***

Эти воспоминания чередой пробежали перед его глазами. Что же касается вчерашнего дня, он был воистину странным. Когда агент отправился на задание, выданное по красному телефону странным, непохожим на обычный людской голосом, он почему-то проигнорировал все подсказки, поданные ему окружающим.

Иванов вспомнил, что лоточники, обычно в это время торговавшие всякой дрянью возле трамвайной остановки, куда-то испарились, поэтому здесь не царило обычного оживления.

Может быть, из-за отсутствия людей на проводах собралась целая стая ворон, с приближением Андрея устроившая настоящий концерт. Синеющий от холода робкий доходяжка, продававший билеты на трамвай, удивленно и несколько испуганно воззрился на птиц, а потом на приближающегося агента. Иванов с пренебрежением покосился на пернатых и попробовал их передразнить. Вышло омерзительно. Вороны с отвращением прекратили грай.

Агент дождался трамвая и проехал несколько остановок. В полупустом вагоне знакомых лиц не оказалось, и Иванов всю дорогу смотрел в окно. Там мелькали деревья, уже тронутые осенью. Он вышел из трамвая, который погрохотал дальше, и чуть не упал, поскользнувшись на влажных листьях – твою мать!

Андрей пересек парк и оказался у здания студии, в котором работал номер 16. Странный номер. Видать, птица важная. Двузначный номер. Да и по красному телефону звонили… Даже после этой мысли его интуиция промолчала. Да, вчера она проспала решительно все, лишив его поддержки.

Иванов немного постоял, чтобы отдышаться. Он решил не заходить внутрь: не хотелось общаться с охраной студии, эти уроды мнили себя слишком важными. Надутые павлины. По правде говоря, Андрей им немного завидовал. Еще бы, доступ к спецраспределителю с питанием для важных шишек, приезжающих на съемки.

Признавшись себе в этом, агент решил все же зайти и спросить у охранников, не заметили ли они необычного поведения. Все тщетно. Ничего полезного они сообщить не смогли. Слишком увлечены каким-то сериалом. Иванов вышел. Автоматические двери закрылись за спиной. Огляделся и не заметил ничего, что навело бы его на след разыскиваемого.

Агент развернулся, и отправился к парку. Немного посидел на лавочке у входа, размышляя, что делать, а потом двинулся прочь от студии. Выбрал самую заброшенную тропинку и буквально через несколько минут ему пришлось похвалить свое шестое чувство: на дорожке отпечатались свежие следы. Это была единственная вспышка интуиции за вчерашний день.

В радостных мыслях о премии за безукоризненно выполненное задание Иванов шагал между деревьями. О важности доходяжки с двузначным номером он больше не думал. В парке стоял веселый птичий гомон. Впереди, в просветах между деревьями, он увидел покосившуюся скамейку. На ней сидел доходяга. Голова свесилась, глаза закрыты.

Вот бы в распределителе оказались конфеты или джем, размечтался Андрей. Как раз бы получилось набрать побольше с премии. Сладкое давно стало единственной его слабостью. Кроме сигарет, разумеется.

Он приблизился к скамейке и остановился. И тут все пошло наперекосяк. Доходяжка вел себя вызывающе и явно не спешил подчиняться. Впрочем, окрик заставил его подать агенту документ.

Как только Иванов прочел реальные имя и фамилию номера 16, он сразу понял, откуда знает его лицо. В прошлом – один из главных оппозиционеров, головная боль правящей элиты. Агент пробежался глазами по карточке, лихорадочно соображая, что же дальше делать. Никаких указаний по поводу задержания он не получил, и теперь приходилось гадать, как поступить.

Любая ошибка могла стоить ему не только премии, но и места в надзоре. А это значит, прощай, дополнительные пайки, прощайте, распределитель, относительная защищенность и жилье повышенной комфортности на первом этаже. Лифт-то работал от случая к случаю, и те, кто жил выше, даже оборудовали лестничные марши откидными сиденьями вдоль стен.

Он выдвинул штрафной корешок. Тот был девственно пуст. Иванов решил снять с себя ответственность и полез в карман за передатчиком. Но тут все окончательно испортилось, потому что Горюнов выхватил свою карточку из руки агента и, пригнувшись, бросился наутек, да так, будто за ним гнался целый полк чертей в облике президента.

Андрей в замешательстве двинулся было в сторону, куда унесся доходяжка, но преследование явно ждал провал. Агент в сердцах топнул ногой. Легче от этого не стало. Тогда он сел на скамейку и вытащил передатчик. Стал репетировать речь, но губы не слушались.

Сердце сжимал страх, липкий пот катился по спине. Явный крах. Учитывая статус задания, ему точно не отделаться простым штрафом. Изгнание из надзора – самое меньшее. Да какое! За такое ему вполне могли вкатать и распыление.

Может, стоит самому… А как? Да, в самом деле как? Повеситься – ни одно дерево не выдержит. Он даже усмехнулся, представив, как пытается найти сук подходящей толщины. Тем не менее оглядел ветви ближайших ясеней. Ничего достойного. Да и веревки нет.

Агент тягостно вздохнул и включил передатчик. Выбрал позывной шефа и скорбным голосом начитал отчет о произошедшем. Добавил, что пытался дважды связаться посредством голоса, но соединения не произошло. Зачем было врать насчет вызовов, если Николай Альбертович все равно немедленно перезвонит сам, как только прослушает отчет, Андрей не знал.

Просто отсрочить неизбежное – решил он и побрел к трамвайной остановке. В управление можно дойти и пешком. Долго, тяжело, но сейчас это его устраивало. Может быть, если не особо торопиться, он даже не успеет до окончания рабочей смены. Пронеслась мысль о том, чтобы броситься под трамвай.

Запиликал передатчик. Номер не отображался.

– Быстро они! – Чуть не выронив аппарат, пробормотал Андрей вслух и нажал «Прием». – Да, слушаю!

На том конце что-то пикнуло, будто включилась запись. Тот же самый голос, что Иванов услышал утром в красном телефоне, заявил, что агенту и его непосредственному начальству завтра необходимо явиться в главное управление. И передатчик запищал отбой. Ни времени приема, ни номера кабинета. Худшие опасения Иванова подтверждались.

Аппарат опять затрезвонил. На этот раз на экране высветилось разъяренное лицо Николая Альбертовича.

– А, твою мать! Нет, ну уж это-то слишком!!! Это выходит уже просто за все рамки! Ебаные ебатулии! Как прикажешь все это понимать? Внутреннее расследование!!! Что надо было натворить, чтобы меня!.. – Багровое лицо начальника искривилось. Ему явно не хватило воздуха для завершения тирады.

– Да… – Попробовал вклиниться Андрей, воспользовавшись паузой, но не тут-то было.

– Чтоб меня вызывали в главное управление! Да я всю жизнь на эту службу положил, два троепутия до пенсии! Ордена! Тебя, сука, пристроил! – И совершенно неожиданно шеф разревелся, слезы текли прямо на его передатчик, капля попала на линзу. Изображение размылось.

Дальше Иванов не мог ничего разобрать в череде всхлипов. Он остановился и растерянно смотрел в экран. Вдруг Николай Альбертович перестал плакать, протер глазок камеры и вперил в Андрея взгляд, не суливший ничего хорошего. – Чтоб через полчаса был тут. – Безапелляционно отчеканил он и отключился.

Иванов кинулся к трамвайной остановке. Шутки кончились. Подставлять начальство никак нельзя, а для этого надо разработать совместную стратегию. К тому же Николай Альбертович единственный, кто, возможно, сможет вытащить его из заварившейся каши.

К счастью, трамвай подъехал сразу же. В вагоне ехало несколько знакомых, но Андрей сделал вид, что не заметил их. Уселся на диванчик, сунув в прорезь турникета служебное удостоверение, и уткнулся в экран передатчика.

Дежурный на входе привычно скользнул взглядом по документу и нажал кнопку, опуская заслонку. Возле лифта его поджидал Добряков. Он расплылся в фальшивой, сочащейся ядом улыбочке и похлопал Иванова по спине.

– Тебе на шестой. В шесть тыщ пятнадцатый. Альбертыч уже там. – Добряков славился способностью порадоваться несчастьям окружающих. Андрей был уверен, что и сейчас коллега по собственной инициативе вызвался проводить его, чтоб лишний раз позлорадствовать.

По выслуге лет Добряков уже дорос до должности начальника отдела и отстранение Николая Альбертовича открывало перед ним эту замечательную возможность на пару троепутий раньше.

В лифте Добряков деланно сокрушался, доведя Иванова до бешенства. Между пятым и шестым Андрей, до этого ни разу не взглянувший на коллегу и не отвечавший на его якобы сочувственные сентенции, повернулся и прошипел что-то нечленораздельное.

Тот опешил и попытался придумать в ответ что-нибудь убийственное, но тут двери лифта открылись. Иванов схватил его руками, отодвинул в сторону и чуть ли не бегом бросился к указанному кабинету. Добряков хотел крикнуть ему вслед сформулированную наконец реплику, но лифт лишил его этой возможности, двинувшись дальше.

Агент дошел до двери с нужной табличкой и отдышался. Рядом со считывателем светилось табло с его фамилией. Он приложил к нему удостоверение, и замок щелкнул. Иванов вошел в просторную комнату. Раньше ему тут бывать не доводилось. Всю стену, где должно было бы находиться окно, занимал гигантский мерцающий трехмерный экран. Спиной к нему в широком кресле сидел Николай Альбертович.

Молчаливый спецагент, обслуживающий лабораторию, нажал на кнопку, и из пола выскочило кресло для Андрея. Он уселся и приготовился терпеливо слушать начальника. Тот молчал. Пауза затянулась. Иванов был готов к тому, что на его голову сейчас падут все громы и молнии, но никак не к такому. Огляделся. Лаборанта нигде не видно, будто спрятался в одной из камер, откуда выезжали кресла.

Молчание становилось гнетущим. Наконец Андрей не выдержал. Он начал робко, но по мере рассказа распалился. Странное дело, Николай Альбертович, натура в чрезвычайной мере экспрессивная, сидел и внимательно слушал, ни разу не перебив. В конце он встал и молча пожал ему руку. Значит, объяснение и план ему понравились.

Приехав домой, Иванов закрылся на кухне, курил одну за другой и думал о том, что ждет его завтра. Спать он лег за полночь, с трудом выиграв битву с бесформенной посапывающей массой жены за место на кровати.

***

И вот, Андрей теребил плащ, стоя в большой приемной первого уполномоченного по внутренним делам. Вокруг почтительно переминались с ноги на ногу другие агенты. Чином повыше полусидели на специально оборудованных шестиногих стульях с наклонными сиденьями, обитыми кожей. Стулья были одинаковой высоты, поэтому не для каждого оказывались удобными, однако если по рангу полагалось сидеть, то приходилось терпеть.

Четверо секретарей, развалившихся в крутящихся кожаных креслах со специально усиленной рамой, которая выдерживала их вес, с надменными лицами колдовали над попискивающими факсами. У каждого из них на столе стояло не меньше трех аппаратов, постоянно изрыгающих из себя ленты предписаний.

Двое служащих рангом пониже по знаку начальства насколько могли быстро разносили свитки, раскладывая их по ячейкам. Все служащие были обычными людьми – доходяжкам сюда доступа не было. После проглоченного документа ячейка издавала ФТУУУНПЩ – почта отправлялась в чей-то кабинет.

Время от времени высокие двери беззвучно распахивались, и по знаку молчаливого первого секретаря, у которого на столе помимо факсов стоял еще и портативный компьютер «Эльбрус», к первому уполномоченному отправлялся очередной агент или целая группа.

Выходили реже. Иванов поежился. О внутренних коридорах, ведущих из кабинета, ходили зловещие слухи. Обычно агент, который не вышел обратно в приемную, считался отправленным на спецзадание. Так ли это было, доподлинно никто не знал.

Конбеев, служивший в соседнем кабинете, как-то шепотом поведал Иванову о своем коллеге, который отправился в управление внутренних дел и прямиком оттуда «с опасным поручением к границе». А через два дня Конбеев вез жену и детей этого специального агента на Старую Басманную, где с рук на руки передал троим уполномоченным.

– Знаешь, это жуть. – Шептал Конбеев Иванову, дыша смесью колбасного перегара и грибного паштета, который выдавали на обед. – Я никогда не забуду ее глаз. Мне Ведерыч приказал – езжай, говорит, на служебной машине к ее дому, забирай ее вместе с детьми и вези на Басманку. Ну, я радостно хватаю бумажку, ставлю печать на 5 этаже у нас там – и погнал. Приехал, в квартиру захожу, а они уже одеты. Вещей с собой нет, только у младшого в руках робот какой-то из мультиков этих.

И она дверь в комнату так закрывает, понимаешь, как будто прощается. Молчит, ну и я молчу, а что мне говорить. Выходим, спускаемся, сажаю их в машину всех на заднее сиденье. Умещаются они плохо, но терпят. И вот везу я их, а в зеркало ее глаза вижу. До самой души проняло меня, понимаешь, такая боль в глазах этих. Будто не на программу защиты ее везу, а куда на расстрел или распыление. Вот ужас-то!

Через несколько месяцев Конбеев сам отправился в кабинет, в который сейчас дожидался очереди Иванов. Больше Андрей его не видел. В служебной столовой на месте Конбеева на следующий день сидел какой-то новичок с шестого этажа.

Когда уже внутрь-то позовут?! Иванов ожесточенно пытался вытеснить жуткие мысли, навеянные воспоминаниями о Конбееве, и со смесью жалости и отвращения поглядывая на мучения Николая Альбертовича, который, стараясь не привлекать внимания, елозил по наклонному сиденью, положенному ему по рангу.

Николай Альбертович Коноплев, тесть Иванова, стал поперек себя шире задолго до введения чрезвычайного положения и единственного настоящего питания – любил человек покушать. Ростом же он не вышел, поэтому стул, рассчитанный на среднестатистическую высоту 177 сантиметров, был для него настоящей пыткой. Он не мог ни угнездиться на сиденье, потому что пришлось бы оторвать ноги от пола, ни привалиться к нему спиной – вряд ли позвоночник мог так изогнуться.

В органах внутренних дел Коноплев тоже оказался задолго до того, как это стало модным, – еще при Горбачеве. Впрочем, никаких особых успехов у него не нашлось, и при формировании специального бюро его заявку на прохождение теста отклонили. Из расформированной полиции Коноплева перевели в надзор, единственное, на что хватило его связей – протащить в свой отдел зятя.

Двери кабинета распахнулись, оттуда высыпало сразу несколько людей, прежде заходивших по одному. На их лицах явно читалось облегчение. Следом за группой катился в огромном моноколесе человечек, ширина которого явно обогнала рост. Огромные кисти с лопатообразными ладонями безжизненно висели по бокам бочкообразного туловища. Он казался слишком жирным даже для обычных людей.