем пришел. Их сотни, таких одинаковых, связанных между собой лабиринтами арок, длинных, почти как туннели метро; и если дожди будут длиться так долго, что эти колодцы заполнит вода, она безнадежно заблудится в тщетных попытках добраться до самого верха и выйти на крыши.

нельзя не запомнить губы, произносящие твой приговор.

Врут, что у страха глаза велики; у него и вовсе нет глаз, он слеп, и единственное, чем он чувствует окружение – длинные усики на голове

– Ты знаешь, что это смерть? – продолжала Чернота. – Да, – ответил Гельмут. – А на каком языке говорила с тобой смерть? – На русском. – Смерть всегда говорит по-русски, – сказала Чернота и ушла.

Давайте-ка начнем уже официальный допрос. Я тут шуточек таких шутить больше не буду, все в протокол пойдет, да и вы отвечайте четко и по существу. Это первый допрос, потом будут еще, еще и еще. Работы много. Принято? Гельмут кивнул. – Назовите ваше имя, фамилию, дату и место рождения. – Гельмут Лаубе. Родился 22 июля 1905 года в городе Оренбурге.

Третьяков ваш стукачок, дяденька. А вы думали? Спокойный, проверенный, лишних вопросов не задает? Это вы накосячили, ага, ага. Должны бы знать такие вещи. Если человек не задает лишних вопросов, то, может быть, у него уже есть лишние ответы

От первой же затяжки зашумело в ушах, отвратительный ком поднялся из желудка к горлу, подкосились ноги. Гельмут пошатнулся и схватился за стол. Его стошнило. Он вытер окровавленной рукой дрожащие губы, снова затянулся папиросой, закашлялся. Бросил окурок в лужу крови, затоптал.

Бергнер некоторое время молчал, затем вздохнул и сказал: – Простите, что вызвал эти воспоминания. В самом деле, тяжелая история. Затем он вдруг встал, наклонился ко мне близко-близко – я чувствовал его дыхание – и прошептал, глядя в глаза: – Вы воевали не в Интербригадах. Я сглотнул слюну и промолчал.

По своему опыту перевоплощения я мог бы написать книгу «Как стать русским за полгода». Но в конце добавил бы: никак.

Тишина. Он постоял немного и постучал еще раз. В ответ раздался скрипучий и приглушенный старческий голос: – Иди к черту. Здесь все спят. Значит, здесь все-таки кто-то живет, подумал Гельмут. Снова набравшись смелости, он постучал еще и спросил: – Как же вы спите, если разговариваете со мной? – Я сплю, – ответил голос. – Но ведь сейчас день, – не унимался Гельмут. – Я сплю, – повторил голос за дверью. – Сейчас ночь. Ночью все спят. И ты спишь. Гельмут больше не стучал. Он спустился с крыльца и растерянно оглянулся вокруг. Небо становилось темнее, воздух начал густо просвечивать синим, как обычно бывает в предсумеречные часы, туман на лугу стал плотнее, и запах сырости ощущался густым и холодным. По рукам забегали мурашки. Он подошел к дому напротив – такому же старому, с такими же растрескавшимися бревнами. Постучал – на этот раз в окно. – Не мешай спать, – откликнулись внутри почти тем же голосом, что и в первом доме. Гельмут сглотнул слюну, зачем-то кивнул и зашагал дальше по дороге, к следующему дому. Здесь он не стал стучать, а просто подошел к окну и робко спросил: – Добрый вечер. Есть кто-нибудь? – Все спят, – моментально ответили изнутри, будто ждали его, и голос был таким же глухим и старческим, и у Гельмута сжалось сердце.