Что-то изменилось. Мысли о прошлой жизни пугливо исчезли, будто и не было. В парке быстро темнело, между деревьями пролегли длинные тени. К нему приближались двое. Среди стволов их еще не видно, зато слышны голоса. Они не были визгливыми, значит, принадлежали доходяжкам, таким же, как он сам.
Обычные люди уже не могли говорить нормально. Все из-за единственного настоящего питания. Олег видел, как перестраивается организм после его употребления. Человек, хотя бы раз отведавший такой еды, начинал расползаться, а при регулярном рационе становился похожим на фигурку, составленную из воздушных шаров, надутых нерадивым продавцом с разным усилием.
Говор обычных людей звучал под стать их облику – будто шарики, из которых они состояли, начинали сдуваться. Хлюпы, взвизги, присвист, из-за искаженного тембра их речь больше напоминала озвучку злодеев-инопланетян из детских мультиков.
Единственное настоящее питание выдавалось не всем, его нужно было заслужить. Только истинные патриоты получали довольствие. Проклятая часть общества, к которой относился Олег, имела право только на хлеб, лук и воду. Эти продукты не входили в список национально поддерживаемых.
Люди, сидевшие на таком пайке, не меняли комплекции. По сути, они оставались нормальными и в целом здоровыми, но обществу патриотов нужны были враги. Враги, вызывающие зависть и ненависть. Враги, удерживающие все внимание обычного человека. Отбросы, которых заставили выполнять всю работу в стране. Телевизор окрестил их доходяжками.
Что ж, судя по приближающимся голосам, звучащим нормально, – доходяжки, а значит, и вопросов задавать не должны. Олег решил дождаться, пока они пройдут мимо. Ему не хотелось ни с кем разговаривать: слишком многое навалилось разом. Сколько времени он провел как в тумане? Его чем-то опоили?
Среди деревьев показались две фигуры. Он опустил голову и сделал вид, что оттирает грязь с коленки. Двое приблизились и замолчали. Олег, не поднимая голову, утюжил брюки обеими руками и не слышал ничего, кроме шороха материи и собственного дыхания.
Значит, те двое просто остановились и молча смотрели на него. Выглядело это очень странно. Им полагалось пройти мимо. Не разрешалось праздно разгуливать и разговаривать с чужаками, да и много чего еще. Даже на трамвае ездить.
Запретов так много, что запомнить все не представлялось возможным. В день появлялось три-четыре новых: правительство старалось изо всех сил. На обычных людей все эти табу, как правило, не распространялись. Прошло около минуты.
– Ну и долго комедию будем ломать, номер 16? – Голос звучал насмешливо.
Олег перестал оттирать воображаемую грязь, разогнулся и взглянул на подошедших. Этот денек выдался полным сюрпризов. Оба незнакомца выглядели как доходяжки, но при этом одеты в фабричные костюмы превосходного качества, поверх которых накинуты плащи из настоящей кожи. Из глубин сознания всплыл Высоцкий в роли сыщика МУРа.
У одного типа были солнечные очки, подобранные к форме лица. Интересно, что он сейчас мог увидеть в сгущающихся сумерках. Второй, повыше, попыхивал трубкой. На заброшенной тропинке они выглядели существами из другого мира. Точнее пришельцами из прошлого. Вдалеке опять прогрохотал трамвай. Олег завороженно смотрел на незнакомцев и молчал.
– Во-первых, сразу предупрежу: решишь побегать, будет хуже. – Не вытаскивая изо рта трубки, пропыхтел высокий. Над ней в конце его фразы вспух небольшой клуб дыма, словно демонстрируя серьезность намерений.
– Нет, нет! Я ни в коем случае… – залепетал неожиданно для себя Олег. Его недавняя решимость исчезла. Он словно перестал быть Олегом, превратился в номер 16. Сознание стало затуманиваться, даже краски вокруг померкли.
Он больше не чувствовал аромат листвы и хлеба. Ему было совершенно все равно, что случится дальше. Сил на сопротивление не осталось, мысль о побеге промелькнула, но не вызвала никаких эмоций. Как во сне он вынул из кармана карточку, но, повинуясь жесту типа в очках, положил ее обратно.
– Очень любопытно, – обращаясь скорее к своему спутнику, чем к Олегу, сказал тип в очках. – Никаких симптомов. Уж не перепутал ли этот Иванов из надзора?
– Перепутал или нет, это мы непременно выясним, но и здесь подстрахуемся. – Голос человека с трубкой показался еще более зловещим, чем прежде. Тип рванулся вперед и схватил его за руку чуть ниже локтя. Движение столь стремительное, что Олег и дернуться не успел. Впрочем, номер 16 и не собирался этого делать. Зачем?
Пальцы чужака оказались неожиданно теплыми, что пробудило какие-то ассоциации. Кто-то так же прикасался к нему теплыми руками, только это предвещало что-то хорошее. Сосредоточиться не получалось, мысли казались каменными глыбами, чтобы их додумать, пришлось бы закатить их на гору. Сизиф, Сизиф, Сизиф.
Заломило в висках. А от стальной хватки странного доходяжки в кожаном плаще рука стала понемногу неметь. Олег слабо удивился силе незнакомца. Это тоже что-то напоминало, но ноющая боль в висках не прекращалась.
Хватка неизвестного не ослабевала, при этом второй рукой он сноровисто закатал рукав пальто безучастно наблюдавшему за этими действиями номеру 16. Одним движением человек с трубкой выхватил из кармана странный предмет, похожий на шприц, и Олег почувствовал укол. Он с удивлением смотрел на свою руку, ощущая на ней чужие пальцы, но не замечая ни их, ни вонзенной в нее иглы. Вокруг клубился едкий дым от трубки.
Рука налилась тяжестью. Олегу чудилось, что она растет в размерах. Сколько продолжалась инъекция, он не знал, но вскоре ему стало казаться, что его рука похожа на ствол ясеня, покрыта такой же корой. Пришла осень. C ветвей ясеня облетают желтые листья, падают, устилают все вокруг, кружатся в воздухе. Земля становится холоднее, дерево засыпает. И больше нет вокруг ничего, только порывы ветра. Боли нет. Тишина. Темнота.
Иванов нервничал. Вчерашний понедельник был странным. Началось все с того, что на подоконнике их кабинета появился голубь, который стал разгуливать по карнизу и пялиться на агентов. Казалось, птица ведет себя вызывающе. Добряков, сидящий ближе всех к окну, запустил в голубя скрепкой. Она брякнула по стеклу и косо отскочила. Иванову почудилось, что птица поморщилась. Под гогот коллег она снялась с подоконника, и тут у Иванова на столе зазвонил красный телефонный аппарат.
Это и вовсе выбивалось из привычного ряда событий. За долгие месяцы его работы в надзоре, которые теперь назывались не месяцы, а троепутия, по красному телефону агенту не звонили ни разу. Однако рефлексы сработали быстрее сознания: он как на учениях схватил трубку и браво выкрикнул «Иванов Андрей, четвертый участок!»
Голос в трубке тоже показался агенту странным, каким-то бесцветным, пресным, никаких ноток, присущих обычным людям, не звучало в нем. Впрочем, удивляться тогда не было времени. По инструкции следовало внимательно выслушать и записать распоряжения.
Голос сообщил о том, что пропал доходяжка, порядковый номер 16. Вышел из здания второй студии (первая находилась в самом центре, возле Кремля), в котором работал, на несколько часов раньше обычного. Приказали найти его, выяснить причину поведения, доложить непосредственному начальству в течение суток.
Андрей неплохо знал район, видимо, поэтому поиски поручили ему. Он связался с управлением наблюдения. За два часа ни один из автоматических фиксаторов в районе проживания номера 16 совпадений не обнаружил, то есть доходяжка пока так и не добрался до своего жилища. Очень подозрительная история.
Агент покинул второе управление надзора. Не стал надевать плащ, а перекинул его через руку. Сначала Андрей зацепился им за угол стола в кабинете, потом за ручку двери на выходе из здания. Тогда он и не обратил внимания, но сейчас, по прошествии времени, эта маленькая деталь его путешествия показалась знаком, не сулившим ничего хорошего.
Дверь учреждения скорбно хлопнула за спиной. Иванов переложил передатчик из брюк в карман плаща и зашагал от голубой высотки. Когда-то композиция из странных многоэтажных прямоугольников называлась жилым комплексом «Два капитана», а рядом располагалась станция метро «Щукинская». Теперь одно здание стояло заброшенным, а в другом разместилось второе управление надзора.
Агент шел мимо трамвайных путей в сторону разросшегося и неухоженного теперь парка. В голове роились запрещенные мысли, вытянутые из подсознания воспоминаниями о подземке. Жизнь для него навсегда разделилась на до и после.
Тогда он был молодым, здоровым и брутальным, ездил на подержанном внедорожнике и имел красавицу-жену с молчаливой тещей и веселым тестем. После же – стал служащим организации, которую не уважал, расползся и разлезся, оказался лишен личной машины и многих других привычных вещей. Так сложились обстоятельства, но он часто мечтал, чтобы они сложились иначе.
Теперь метро работало лишь в пределах кольцевой линии. Не той, что запустили всего несколько лет назад, а старой, обозначенной на схемах коричневым цветом. Обычно Андрей выходил из здания через другой подъезд и заколоченный вход в метро не попадался ему на глаза.
Подспудно Иванов понимал: как раз чтобы избежать этих мыслей, он и делал крюк по лабиринтам гигантского полупустого первого этажа, в котором раньше располагались торговые точки и огромный спортивный магазин. Его названия агент уже не помнил, зато до сих пор носил купленную там шапку.
Пару лет назад этот путь через заброшенные помещения нашелся совершенно случайно. Оппозицию тогда еще не добили, единственное настоящее питание только вводилось, а мрачные дружины патрулировали улицы. В недавно открытое второе управление надзора, куда его пристроил тесть, ожидалось прибытие какой-то важной особы. Иванова отправили за документами в 46 районное отделение.
Бумаги, как всегда, нужны были срочно, и, тогда еще не располневший до состояния обычного человека, Андрей лихо преодолел три лестничных марша и направился к выходу. Не тут-то было. Дежурный получил строгое распоряжение никакой сутолоки не устраивать, поэтому красноречиво указал Иванову на лестницу.
Агент помянул высокое начальство, приезд которого наделал столько переполоха, и собрался отправиться наверх без документов. Но тут заметил, что за ступеньки ведет небольшой проход. До этого Иванов не обращал внимания на этот коридорчик. Мало ли что там находится.
Возвращаться в кабинет без нужных начальству бумаг не тянуло, и он двинулся на разведку. Коридор быстро закончился. За ним оказался закуток, на первый взгляд казавшийся тупиком. Андрей готов был пойти назад, но что-то остановило его.
Иванов привык доверять интуиции. Она редко его подводила. Медленно пересек небольшое, слабо освещенное пространство и остановился у стены. Присмотревшись получше, разглядел, что это не стена, а двустворчатая дверь от пола до потолка. Ручки не было. По очереди толкнул сначала левую, потом правую. Первая осталась совершенно неподвижной, а вторая открылась легко и бесшумно. За дверью – еще один коридор, плохо освещенный и изгибавшийся метрах в трех.
Сперва агент попробовал закрыть и снова открыть дверь, находясь в закутке. Все прошло гладко. Тогда он скинул куртку и проверил прием сети на передатчике. Зайдя во внутренний коридор, опять провел эксперимент с дверью. Изнутри ручки тоже не было, но по кромке створки шел кант, потянув за который, Иванов без труда открыл ее.
Подумав, что в неразберихе, что творилась по случаю приезда важного гостя, его с документами хватятся не скоро, отправился исследовать обнаруженный лаз. Ему даже не пришло в голову вернуться в кабинет и доложить о находке. Тогда с дисциплиной было куда проще. Он со значительно большей вероятностью мог быть оштрафован Николаем Альбертовичем за то, что вернулся без бумаг, чем за то, что двинулся «в обход».
Повернув за угол, Андрей оказался перед зияющим проломом в стене. Раньше тут находился тупик с вентиляционными шкафами, остатки которых скорбно обрамляли дыру. Оборванные патрубки легко помахивали бахромой обмотки на слабом сквозняке. Пролом большой, в него легко мог пройти конь с седоком на спине или средней величины слон.
Сначала Иванову показалось, будто за дырой в стене мрак, но сделав несколько шагов вперед и оказавшись на границе проема, понял, что ошибся. Вокруг хватало света. Потолок терялся в темноте, но кое-где с него на проводах свисали люминесцентные лампы. Некоторые неярко, будто в четверть мощности, горели.
Агент отправился бродить по заброшенному лабиринту, пытаясь добыть что-нибудь ценное. Напрасная трата времени. Мародеры уже давно все здесь прошерстили.
Огромный зал раньше был разгорожен на много отдельных помещений разного размера. Сейчас большинство внутренних стен и панелей оказалось разломано, повсюду царил кавардак. Пространство под ногами завалено тряпьем, пленкой, битым стеклом, обломками бывших прилавков и стендов. С пола таращились рекламные плакаты с довольными улыбающимися людьми.
Внезапно Иванов замер: на границе света что-то было. Подойдя поближе, он едва смог унять стук сердца: какой-то шутник за ногу подвесил к потолочной балке детскую ростовую куклу, перед этим основательно изуродовав ее. Из глазниц торчат смятые бычки. Издалека их можно принять за гигантские слипшиеся ресницы.
Прошел час или около того, прежде чем Андрей окончательно убедился, что поживиться здесь ничем не получится. Он хотел уже возвращаться, но тут его посетила другая мысль. Иванов двинулся вперед, пока не оказался у заколоченного изнутри окна.
Сквозь щели бил солнечный свет, быстро терявшийся в полумраке, царящем в этом запустении. Прикинув, где должен находиться главный вход в здание, Иванов отправился вдоль забитых окон. Не прошло и пары минут, как он оказался в просторном холле. Света здесь было больше: стеклянные двери, неряшливо замазанные изнутри серой краской, пропускали достаточно солнечных лучей.
О проекте
О подписке