Лидировали московские армейцы, набравшие 19 очков. Вторым шёл «Химик» с 16 очками. За ним с 14 очками шли ещё три московские команды «Спартак», «Динамо» и «Крылья Советов». По 11 очков имели «Автомобилист» и «Динамо» (Киев), делившие шестое проходное в финал и седьмое не проходное места. Далее 9 очков имел «Локомотив», по 8 очков набрали СКА (Ленинград), «Торпедо» (Горький) и «Трактор» (Челябинск). А замыкала строй «Сибирь» (Новосибирск) не набравшая ни одного очка.

По итогам второго круга только шесть команд допускались до финального четырёхкругового турнира. Остальным же предстояло бороться за право остаться в когорте сильнейших команд.

Сам, оставшись в когорте сильнейших студентов, Платон теперь был уверен в себе. К тому же и на работе у него всё было идеально – лучше не придумаешь. Мечты о Тане Линёвой теперь не отвлекали его, а на работе у него была возможность заниматься. Он уже так втянулся в учёбу, что это вошло даже в его подсознание.

Но рано утром в субботу 2 ноября оно подвело Кочета. Тот сам проснулся и стал собираться на работу, пока из-за этого проснувшаяся мать не остановила его.

– «Сынок! А ты куда собрался? Сегодня же суббота!? Или тебе куда-то надо? Давай ложись и спи, сколько захочешь!» – ласково погладила она Платона по спине, словно сгоняя с неё сон или наваждение.

– Да-а! Платон видимо заучился?! Недаром говорят, что в Бауманском трудно учиться, и кое-кто даже с ума сходит!? Надо будет за ним понаблюдать! – разволновалась Алевтина Сергеевна, снова ложась спать, но тщетно пытаясь уснуть из-за продолжившегося волнения за сына.

В эту субботу Павел, Настя и Платон съездили в Москву и купили мужчинам, одинаковые по фасону и цвету, пиджаки спортивного покроя со скошенными и закруглёнными плечами из ткани «смесовки», представлявшей собой соединение шерсти с синтетикой.

Пиджаки были неопределенного тёмного цвета, похожего на смесь тёмно-серого с редкими разноцветными ниточными вкраплениями, в том числе синтетическими. Они были тёплые и с толстыми плетёными пуговицами на металлических ножках.

– «Теперь вы будете сразу узнавать друг друга в толпе, и отличаться от всех!» – одобрила покупку Алевтина Сергеевна.

– «Да! Особенно Павел! – пошутила уставшая Настя, довольная покупками для мужа и брата.

Но замечен был и Платон. Вечером в понедельник 4 ноября Виктор Саторкин, в институте увидев Кочета в обновке, да ещё и в белой рубашке с зелёным, плетённым из синтетических нитей, офицерским галстуком, не удержался от завистливого комментария и неожиданного вопроса:

– «О-о! Никак Платону нас в обновке?! Ты стал, прям, как жених!? А, кстати! Как там у тебя дела с твоей Татьяной?».

– «Да плохо совсем! Она ещё летом уволилась и увлеклась парашютным спортом!» – начал на ходу сочинять Платон.

– «У-у! Однако отчаянная она у тебя девушка!» – удивился Саторкин.

– «Уже не у меня!».

– «Ч…что? У…уже бросила т…тебя?!» – от неожиданного внутреннего злорадства, связанного с завистью к красивому товарищу, стал уже заикаться Виктор.

– «Да нет! Ещё четвёртого сентября насмерть разбилась!».

– «К… к… как н… насмерть?!» – вдруг широко открыл свои глубоко посаженные серые глаза Виктор.

– «Ну, как, как?! Прыгала на соревнованиях с парашютом восточнее Сызрани, а ветер с водохранилища снёс её на мост через Волгу, и при приземлении она неудачно ударилась об арматуру этого железнодорожного моста! Вот и всё!» – окончательно «убил» Кочет Линёву.

– «Вот эт…то да-а!? И ты нам ничего не говорил?! П…латон, прими соболезнование!» – протянул он Кочету влажную от волнения ладонь.

– «Да чего уж теперь-то?! Хе! Прошло ровно два месяца!» – коротко пожал он её, быстро одёрнув руку, понимая, что нагло врёт искренне соболезнующему товарищу.

– Ладно! Пусть будет так! Слово – не воробей! Что сказано – то сказано! Из песни слов не выкинешь! И теперь забудем это навсегда! – решил Платон.

На следующий день 5 ноября, на состоявшихся в США, президентских выборах, победу одержал кандидат от республиканской партии Ричард Никсон.

Но большинство советских людей, к коим относились и все Кочеты, эту новость встретили индифферентно. Ведь в независимости от принадлежности власти в США одной из двух, сменяющих друг друга, партий их внешняя политика по отношению к СССР всегда оставалась неизменной.

А в нашей стране после короткой трёхдневной рабочей недели наступило праздничное торжество, воспользовавшись которым Платон съездил в гости к Гавриловым. Но сначала он с утра 7 ноября традиционно посмотрел парад на Красной площади, засобиравшись в гости сразу при начале трансляции демонстрации трудящихся.

У Гавриловых он узнал об их летнем проживании на новой даче, успехах всех дочерей генерала в учёбе, и о других семейных и прочих новостях, поделившись и основными своими, главным образом в учёбе, и замужеством Насти.

А вечером все вышли прогуляться на Кремлёвскую набережную и посмотреть салют. Там же Платон и распрощался со всеми, на Аннушке проехав по Бульварному кольну до Сретенки, чтобы, переночевав у отца, утром вместе с ним отвезти на дачу тяжёлые вещи, а на обратном пути взять домой яблоки. В то же день на дачу за яблоками заехали и Настя с Павлом.

Вечером 8 ноября в финале кубка СССР по футболу московское «Торпедо» победило «Пахтакор» 1:0 и получило право на будущий год играть в розыгрыше Кубка обладателей Кубков европейских стран.

Весь третий празднично-выходной день 9 ноября Платон отдыхал дома, выполняя институтский домашние задания.

А в середине начавшейся длинной рабочей недели Владимира Ильича Лазаренко призвали в армию. Но проводы этого друга Платона в армию были чисто семейные, потому скромные и без лишних гостей.

– «Хорошо хоть, что тебя сейчас в армию не взяли! А то вон у нас говорят, что в Чехословакии несколько наших ребят погибло!» – вдруг дома озаботился Павел, напугав тёшу.

Также в армию из двадцатого цеха этой осенью забрали ровесников Кочета Юру Алёшина, Михаила Ветрова, Витю Кондакова и Бориса Лапшина.

Платон пока не знал, кто из мальчишек их класса, кроме него, Сталева, Гриненко, Донова, Клыкова, Мельникова и Терентьева ещё поступил в институты, а кого ещё, как Ветрова, Лазаренко и Смирнова, забрали в армию.

Так что в цехе из друзей и товарищей поколения Кочета остались только два Валеры – Панов и Попов. Причём первый всё время был рядом с Платоном, а второй на третьем курсе уже засобирался переходить на работу ближе к своей институтской специальности. Ведь он уже почувствовал свою силу, и не только, как студента.

Ведь этим летом он совершил чрезвычайно важный для своего нового коллеги по фрезерному участку Володи Першина поступок, весьма существенно повлиявший на последующую жизнь того.

Валерию, вольно или невольно, пришлось сыграть роль настойчивого наставника для коллеги по цеху. Он сначала убедил, а потом помог тому подготовиться для поступления в МВТУ и буквально чуть ли не насильно повёз того в приёмную комиссию.

А для придания Першину уверенности в своих силах Попов польстил тому, назвав его хорошим, умным и достойным человеком. И Володя поступил в институт, чему был несказанно рад и чрезвычайно благодарен Валерию Попову, теперь считая его своим лучшим другом.

И Платону тоже невольно пришлось делить эту дружбу, начавшуюся ещё в начале лета. Тогда он узнал, что сильно хромой на одну ногу Володя, играя в футбол в армии, получил тяжёлую травму с переломом ноги, однако в итоге не помешавшую ему коллективно получить первый разряд по футболу.

И Кочет проникся тогда к нему уважением, совсем скоро ставшим взаимным. К тому же Володя всегда стремился участвовать в разговорах умных парней и в их шутках, и соответствовать их пониманию юмора. А они помогали, тянущемуся к ним старшему по возрасту товарищу, особенно работавший на соседнем с ним фрезерном станке Валерий.

И теперь третьекурсник Попов, почувствовавший вдобавок и благодарную роль наставника, решил пойти дальше по карьерной лестнице. И для дальнейшей работы теперь уже по специальности, он вполне естественно выбрал КБ-8, занимавшееся разработкой двигательных установок, в частности жидкостных реактивных двигателей (ЖРД) и других энергетических установок. Но отдел кадров направил Попова на работу в Отдел Главного технолога на должность техника, с испытательными двумя месяцами, где он должен был заниматься трубопроводами для ЖРД и их испытаниями, что, кстати, тоже не противоречило его институтской специализации.

Так что теперь на первом этаже цеха № 20 у Кочета остались только старшие его по возрасту прежние приятели – Василий Иванович Каширин, Яков Александрович Родин и Валерий Жак, к которым он периодически ходил с удовольствием «поточить лясы». И в этом Кочет увидел новую для себя стабильность.

Стабильно стало и в квартире Кочетов – Олыпиных. Утром все расходились и разъезжались на работу и учёбу. А к вечеру, по пути пройдясь по магазинам, постепенно собирались в квартире, в которую в двадцать три сорок последним входил Платон. Алевтина Сергеевна всегда ждала сына с сытным ужином. А аппетит у того осенью был отменным.

– «Мам! А ты обратила внимание, что на меня уже вторую осень подряд нападает жор?!» – спросил Платон маму, с удивлением увидевшую, как тот прямо из сковороды доедает её бывшее полным содержимое из голубцов с мясом.

– «Да уж! Аппетит у тебя, скажем прямо, стал зверским! Ты за раз смолотил то, что я приготовила на всех на завтрашний день!? Но ничего! Я Настю попрошу приготовить! Но это вполне объяснимо! У тебя вон, какие нагрузки?! Ты работаешь и учишься весь день!» – успокоила она сына.

– «Ой! Извини! Очень вкусно было, и я за разговором как-то не заметил!? А мне бы наверно хватило и половины!».

– «Да ничего! Всё нормально! Мне же интересно было послушать, как прошёл твой день! А то, вон, от Насти теперь слова не добьёшься! Только и слышу – всё нормально! В общем – другая семья!» – успокоила сына Алевтина Сергеевна, сокрушаясь лишь уменьшению контакта с дочерью.

– «Да, другая…, одним словом, Олыпины!» — согласился с матерью Платон, про себя загадочно улыбаясь.

– «И ты, когда женишься, тоже наверно не будешь со мной разговаривать?!».

– «Ну, почему же? Да и когда это будет?! И потом, мне всегда было приятно тебе и папе рассказывать о моих делах, особенно об успехах!».

– «Да! Ты у нас большой любитель похвастаться!».

– «Мам! А перед кем мне ещё хвалиться, как не перед ближними родственниками и друзьями?!».

– «Да, ты прав! Иначе это будет бахвальство! И кто-нибудь из завистников непременно сглазит твой успех?!».

– «А я в сглазы не верю! Это сам человек виноват! Зазнаётся и перестает работать, как надо! Вот успех и ускользает от него, уходит к другому – старающемуся!».

– «Может быть, может быть? Но насчёт сглаза ты не прав! Они разные бывают! О некоторых ты даже никогда и не узнаешь, а они есть! Не раз проверено!».

– Не, мам! Уж, извини, а с тобой вместе жить я, скорее всего, не смогу!? Во всяком случае, долго!? Я же тебе как-то давно говорил об этом?! – молча про себя, всё ещё говорил с матерью Платон, уходя спать.

А на работе его ждали неспешные хлопоты с обустройством их нового участка и домашние институтские занятия, в частности решения примеров по математике, что он любил делать именно на работе в кабинете начальника.

Познакомиться с создающимся участком Д.И. Макарычева в этот день пришли две молодые женщины – инженеры-металловеды из лаборатории магнитных материалов Валерия Кроликова. Это была симпатичная кареглазая брюнетка – дочь генерала – Татьяна Покровская и её коллега-подруга – страшноватая на лицо, но фигуристо-рельефная, шикарная кареглазая блондинка Наташа. Платон их увидел, возвратившись с обеда, когда в одиночестве дежуривший на участке Валера Панов, расплывался в улыбке, проводя для них экскурсию. Поэтому Платон поначалу и удивился, увидев их здесь и впервые с ними поздоровавшись. Он их видел и ранее, когда эти две незамужние и в полном соку молодые женщины в обеденный перерыв дефилировали от шестнадцатого корпуса мимо двадцать четвёртого, в котором работал почти весь цвет мужского интеллекта ЦКБМ. Но изредка компанию им составлял лишь один их товарищ по институту – рыжий и толстозадый нарцисс Евгений Зайцев, больше любивший женское общество, нежели мужское, и пытавшийся походить на молодого Фридриха Энгельса.

– «А вот и наш красавчик гений пришёл! – с облегчением посмотрел Панов на входящего Кочета – Платон! Эти девушки к… тебе!» – неожиданно пошутил он, разошедшийся от неожиданно долгого внимания к себе со стороны красивых женщин.

– И чего это ты, дурачок, перед старшими тебя по возрасту красавицами бисер мечешь?! Ведь ясно, что не ко мне и не к тебе они пришли!? – мелькнуло несколько ревнивое в голове Кочета.

– «А я подумал, что это ты опять кого-то закадрил?!» – по инерции и не к месту пошутил он, в итоге вгоняя в краску всех, даже себя.

– «Извините! – поначалу обнадёжил он женщин своими манерами – А вы, наверно, к Дмитрию Ивановичу?!».

– «Да, нет! Дмитрий Иванович нам уже рассказывал! Мы теперь решили сами посмотреть! Нам ведь придётся вести всё технологическое сопровождение!» – объяснила Татьяна.

– «А-а! Понятно!» – протянул Платон, переводя и задерживая свой плотоядный взгляд на вызывающих формах Наташи, что обе женщины заметили.

– «Валер, спасибо вам за рассказ и показ! – обратилась Татьяна к Панову – До свидания! Мы к вам ещё придём, когда станок заработает, и вы нам покажете!?» – перевела она уже свой, изучающий, взгляд на Платона.

А тот застеснялся от внимания к своей персоне, как девочка, опустив глаза, заливаясь румянцем и попрощавшись.

Попрощаться пришлось и с XXX-ым чемпионатом СССР по футболу, завершившимся 17 ноября и ставшим самым протяжённым в истории СССР.

Киевляне, избравшие стратегией – победа дома и ничья в гостях, выполнили свою запланированную норму в 75 % очков, в 38 играх набрав 57 очков. Вторым стал «Спартак», набравший 52 очка.

Третьими с 50 очками остались земляки торпедовцы, за которыми на четвёртом месте и с таким же количеством очков расположились армейцы столицы. А на пятом месте в итоге закрепилось и «Динамо» (Москва) с 47 очками, на очко, опередившее своих минских и на два – тбилисских одноклубников.

От семёрки сильнейших команд на семь очков в итоге отстали «Черноморец» и «Нефтчи», за которыми на десятом месте оказался московский «Локомотив», набравший 37 очков.

От этой десятки команд на три очка отставала ещё шестёрка команд: «Зенит» (34 очка), СКА и «Заря» (по 33), «Шахтёр» и «Кайрат» (по 32) и «Арарат», набравший 31 очко.

«Пахтакор» и «Крылья Советов» завершили чемпионат с 29 очками, а кутаисское «Торпедо» с 28 очками. А на последнем двадцатом месте так и остались динамовцы Кировабада, набравшие 19 очков и выбывшее во вторую группу класса «А».

Среди, окружавших Платона, футбольных болельщиков теперь оказался и Павел Олыпин, как земляк, пока безуспешно болевший за «Шахтёр» (Донецк). Но он радовался и успеху киевлян, три года подряд не пускавших на высшую ступень московские команды. Иногда он с Платоном, но лишь поверхностно, обсуждал ход чемпионата. И какого же было его удивление, когда во время очередного длительного вечернего отключения света в Реутове, что было связано, в том числе, и с подключением домов-новостроек, Платона во дворе обступили молодые болельщики, выяснявшие его мнения по разным футбольным и около футбольным вопросам. И Павел понял, что его шурин знает о футболе много. Причём намного больше, чем можно было предположить по его до этого коротким комментариям и репликам.

– Мне надо будет ему на день рождения подарить настоящий профессиональный футбольный мяч с автографом Крижевского! – про себя решил Павел сделать приятный сюрприз футболисту шурину.

– «Платон! А ты слышал о таком Крижевском?» – на всякий случай при всех забросил Олыпин удочку, дабы понять, будет ли его подарок как «корм в коня», и показать парням свою тоже некоторую осведомлённость.

– «Конечно! Константин Крижевский бывший центральный защитник московского «Динамо» и сборной СССР! Его ещё прозвали королём воздуха! Я, правда, его на поле уже не видел!» – гордо ответил Кочет.

– «А я видел, и не раз! Он ведь тренирует «Динамо» два, созданное на базе нашей дивизии!» – чуть заносчиво ответил и Павел, поймав на себе уважительные взгляды парней, и не только снизу вверх, как на великана.

– «Оказывается велика фигура, но не дура!» – послышалось чуть завистливое и шёпотом от Валеры Антоненко, всё ещё вздыхавшего по Насте.

А 23 ноября, словно взамен футбольного, стартовал и чемпионат СССР по хоккею с мячом, в котором к удовольствию Кочета лидерство сразу захватили московские динамовцы, за которых всё ещё играл и футболист Валерий Маслов.

– Значит уже зима на носу! – по этому признаку понял Платон, мечтая в эти зимние каникулы всё же сходить покататься на лыжах и на коньках.

Но неожиданно, как снег на голову, к Кочетам 28 ноября проездом заехал двоюродный брат Алевтины Сергеевны военный лётчик Геннадий Андреевич Комаров. И весь вечер за рюмками и закусками, особенно к удовольствию и радости Павла, он рассказывал о своей годовой командировке в Нигерию. К счастью Платона это оказался его свободный в четверг вечер, занятия в который пришлось на время отложить.

– А интересно, что завтра Пашка будет рассказывать своим сослуживцам, хвалясь таким родственником?! Но наверняка он многое перепутает и приукрасит! А может и приврёт?! – роились в голове у, уже начавшего хмелеть, Платона мысли о своём недалёком, но весьма напористом и самовлюблённом шурине.

И Платон с гордостью и даже малозаметным вызовом поглядывал на Павла – вот, мол, какой у меня есть дядя!?

Из рассказа Геннадия Андреевича все узнали, что ВВС Нигерии при участии советских военных специалистов обеспечили эффективную воздушную блокаду территории отколовшейся республики Биафры.

Бомбардировщики Ил-28 периодически бомбили взлётно-посадочную полосу аэродрома в Ули-Ахиале и стоящие на ней самолёты, уничтожив одиннадцать из них даже вместе с экипажами.

А более двух десятков истребителей-бомбардировщиков МиГ-17Ф, на которых со своим звеном летал и капитан Геннадий Андреевич Комаров, патрулировали маршруты поставок грузов сепаратистам, из пушек, неуправляемыми реактивными снарядами и бомбами уничтожая их, при этом ещё и сбив несколько самолётов без опознавательных знаков.

– «Бывало, спикируешь на дорогу и из пушек расстреливаешь колонну машин! Особенно красиво взрывались бензовозы и грузовики с боеприпасами!» – пояснил активный участник событий.

– «И много наших там?!» – не удержался от вопроса, всегда и давно интересующийся военными и международными делами, Платон.

– «Да кто ж тебе скажет?! Это же военная тайна!» – вдруг показал свои знания молодой политработник.

– «Для кого может и тайна, а для американцев нет! Они об этом в своих газетах пишут!» – поставил Платон марксиста-ортодокса на место.