– Так-так… – с нажимом произнесла я, – с этого момента, дорогая Ольга, пожалуйста, поподробнее. Что же именно тебе в себе не нравится?

– Все! – воскликнула она. – Эта серая кожа, этот маленький нос, широкие скулы… Ах, Даша, как грустно осознавать, что я некрасива! Наверное, Новиков полюбил меня исключительно за мою душу… – Она горестно вздохнула.

– Э, голубушка, послушай-ка меня… – Я взяла ее за руки и посмотрела строгим взглядом наставницы, – некрасивых женщин не бывает, бывают ленивые. Так сказала сама Коко Шанель.

– Что за Коко? – поморщилась Ольга.

– Одна француженка, у вас пока неизвестная. Вы с ней почти ровесницы. Тебе двадцать два года, а ей двадцать один. Ее имя прогремит лет через десять, и женщины будут буквально молиться на нее. Икона стиля, так сказать. Модная одежда, шляпки, духи и прочая парфюмерия… Потом как-нибудь расскажу подробнее. Главное, что она была права, потому что вообще очень хорошо разбиралась в таких вещах. А как сказал еще один умный человек: «Если у вас что-то не получается, то обратитесь, наконец, к специалисту.»

– Хм… – Ольга скептически пожала плечами. – И что же она имела в виду, эта самая Коко? Что-то я не постигаю смысла ее изречения…

– Ты когда-нибудь слышала о декоративной косметике? – спросила я.

– Нет.

– Тогда подожди. – Я встала и направилась к двери. – Я быстро.

Я забежала к себе и, схватив косметичку со своим арсеналом, кинулась обратно.

Когда я стала раскладывать свое не особо богатое хозяйство на столике, Ольга, с изумлением взглянув на все это, произнесла:

– Даша… Ведь этим обычно пользуются кокотки…

– Я что, кокотка, по-твоему? – спросила я, притворно нахмурившись (на самом деле мне хотелось расхохотаться).

– Нет-нет, что ты! – поспешила она заверить. – Но вот это…

– Это и есть декоративная косметика – то, что должна иметь каждая уважающая себя женщина, – авторитетно заявила я, – пользоваться этой косметикой тоже можно по-разному. Можно намазаться густо, как индеец на тропе войны (что и делают кокотки), а можно, имея чувство меры, превратить дурнушку в симпатичную женщину, а просто симпатичную в настоящую красавицу… А ты у нас совсем не дурнушка, просто у тебя немного экзотический тип внешности.

Несколько минут Ольга ошарашено молчала, разглядывая мою нехитрую косметику – тоник, пудра, тональный крем, румяна, тушь, помада, карандаш и коробочка с тенями. Я наблюдала за ней не без удовольствия.

– Даша, ты хочешь сказать, что и вправду этим пользуешься? – осторожно спросила она наконец, хлопая ресницами.

– Ну конечно же, Ольга! – подтвердила я. – Я этим пользуюсь каждый день.

Теперь она принялась внимательно разглядывать мое лицо.

– Непохоже… – пробормотала она, – а хотя… да, теперь вижу…

– Ну вот и славно! – похвалила я Великую княгиню. – Видишь ли, как я тебе уже говорила, чтобы не стать похожей на кокотку, нужно просто знать меру. На самом деле косметика призвана подчеркивать достоинства и отвлекать внимание от недостатков.

– Да? – произнесла она задумчиво; похоже, ее мнение стало меняться. Она смотрела то на мой косметический арсенал, то на мое лицо.

– Ну конечно же! – я задорно подмигнула Ольге и взялась за тюбик с «тоналкой», – Правильно нанесенный макияж усиливает женский шарм, и при этом не очень заметен на лице. Что, попробуем? Сразим твоего рыцаря наповал?.

– Хорошо, попробуем… – Ольга решительно тряхнула головой и я принялась за дело.

Я сделала ей макияж в стиле «смоки айз» – подходящий как раз тем, кто не привык выглядеть броско и ярко. По правде говоря, ранее мне не приходилось красить кого-либо. Но тут я призвала все свое умение и вдохновение, старание и вкус. И произошло настоящее чудо. После всех манипуляций из Великой княгини получилась загадочная романтичная красавица. Поворачивая ее голову то в одну сторону, то в другую, я любовалась на результат своих усилий. При этом и вправду никто не нашел бы на ее лице явные следы макияжа. Оно просто неуловимо преобразилось. Зрительно лицо Ольги стало уже, а в глазах, плюс ко всему прекрасному, что в них и так имелось, добавилась некая загадка… Они стали еще глубже и выразительней, и мне было совершенно очевидно, что эти глаза теперь способны свести с ума кого угодно. Кроме того, я с большим удовольствием поменяла ее прическу. Не обладая особыми парикмахерскими навыками, я просто распустила ее волосы и затем, слегка подначесав, скрутила на ее затылке обычную классическую «улитку». Так ее лицо стало казаться еще уже и аристократичней. Теперь это была какая-то совсем другая Ольга…

Закрыв ей ладонью глаза, я подвела ее к зеркалу.

– Тадам! – произнесла я и убрала руку с ее глаз. О, наблюдать за ее реакцией было истинным удовольствием. Впрочем, все смотрели передачу «Модный приговор», потому не буду расписывать всю гамму ее эмоций. Она то приближала лицо к зеркалу, то отстранялась, и на ее губах застыло невысказанное «Ах!».

– Это просто волшебство… – наконец прошептала она. – Это я, но как бы и не совсем… Поразительно… Но мне нравится, Даша… очень, очень нравится… – И она подняла на меня глаза, от избытка чувств наполнившиеся влагой.

И вот час спустя мы с Ольгой стоим на солнечной палубе и встречаем наших героев. Наш старый добрый «Николай Вилков» в окружении миноносцев и канонерок, выглядел как дядя Степа в окружении толпы первоклассников. Тем временем преображение Ольги заметили все, а мой Одинцов даже незаметно показал мне большой палец. Мол, так держать, хорошо сделано. Я его понимаю. Когда Ольга станет императрицей, она не должна выглядеть как деревенская простушка. Конечно, в силу воспитания люди не позволяли себе долго пялиться на Ольгу, но все же то и дело невольно задерживали взгляд на ее лице. Удивительно – теперь, с новой прической, она казалась выше и стройней. Сейчас она внушала не только благоговение, но и восхищение. Даже старающийся казаться невозмутимым Великий князь Александр Михайлович все время косил глазами в ее сторону с риском вывихнуть глазные яблоки и заработать косоглазие. Интересно, что никто не мог понять, в чем дело. Ну не в новой же прическе…

Катер подошел к трапу. Мускулистый и подтянутый Новиков ракетой взлетел вверх, даже не касаясь ступенек ногами. Кажется, первым его порывом было заключить Ольгу в свои объятия, но он вовремя одумался и наклонился для того, чтобы по местному обычаю поцеловать даме ручку. Но в этот момент Ольга сама вдруг крепко обняла своего долгожданного героя и принялась что-то горячо шептать ему на ухо. В мою голову пришла мысль – не слишком ли смело они себя ведут? Оглядевшись вокруг, я убедилась, что никто не обращает на эту пару внимания. Люди очень тактично старались не смотреть в их сторону… Может же быть у Великой княгини и будущей императрицы хотя бы пять минут счастья!

* * *

Тогда же и там же. Великая Княгиня Ольга Александровна Романова, 22 года

Я часто убеждалась, что когда какое-то время не видишь человека, потом, при встрече, он кажется немного другим. В нем замечаешь то, на что ты раньше не обращала внимания – какие-то мелкие детали, которые словно бы обрели вдруг дополнительную четкость. Интересно, что все это касалось исключительно тех людей, которые были мне дороги.

И вот сейчас, когда Александр Владимирович в одно мгновение оказался рядом со мной, я заметила, что у него густые ресницы… что на его левой брови есть маленький шрам, а на виске – родинка… Что его карие глаза имеют золотисто-зеленые вкрапления, а волосы его совсем не темно-русые, как мне казалось прежде, а каштановые…

Он вернулся, он жив и даже не ранен. Он вернулся с блестящей победой, в ореоле славы и к тому же со щитом, а не на щите! Мне тут тихонько шепнули, что это он со своим военным опытом ста лет тому вперед и явился главным мотором Тюреченской победы, а мой брат Мишкин и полковник Агапеев только брали у него, как это говорят в будущем, мастер-класс в том, как делать победу самым правильным способом. И теперь чем больше я смотрела на Александра Владимировича, тем больше во мне нарастали ликование и гордость за моего героя.

На несколько секунд он застыл передо мной, жадно вглядываясь в мое лицо. «Я думал о тебе, я скучал», – ясно говорил его взгляд. Удивительно – но, кажется, он даже не замечал, что я выгляжу по-другому! Нет, он это заметил, но воспринял как должное, ведь в его глазах я всегда была самой прекрасной женщиной в мире.

А я любовалась на него, на моего дорогого и близкого человека. И утверждалась в этом своем мнении, что теперь я для него одинаково красива и с косметикой, и без, потому что видит он меня глазами любви. От него исходило тепло. Точнее, упоительное ощущение тепла. И хотелось согреться этим теплом после того леденящего холода, что получала я в избытке от своего нелепого мужа в своем нелепом браке…

Когда он, приблизившись почти вплотную, наклонился, чтобы поцеловать мою руку, меня стали одолевать какие-то странные, доселе не испытанные мною чувства и ощущения. Внутри меня, от низа живота до кончиков ушей, поднялась затопляющая все горячая волна, а когда он прикоснулся к моей руке, чтобы поцеловать ее, меня, будто молния, пронзило острейшее ощущение удовольствия. Я узнала это чувство. В романах о любви его называли томлением, влечением. Мне хотелось прикасаться к этому человеку. Хотелось вдыхать запах его кожи – такой волнующий, такой мужской… Хотелось провести рукой по его щеке – медленно и с наслаждением. И целовать его – долго, порывисто и страстно. Внутри меня поднималась какая-то дрожь; ноги немели, а щеки стала заливать краска – но не та, что бывает от стыда или смущения, а та, что выступает от разгоняющих кровь сильных и частых ударов сердца.

И я, едва ли отдавая себе отчет в том, что делаю, подалась вперед и обхватила его за шею. И он, тут же выпрямившись, заключил меня в плен своих сильных рук… Он прижал меня к себе – и я уже не ощущала ни своего веса, ни земли под ногами. «Александр! Мой дорогой! – Слова эти сами собой лились прямо из моего сердца. – Я так счастлива видеть тебя! Я люблю… люблю тебя… Ты слышишь?» И так легко мне было произносить эти слова… они шли из глубины моей души. Ах, никогда прежде я не испытывала ничего подобного, и это было восхитительно. Я поняла, что хочу прожить с этим человеком вместе всю свою жизнь и умереть с ним в один день и час, потому что ни один из нас не может существовать без другого.

– Я тоже тебя люблю, душа моя, – шепнул он мне на ухо и мир вокруг меня закрутился в феерическом калейдоскопе красок. Он меня тоже любит, и там, под вражескими пулями, он думал только обо мне. Перед этим фактом мое злосчастное замужество побледнело и отступило куда-то вдаль, а перспективы его продолжения сделались расплывчатыми. Ведь есть же, наконец, мужчины, которые и должны заниматься подобными вопросами. Например, мой любимый братец Мишкин с высоты своего нового авторитета может сделать Петру Ольденбургскому такое предложение, от которого тот не сможет отказаться. Ведь моего бывшего мужа даже не обязательно убивать, достаточно будет предложить ему согласиться на развод и навечно отъехать из России…

О какой ерунде я думаю в такой замечательный момент?! Почему-то вдруг появилось ощущение, что так или иначе, но трудами моих новых и старых друзей мой «бывший», как бы он тому не сопротивлялся, в самое ближайшее время навсегда исчезнет из моей жизни и я смогу без остатка раствориться в чистом и беспредельном счастье с любимым человеком, который сам по себе является сильной, яркой и многогранной личностью. Любимый, мой, родной, дорогой Александр Владимирович, как я рада, что ты пришел из своего мира в наш и встретил меня. Еще будучи маленькой девочкой, я всегда знала, что Боженька меня любит и найдет мне самого лучшего жениха…

* * *

26 апреля 1904 года, полдень по местному времени. Острова Эллиота, пароход «Принцесса Солнца», бывший салон для пассажиров первого класса

Присутствуют:

Наместник Дальнего Востока – адмирал Евгений Иванович Алексеев;

Командующий Тихоокеанским флотом – вице-адмирал Степан Осипович Макаров;

Командующий Маньчжурской армией – генерал-адъютант Николай Петрович Линевич;

Спецпредставитель Е. И. В. и наследник-цесаревич ВК Михаил Александрович;

ВК Александр Михайлович, он же ВКАМ, он же Сандро.

Штаб наследника-цесаревича ВК Михаила Александровича:

Начальник штаба – полковник Александр Петрович Агапеев;

Политический консультант – тайный советник Павел Павлович Одинцов;

Военно-морской консультант и командир Отряда кораблей особого назначения – капитан первого ранга Сергей Сергеевич Карпенко;

Военный консультант и командир Тихоокеанской бригады морской пехоты – полковник Александр Владимирович Новиков.

Наместник Алексеев, огладив холеную бороду и оглядев присутствующих, рассевшихся вдоль длинного стола, торжественно возгласил:

– Итак, господа, давайте подведем первые итоги этой злосчастной войны. Да-да, именно итоги. Несомненно, что в ходе боевых действий мы достигли определенных успехов. Враг потерпел поражение на море и на суше. И если на море разгром вражеского флота был результатом действий пришедших нам на помощь потомков, то на суше наши солдатики в основном справились самостоятельно и побили япошек так, что любо-дорого смотреть. И все благодаря присутствующему здесь генерал-адъютанту Николаю Петровичу Линевичу, который с высоты своего опыта орлиным взором узрел возможность уязвить супостата и незамедлительно ею воспользовался.

В салоне раздался сухой старческий смешок генерала Линевича.

– Вы уж извините старика, Ваше Высокопревосходительство, – отсмеявшись, сказал он, – но я тут совсем ни при чем. Посудите сами, когда же мне было узревать возможности, если по моему прибытию корпус Штакельберга уже полным ходом маршировал к Тюречену. Его императорское высочество наследник-цесаревич сам распорядился перебросить дополнительные силы на границу, а потом выехал туда лично, потому что времени прибрать за господином Куропаткиным почти не оставалось. Сказать честно, я не ожидал от него такой дурости, как сдача врагу сильнейшего оборонительного рубежа и отход Восточного отряда в направлении Главных Сил. Но, по счастию, это уже в прошлом, и теперь нам надо думать не о том, как отражать врага, ворвавшегося на территорию Маньчжурии, а строить планы по полному разгрому японских войск и изгнанию их с территории Кореи.

Немного помолчав, Линевич добавил:

– Некоторые спросят, почему, вступив в права командования, я не стал отменять приказания столь молодого человека, каким является наследник-цесаревич? Я не сделал этого по некоторым причинам, которые сейчас поясню. Во-первых – тюреченскую позицию в любом случае надо было спасать. Во-вторых – если отменить это приказание, то времени на другое более-менее осмысленное решение уже не оставалось времени. И в-третьих – наследник-цесаревич самолично вместе со своим штабом выехал к месту будущего сражения, чтобы принять на себя всю полноту ответственности за исход грядущих событий. А те люди, из которых он составил свой штаб, мне понравились. С господином Одинцовым я тогда знаком не был и оставался неосведомленным даже о самом факте его существования, но господа Агапеев и Новиков были оценены мною достаточно высоко. Поскольку мы сейчас обсуждаем результаты нашей оглушительной победы, а не последствия сокрушительного поражения, значит, если я и ошибся, то совсем в другую сторону. Особенно это касается господина Новикова, который, как выяснилось, подсказал наследнику-цесаревичу такой ход, который поставил командование японской армии в безвыходное положение. Однако теперь, когда с позволения Евгения Ивановича меня посвятили во многие великие тайны, я думаю, что по-другому и быть не могло… Простите старика, заболтался.

– Так-так, – задумчиво произнес Наместник, – чего-то подобного я и ожидал. Уж больно стремительно и решительно все происходило. Так же, как в деле при Цинампо. Господин Новиков ставил своей целью не пощипать врага, а полностью его уничтожить, чтоб его вообще не было. И господин Карпенко в морских сражениях, и господин Одинцов в политике придерживаются таких же принципов… Их враги просто не имеют шансов отступить и попробовать все сначала.

– Горе побежденным, – пробормотал себе под нос Новиков.

– Что вы сказали, Александр Владимирович? – переспросил не расслышавший этих слов адмирал Алексеев.

– Извините, Евгений Иванович, – ответил Новиков, – это у меня так, вырвались мысли вслух.

– Но все же, Александр Владимирович, – с нажимом произнес Алексеев, – ваши мысли вслух могут стоить нам дорогого, так что не стесняйтесь, огласите их во всеуслышание.

– Я сказал «горе побежденным», – академическим тоном пояснил Новиков, – такового принципа придерживались еще старики-римляне, всегда старавшиеся добивать своих врагов и включать их территории в состав своего государства.

Немного помолчав, Новиков собрался с мыслями, переглянулся с Великим князем Михаилом Александровичем и добавил:

– Но, Евгений Иванович, на самом деле первоначально мы с его императорским высочеством Михаилом Александровичем вовсе не планировали такого разгромного результата. Нашей задачей было только построить на границе прочный забор, о который господин Куроки мог бы биться до тех пор, пока не разобьет лоб. Кто же мог представить, что и он, и его европейские советники, даже поняв, что с ними не собираются играть в поддавки, продолжат с азартом таранить почти непреступную оборону. Корпус генерала Штакельберга мог подойти к месту событий раньше времени, когда противник не исчерпал еще всех резервов, и тогда обходной маневр мог оказаться авантюрой. С равной степенью вероятности он мог запоздать и застать противника уже отступающим на Сеул. Но генерал Штакельберг пришел именно в момент кульминации сражения, буквально минута в минуту. Нам даже не потребовалась перегруппировка войск, потому что дорога, ведущая из Фынхуанчена, сама вывела корпус Штакельберга во фланг вражеских позиций, где берег занимали не больше двух батальонов врага. У меня даже правый кулак зачесался, настолько соблазнительной была сложившаяся диспозиция. Стоило только захватить плацдарм и навести переправы через Ялу, которая в этом месте текла одним руслом – и сокрушающий все удар полнокровным корпусом во фланг и тыл врага был обеспечен. Стечение всех этих обстоятельств и позволило нам с Александром Петровичем при поддержке его Императорского Высочества замахнуться на односторонние Канны в миниатюре…

– Ну что же, – сказал довольный Наместник, – честь вам тогда всем троим и хвала. А также ордена, без которых не останется никто. Давно уже не было в русской истории сражения, после которого остатки вражеской армии были бы понуждены в полном составе сдаваться в плен.

– Честь и хвала, – сказал Новиков, – генералам Келлеру и Штакельбергу, которые в ходе сражения досконально выполнили данные им инструкции, а также всем прочим солдатам и офицерам этих двух корпусов, не посрамившим славы русского оружия и готовым умереть, но не сдаться врагу.

– Это само собой, – кивнул адмирал Алексеев, – и их тоже не минует доля сия. Но дальше я бы хотел поговорить не о Тюреченском сражении, а о том, что нам делать в будущем. Павел Павлович, каково ваше мнение, так сказать, в общем?

– Эта дурацкая война, – жестко сказал Одинцов, – исходя из известных вам обстоятельств, должна быть закончена быстро, победоносно и, самое главное, таким жестоким способом, чтобы отбить у всех желающих аппетит к нападениям на Россию. Это подход, как вы просили, в общем, а о деталях лучше разговаривать с господами Карпенко и Новиковым.

– Всемерно с вами солидарен, – кивнул Наместник, – затягивать войну нам сейчас невыгодно, хотя и сил для того, чтобы продиктовать условия капитуляции на пылающих развалинах вражеской столицы, у нас пока тоже недостаточно.

После этих слов Наместника Великий Князь Александр Михайлович хмыкнул и, имея в виду ПЛАРК «Иркутск» с его смертоносной начинкой, пробормотал, что для господина Одинцова организовать пылающие развалины вражеской столицы – проще, чем чихнуть, но адмирал Алексеев предпочел сделать вид, что не расслышал, да и Александр Михайлович предпочел не развивать эту тему.