Ночь Сосо провел так же беспокойно, как и весь предшествующий день. Ум его был занят попытками осознать свое новое место в мире, поэтому, едва он смежил веки в маленькой комнатке, похожей на номер в заштатной гостинице, только без клопов и тараканов, аура Башни Власти стала насыщать его сон образами соответствующей направленности. У Духа Города, верно служащего новому хозяину, все ходы записаны – и когда важный гость мысленно задавал вопрос, ему тут же приходил соответствующий ответ. Вроде человек спит, а на самом деле работает с документами.

Картины блистательного и победоносного мира, из которого происходит супруга Артанского князя… Чистый, будто только что вымытый, Санкт-Петербург двадцать первого века, без трущоб на окраинах. Люди на улицах, одетые так, что не понять, кто из них барин, а кто мужик. Воспоминания подчиненных майора Красной Гвардии Половцева: трепещущие на осеннем ветру алые знамена и мерный шаг курсантских коробок в день Революции. И если от первой картины веяло холодом, как с какой-нибудь заснеженной вершины, то вторая вызывала у Сосо теплые чувства. В этом мире революция не только победила, но и сумела породить крепкое государство, сохранившее ее завоевания даже в двадцать первом веке. Именно там он достиг своего максимального успеха, подняв учение Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина на недосягаемую в других мирах высоту.

Потом пошли мрачные картины из прошлого Артанского князя и его изначальных спутников. Разоренная заплеванная страна в лихие девяностые, совсем недавно пережившая величайшую геополитическую катастрофу, наглые жирные рожи нуворишей, растащивших в частную собственность общенародное достояние, и народные массы, выживающие на грани нищеты. Потом тяжкое, трудное восстановление, сопровождающееся периодическими откатами к исходным рубежам. Вот только, кажется, начали прилично жить – и опять слышно: «не смейте кошмарить бизнес» и «денег нет, но вы держитесь». Теперь Сосо была понятна та беспощадная ирония, с которой товарищ Серегин разговаривал с нефтепромышленниками. Сознавая их нужность на данном историческом этапе, Артанский князь не видел для них дальнейшей перспективы, ибо, с его точки зрения, в правильно устроенном государстве есть место только для средней и мелкой буржуазии, но отнюдь не для крупной.

Потом пошли картины похода по мирам: от первого мгновения, когда отец Александр поверг порождение Нечистого, и до разгрома японской армии при реке Шахэ. Картина напоминала катящийся с горы снежный ком, который с каждым оборотом не только увеличивался в размерах, но и становился все плотнее. Первоначальная команда, амазонки, тевтоны, волчицы, остроухие воительницы гренадерских статей, бойцы и офицеры советского танкового полка, артаны, древнерусские воины, освобожденные полоняники из мира Смуты, русские солдаты времен войны с Наполеоном – все они сбились вокруг товарища Серегина в один неразделимый монолит, без различия на эллинов и иудеев, бар и холопов. Особенно впечатлила Сосо сцена с уничтожением товарищем Коброй трехголового дракона. Только что была смертоносная бронированная тварь, дышащая огнем – но вот взметнулась в небо огненная комета, сверкнула вспышка, прогремел гром, и из облака дыма к земле падают горящие лохмотья…

Показали ему и то, как случилось несчастье с товарищем Лениным, легко узнанным в образе главного матроса. Кто ж заставлял его приказать затыкать штыками слабую женщину, всего лишь желавшую защитить своего пациента? Да и сам Николай после предписанной ему Артанским князем обработки уже не представлял собой никакой угрозы. Было в поведении Старика (один из партийных псевдонимов Ленина) что-то, заставляющее поверить во все, что о нем рассказывал товарищ Серегин, назвавший его «глумливым засранцем». Мстя за былые реальные или мнимые унижения, после победы революции этот человек будет готов благословить самый беспощадный террор против бывших правящих классов, даже несмотря на то, что такой образ действий будет вреден для первого в мире государства рабочих и крестьян. Но почему прежде никто из товарищей не замечал таких особенностей поведения будущего вождя мировой революции?

И тут ему приснилась Кобра.

– Дело в том, Сосо, – сказала она, – что ваш Ильич (такой клички Ленина Сосо не знал, но сразу понял, о ком речь) был великим конспиратором и шифровался не только от сатрапов проклятого царизма, но и от своих товарищей по партии. Даже взяв власть, он предпочитал совершать свои злодеяния чужими руками. Но в своих снах человек может позволить себе то, чего он никогда не сделал бы наяву. Ведь сон – дело обычно сугубо личное, к которому нет доступа посторонним. Должно быть, много раз он думал над тем, что сделает со всей этой камарильей после того, как добьется своего, и проклятое самодержавие падет. Вспомните Робеспьера, превратившегося в комок неприкрытой ненависти, который отправлял на гильотину не только ненавистных ему дворян, но и своих товарищей по партии.

– Вы думаете, что товарищ Ленин напал на товарища Птицу, потому что понимал, что это сон, и считал, что никто об этом никогда не узнает? – спросил Сосо.

– Да, вы правы, – согласилась Кобра, – потому что если бы ваш Ильич бодрствовал, то ограничился бы зажигательной речью с крыши броневика. Мы бы ему еще потом за нее спасибо сказали, ибо иное слово может ударить не слабее, чем штык в живот, и Николай после такой обработки немедленно сбежал бы с трона впереди собственного визга. А так нам еще потом его приходилось доламывать. Но Ленин в тот момент спал, а потому пошел совсем другим путем, который закончился для него тем, что хуже обыкновенной смерти. Это для обычного человека сны – это только сны, а для людей нашего магического сословия это либо пророчество, либо оскорбление действием. Для нас, магов, не существует отговорки: мол, это было во сне. Если мы не будем себя контролировать, то, проснувшись, можем увидеть, что кошмарный сон продолжился наяву.

– Но если это был только сон, так, быть может, товарищу Птице ничего не угрожало, кроме кошмарного пробуждения? – спросил Сосо.

– Угрожало, – покачала головой Кобра, – она у нас часто ныряет внутрь сущности разных людей, стремясь им помочь и избавить от разных личностных проблем, и не всегда это бывает безопасно. Один раз во время такой ментальной экспедиции мы недоглядели, и ее ударили ножом в живот. Можете мне поверить – рана оказалась настоящей. И настоящими были трупы засранцев по ту сторону сна – наша черная метка миру воплощенного кошмарного бреда, в который пока нет прямого доступа. Но не будем больше об этом; проблемы того мира не имеют отношения к нашим нынешним делам.

Казалось бы, Сосо спал и видел сны, но, в отличие от обычных сновидений, забывающихся сразу после пробуждения, утром, он помнил все, что ему снилось, в малейших деталях. Да и сон ли это вообще был?

– Да, – подтвердила ему товарищ Кобра за завтраком, – у нас тут не бывает обыкновенных снов даже для обыкновенных людей, а ведь вы, Сосо, у нас человек необыкновенный. Судя по вашему рассказу, Башня Власти приняла вас как законного постояльца, а это, знаете ли, весьма высокая оценка. Хотела бы я сунуть туда Кукурузного Хруща или Меченую Гниду, чтобы полюбоваться на то, в какой кисель наутро превратятся их мозги. А вы оттуда вышли как ни в чем не бывало, не заработав даже легкой головной боли.

– Головная боль есть, – признался Сосо, – но не настоящая, а в переносном смысле. Я понимаю ваше стремление переделать этот мир, не доводя дело до настоящей революционной ситуации, и в то же время получившийся результат будет для меня чужд. Умом я понимаю, что так будет лучше для всех, а сердце говорит мне, что если товарищу Михаилу удастся все задуманное, то самодержавное правление в России будет сохранено навсегда. Эта самая Башня Власти показала мне мир товарища Волконской. По сравнению с нашими нынешними делами, там величайший прогресс, наука достигла невиданных высот, государство могуче, народ благополучен, а император для своих подданных – добрый отец, а не жестокий угнетатель. И все же получившаяся картина не вызывает во мне радостного восторга. Кому-то такое может понравиться, а мне нет. Гораздо больше мне по душе мир товарища Половцева, где социалистическая революция в России все же произошла, но при этом ее постарались избавить от самых вопиющих детских болезней. Там, как мне кажется, народ и государство не разделены прозрачной, но непробиваемой стеной абсолютной монархии, а пребывают между собой в нерушимом диалектическом единстве…

– Вы понимаете, Сосо, – сказал Артанский князь, внимательно слушавший этот разговор, – что здесь, в вашем мире, мы ни в коем случае не можем предложить революционный путь развития?

– Понимаю, товарищ Серегин, – тяжело вздохнув, ответил тот, – и поэтому, когда вы пойдете дальше по мирам, я тоже хотел бы уйти с вами… Со смертью товарища Ленина партия большевиков фактически прекратила свое существование, ведь это именно он был нашей объединяющей и направляющей силой. И одновременно с началом реформ императора Михаила исчезнут и основания для дальнейшего существования большевизма как политического явления. Не с чем нам будет бороться, ибо все самые вопиющие проблемы власть собирается разрешить сама, без нашего участия, а это уже не для меня. Пока вы действуете в моем родном мире, я, конечно, помогу вам чем смогу, но потом мое место будет уже не здесь.

– Вы понимаете, что на следующих площадках в четырнадцатом и сорок первом годах будут свои товарищи Сталины, и вам там тоже не будет места? – спросил Артанский князь.

– Да, товарищ Серегин, – согласился Сосо, – и не претендую там ни на что большее, чем роль одного из ваших помощников. Ведь я еще не настоящий товарищ Сталин, а только заготовка для него. Ведь мне еще учиться и учиться, в том числе и у людей из вашей команды. На самом деле я подумал о мирах, лежащих, как вы говорите, выше пресловутого девяносто первого года – где социализм уже пал, но образовавшееся дикое буржуазное государство все равно потребуется переделывать во что-то более человекообразное.

Наступила тишина. Артанский князь переглянулся с Коброй, а потом и с Анной Струмилиной.

– В общем, мне нравится ход ваших мыслей, Сосо, – сказал он после безмолвного обмена мнениями, – а детали этой операции можно обговорить позже. А пока добро пожаловать в команду, товарищ… Бесоев. Пусть это громкое в некоторых мирах имя послужит вам псевдонимом, чтобы в Основном Потоке зря не пугать людей фамилиями «Джугашвили» и «Сталин». А сейчас мы должны заняться текущими делами. Лилия!

Хлоп! И вот возле стола стоит мелкая божественность собственной персоной, в древнегреческом хитончике и с нимбиком над головой. Непривычного человека такие появления могут довести до икоты, но Сосо даже глазом не повел.

– Слушаю тебя, папочка, – спросила она, сдувая со лба непослушную челку.

– Вот этого человека, – Серегин указал на Сосо, – необходимо обследовать и выработать рекомендации по лечению…

– Но, товарищ Серегин, – возразил тот, – я абсолютно здоров…

– Не протестуйте, товарищ Бесоев, – твердо сказал Артанский князь, – вы же сами выразили желание отправиться с нами по мирам, а это дело неизбежно начинается с медкомиссии. Такой уж у нас порядок. Потом вами займутся отец Александр, Дима-Колдун, Анна Сергеевна и наш главный специалист по иконам стиля мисс Зул. Мне не нужно делать из него слащавого красавчика, но надо добиться, чтобы, когда он будет входить в Зимний дворец, ни одна собака не посмотрела на него второй раз. Выглядеть он должен молодо, прогрессивно, и в то же время абсолютно надежно. И вообще подберите этому человеку несколько ходовых образов, которые он в случае необходимости мог бы менять как перчатки. На этом пока все, Сосо, вперед, потому что время не ждет…

Шестьсот тринадцатый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Отправив Сосо на комиссию, я вернулся к вопросу рабочего соглашения. Поскольку прочие мои гости ни разу не относились к категории властителей, то и поселили их в Башне Мудрости по соседству с Птицей и ее гавриками.

Еще с вечера с помощью Мэри, которая всегда знает, «сколько вешать в граммах», им удалось утрясти основные положения разрабатываемого документа. Но первым делом, просмотрев черновик, который перед переговорами набросал товарищ Стопани, я вычеркнул оттуда наиболее провокационные политические моменты, излагая свое мнение по пунктам.