– Первое, что я хочу вам сказать, – в полной тишине размеренно сказала Мэри, – наступающий двадцатый век можно смело назвать веком нефти. Не так давно в Североамериканских Соединенных Штатах полетел первый аэроплан братьев Райт с бензиновым двигателем, в Германии по дорогам поехали первые автомобили конструкции господ Даймлера и Бенца, у вас в России вышел в плавание первый корабль с нефтяным двигателем внутреннего сгорания, а британский адмирал Фишер уже сказал свою коронную фразу: «Кто владеет нефтью, тот правит миром». И этот господин не ошибся. В следующие десять-пятнадцать лет потребность в нефти и продуктах ее переработки будет расти в геометрической прогрессии, и одним из самых крупных потребителей нефти станут военные. Небо над полями сражений заполонят тысячи боевых аэропланов, по земле, вытесняя кавалерию, поползут сотни бронированных механических чудовищ, а в море выйдут быстроходные турбинные крейсера и линкоры на нефтяном ходу. Из этого, Ваше Величество, следует, что нефть является стратегическим товаром, от которого напрямую зависит безопасность вашего государства, а значит, ее добыча, переработка и экспорт должны находиться под непосредственным государственным контролем.

– Госпожа Смитсон, так значит, вы все-таки предлагаете мне провести секвестр или, как говорили у вас в будущем, национализацию всей нефтяной промышленности? – спросил Михаил, в упор глядя на побледневших нефтепромышленников Истинным Взглядом.

– Нет, – покачала головой Мэри, – полная национализация будет шагом отчаяния и не лучшим вариантом. Во-первых – у вас еще нет государственной структуры, которая могла бы управлять национализированным производством, и ее еще требуется создавать. Во-вторых – такое решение приведет к хаосу в экономике и бегству капиталов из страны. Владельцы капиталов подумают, что сегодня вы без объяснения причин национализировали предприятия нефтепромышленников, а завтра это же произойдет с кем-нибудь еще. Нет, секвестр должен касаться только собственности ваших врагов народа, то есть, простите, государственных преступников, а еще предприятий, принадлежащих гражданам враждебных государств, а также тех, чьи владельцы не желают исполнять ваших законов. Будет вполне достаточно, если государство в вашем лице станет контролировать от трети до половины всей нефтяной промышленности. При этом ваши собственные подданные должны сохранить свою собственность, разумеется, при полном соблюдении всех ваших законов и уплате всех положенных налогов и пошлин. Одним из таких законов должен стать обязательный возврат на территорию вашего государства экспортной выручки. При недостатке нефтепродуктов на территории России пошлины необходимо повышать, а при избытке понижать. Полностью следует запретить экспорт нефти и продуктов ее переработки в страны, проводящие враждебную России внешнюю политику. Такой экспорт можно разрешить только в крайнем случае, и только в мирное время, при условии выплаты в доход государства дополнительных пошлин. Кроме того, поскольку добыча и переработка нефти является стратегическим направлением, все организационные структуры с зарубежной регистрацией необходимо ликвидировать, а в совете директоров каждой нефтяной компании у вас должен присутствовать собственный представитель с правом вето, которому будет вменена обязанность блокировать любые решения, идущие во вред государственным интересам. Вот это и называется государственным контролем нефтяной отрасли.

– Ну что, господа нефтепромышленники, – сказал Михаил, – согласны вы на эти более чем гуманные условия, которые в кратчайший срок Нашей монаршей волей будут оформлены в виде законов? Вот вы, господин Мухтаров? Согласны? Ну и замечательно. Господин Гаджинский тоже согласен! А вас, господин Тагиев, никто и не спрашивает. Вы хоть один из самых богатых людей в России, но продали свое дело английским инвесторам, и теперь не больше, чем директор. Великобритания – весьма недружественная для нас страна, и вступая с ее подданными в деловые отношения, вы были обязаны учитывать это обстоятельство. Господин Манташев? Сомневаетесь? А вот ваш сын ничуть не сомневался, когда связался с террористами. Что же, по подвигу будет и награда. Что, вы передумали? Замечательно! Господин Гукасов, задумайтесь и вы о судьбе своего брата. Выслать в другие миры тоже можно по-разному. Можно во вполне цивилизованные времена, к моему деду Александру Николаевичу, а можно туда, где только волки воют по лесам, а люди одеты в шкуры и дерутся камнями. Вы, господин Эклунд, можете не беспокоиться, с Эммануилом Людвиговичем я переговорю в Петербурге лично. А теперь давайте закончим с вопросом назревающей забастовки. Госпожа Смитсон, вам слово.

– Вы, Ваше Величество, очень удачно выбрали себе представителя по трудовым вопросам, – сказала Мэри. – С одной стороны, этот человек не подвержен соблазну подкупа со стороны владельцев предприятий, а с другой, способен удержаться от перегибов в прямо противоположную сторону. Это я говорю потому, что трудовые споры случаются не только на частных предприятиях, но и на тех, что находятся под управлением государства. Что касается трудового спора, то его тоже следует урегулировать на основании сборника законов о труде, которые еще предстоит написать. А пока такого кодекса нет, необходимо комиссионно составить временное соглашение…

– Погоди, Мэри, – сказал я, – комиссионное составление коллективного соглашения я предлагаю перенести в мою вотчину в Тридесятом царстве, потому что на коленке такие дела не делаются.

– Мы согласны, – сказал Михаил, обводя присутствующих Истинным Взглядом. – Нашей императорской волей в состав комиссии со стороны рабочих войдут господин Стопани, госпожа Зеликсон и господин Эфендиев. Со стороны нефтепромышленников комиссию составят господин Манташев, господин Мухтаров и господин Эклунд. Тот, кто не пожелает выполнить комиссионно составленное решение, пусть потом пеняет на себя. Встречаемся завтра днем здесь же.

Так мы и сделали. При этом я был так любезен, что развел недобровольных гостей по домам по схеме «одна нога здесь, другая уже там», то есть через порталы. А вот братья Шендриковы и Арнольд Фейгль отправились в Тридесятое царство в качестве подследственных. Возникло у нас с Михаилом некое предчувствие, что по большей части заварушка в Баку была как раз их рук делом, при этом трое первых играли роли исполнителей, а последний – заказчика. Да и спокойнее будет в Баку без этих обормотов. Вернулся в Зимний дворец и Михаил, а двое солдат внесли за ним статуй господина Накашидзе. Отправился с нами в Тридесятое царство и Левон Манташев. Во-первых, его следовало немного подлечить, во-вторых – прописать хорошую епитимью, чтобы в будущем не хватался всуе за оружие и не связывался со всякой политической шантрапой.

И в самую последнюю очередь я обратился к «чудесному грузину», как называл его покойный в этом мире Ильич.

– Сосо, – сказал я, – официально приглашаю вас стать моим гостем…

– Как братьев Шендриковых, господин Серегин? – резко спросил меня будущий товарищ Сталин.

– Нет, – ответил я, – просто в гости. Неужели вам не интересно проникнуть в тайны будущих времен и понять, что и откуда взялось?

– Самовластный князь зовет в гости сына сапожника! – воскликнул Сосо. – Наверное, мир сошел с ума…

– Да нет, – ответил я, – мир в своем уме, а вот вы, если откажетесь от моего приглашения, впоследствии об этом жестоко пожалеете. Такие приглашения я делаю только один раз. Это в одной плоскости я князь, а вы революционер и сын сапожника, а в другой все может быть наоборот.

И что же? Сосо согласился. Любопытство оказалось превыше опасений, тем более что в случае отказа я пообещал без всяких проблем переправить его в любое избранное им место.

Шестьсот двенадцатый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Шагнув вслед за мной через портал в мир Содома, Сосо окинул внимательным взглядом площадь Фонтана, башни-пагоды, потом глубоко вдохнул грудью воздух Высокого Леса.

– Пахнет как в храме… – задумчиво произнес он. – Господин Серегин, а где мы сейчас? В Индии, да?

– Ну, Сосо, – усмехнулся я, – разве можно быть таким невнимательным… Вон, видите кружащих над нами птеродактилей? В наше время даже в Индии эти твари вымерли пятьдесят миллионов лет тому назад. Между собой мы зовем эту часть Мироздания миром Содома, а для посторонних, чтобы не пугать непричастных людей, называем Тридесятым царством. Тут, за семьдесят миллионов лет до нашего времени, находится наша главная база, отсюда мы уходим в походы по мирам, и сюда же возвращаемся, чтобы отдохнуть и обдумать новые действия.

– И в самом деле, «мир Содома» – звучит страшновато… – сказал Сосо, покачав головой и оглядевшись. – Скажите, а это название имеет какое-то отношение к известной всем библейской истории?

– Имеет, – хмыкнул я, – можно сказать, это ее продолжение, впрочем, неизвестное в верхних мирах. Именно сюда, в мир, насквозь пропитанный магией, Господь сослал население тех двух проклятых городов. Но эти люди не исправились, а только усугубили свои пороки, ибо свобода воли человека подразумевает совершенствование как к добру, так и ко злу. Однако как раз здесь я нашел своих первых униженных и оскорбленных, чье положение было даже хуже, чем у обыкновенных рабов, и поубивал их господ. А потом я сказал им: «вы – это я, а я – это вы, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу» и составил из них костяк своей армии. И нет в подлунных мирах более преданных и умелых бойцов, чем мои Верные – остроухие воительницы. Посмотрите по сторонам: вы видите этих гордых и статных красавиц? Это я поднял их из ничего, а они ответили на это преданностью и любовью.

– Вы, господин Серегин, ненастоящий князь, – убежденно произнес Сосо. – Настоящий с презрением относится к простонародью, считая его прахом под своими ногами, а вы говорите такие вещи, которые даже мне кажутся невероятными. Теперь я понимаю, у кого наш новый император набрался таких сногсшибательных идей…

– Вы ошибаетесь, Сосо, причем в обоих случаях, – сказал я. – Я настоящий князь, чья сила состоит в преданности верных ему людей, а те князья, которых знали вы – просто надутые самомнением пустышки, глупой спесью прикрывающие отсутствие содержимого, необходимого для этого звания. Что же касается Михаила Александровича, то он изначально был таким, какой он есть сейчас. Мы только избавили его от сомнений и придали уверенности в своих силах. И с вами мы тоже обязательно проделаем то же самое.

– Со мной? – совершенно искренне удивился Сосо. – Но разве я будущий царь?

– В разных мирах вас запомнили по-разному, – глухим голосом сказал я. – В одних ваше положение было равно царскому, в других – отставало он него только на полшага, а власть, сосредоточенная в ваших руках, даже и не снилась бедняге Николаю, которого мне удалось отстранить от трона без единой капли крови и единого выстрела. Пострадавшие при этом японцы не в счет. Их микадо никто не заставлял нападать на Россию.

– Странно, – пожал плечами Сосо, – вы говорите невероятные вещи, в которые я не должен верить, а я почему-то верю. Вы, мой классовый враг, зовете меня в гости; я должен был отказаться от этого приглашения, а я соглашаюсь, хоть вы меня и не принуждали. Почему так, господин Серегин?

– Мне кажется, что вы, Сосо, согласились на мое предложение как раз потому, что я вас ни к чему не принуждал, – сказал я. – Если вас мучают сомнения, то я прямо сейчас могу переправить вас в любое место по вашему выбору.

– Нет уж, – тряхнул головой Сосо, – если вино налито, то его следует пить. Если я сейчас уйду, то потом всю жизнь не прощу себе этого малодушия, ведь здесь, у вас, я смогу узнать то, что мне не скажут больше нигде.

– Золотые слова, – сказал я, – а сейчас, слышите, бьют в гонг. Время ужина. Приглашаю вас принять участие в самой настоящей трапезе князя с его дружиной.

Он не стал отказываться, и мы пошли. Столовая располагалась в подвалах Башни Силы: огромное помещение, заставленное длинными «эскадронными» столами, магическое освещение, имитирующее свет люминесцентных ламп, заклинание (ослабленная версия Полога Тишины) смягчает стук ложек и гул разговоров.

Я веду Сосо не за гостевой стол, где сейчас ужинает назначенная Михаилом комиссия по рабочему вопросу, а туда, где принимает пищу старший командный состав вперемешку с моей первоначальной командой, Птицей и ее гавриками. Тут все его знают – правда, не такого молодого и в несколько других ипостасях, поэтому я представляю своего гостя очень коротко.

– Знакомьтесь, товарищи, это Сосо. Пока просто Сосо, а там поглядим.

– «Товарищи»? – потрясенно переспросил тот, присаживаясь на табурет, который для него оперативно принесла работница столовой из бывших мясных.

– Да, Сосо, товарищи, господ тут нет, – сказал я, усаживаясь во главе стола. – И даже моя супруга, в девичестве княжна Волконская, Елизавета ибн Дмитриевна, сидящая от меня по левую руку, тут тоже товарищ штурм-капитан. И графиня из далекого нечеловеческого мира Зул бин Шаб с дочерьми – нам тоже товарищи. Именно сейчас вы видите настоящего Артанского князя Серегина, а не тот образ, который я обычно показываю разным посторонним людям.

– А император Михаил об этом знает? – понемногу приходя в себя, спросил Сосо, принимая из рук подавальщицы глубокую миску с жарким из овощей, картофеля и мяса уткозавра.

– Император Михаил является Верным нашего Бати, – вместо меня ответила Кобра, окинув моего гостя теплым взглядом темных глаз, – а следовательно, он нам тоже товарищ. Ешьте, Сосо, не стесняйтесь, здесь вы среди друзей.

– Тебе, Кобра, партийное поручение, – сказал я, – после ужина отведешь нашего гостя в библиотеку к Ольге Васильевне и попросишь ее составить краткий обзор с тысяча девятьсот четвертого по восьмидесятые годы. Остаток истории, вплоть до нашего две тысяча семнадцатого года, доскажешь устно, чтобы Сосо понял, за что мы так не любим «товарищей» с националистическим душком, а также разных пустоголовых демократов. А потом подходи с ним на танцульки. Пообщаемся в относительно непринужденной обстановке…

– Спасибо за честь, Батя, – кивнула Кобра, – сделаю все в лучшем виде. Но почему ты сам не займешься таким дорогим гостем?

– Мне будет некогда, – отрицательно покачал головой я, – потому что в это время я вместе с мисс Мэри буду укладывать в одну постель пламенных революционеров и кондовых капиталистов, чтобы в результате они родили мне некий взаимоприемлемый документ по рабочему вопросу. А это не так просто.

Шестьсот двенадцатый день в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости.

Библиотекарь Ольга Васильевна Потапова.

Два часа, что отделяют ужин от начала танцулек, в библиотеке самое горячее время. Народ торопливо приникает к книжной мудрости перед тем, как, встрепенувшись, пойти, как говорит Ася-Матильда, «колбаситься и топыриться» под звуки нашего сводного оркестра. Сначала я была в шоке от такого сочетания духовного и не очень, а потом привыкла. Народ у нас тут по большей части молодой или радикально омоложенный, и поэтому физическая активность и положительные эмоции диких танцев для него не менее важны, чем книжные знания. Да и мне самой, помимо поправки здоровья, уже неоднократно предлагали скинуть лет двадцать, да только я пока воздерживаюсь. Вот и мой Александр Семенович на радикальное оздоровление организма согласился, а на уменьшение видимого возраста – нет, и теперь бегает как молодой, сохраняя при этом солидную внешность мужчины, которому «за сорок». И только иногда, когда оркестр играет медленный танец, мы с ним выходим вспомнить молодость, в остальное же время предпочитаем оставаться в роли зрителей.

Но сегодня привычное течение событий оказалось нарушено сначала Митей-Профессором, попросившим у меня по поручению Серегина советский КЗоТ «для одного важного дела», а потом и Никой-Коброй, которая привела с собой плохо одетого молодого человека кавказской наружности, кого-то мне смутно напоминающего.

– Ольга Васильевна, душечка, вот этого юношу зовут Иосиф, – сказала она, сделав ударение на последнем слове. – Сделайте ему, пожалуйста, конспективную подборку материалов за двадцатый век, от тысяча девятьсот четвертого года по ваше время. А потом я расскажу ему, что было дальше, вплоть до нашего две тысячи семнадцатого…

Я подумала, что прежде такую же подборку мне приходилось делать для Николая Второго, только там период по понятным причинам ограничился восемнадцатым годом, а тут требуется кратко изложить весь двадцатый век, да еще потом Ника от себя собирается рассказать о том, что было уже после нас. Я, например, когда узнала, чем должна была закончиться Перестройка, то плакала долго и горько…

И только потом с неизбежной очевидностью мне вдруг стало ясно, что за Иосифа привели ко мне в библиотеку… наверняка по указанию самого товарища Серегина. Никакой другой вариант при этом даже не просматривался. Руки мои, снимая с полки учебники по истории СССР за 9-й и 10-й классы, а также учебник «Истории КПСС», дрожали. У нас об этом человеке говорили или очень плохо, или никак, но когда я завела об этом разговор с Серегиным, он сказал, что эта пропаганда была частью негативной демобилизующей обработки, результатом которой стало то, что огромная страна без единого выстрела пала перед внешним врагом. Ангелом с белыми крыльями тот человек не был, исчадием ада тоже, просто он делал, что мог и как умел в условиях жесточайшего враждебного окружения, фронды внутри собственной партии и экономической слабости страны, доставшейся большевикам от побежденного царизма. Серегину я верю, так что к столу, за который сели эти двое, я подходила, уже вполне успокоившись.

– Вот, Иосиф, – сказала я, протягивая книги, – тут все, что вам требуется.

– Благодарю вас, уважаемая Ольга Васильевна, – сказал он и вдруг спросил, подняв глаза: – Скажите, а вы из какого года?

– Из плохого года, Иосиф Виссарионович, – ответила я, вздохнув, – тысяча девятьсот восемьдесят девятого. И только попав сюда, мы узнали, что у нас там все было еще не так плохо, и после нас были годы хуже и гораздо страшней. Но прежде чем вы сможете задавать вопросы, вам следует хотя бы бегло прочесть три этих книги.

– Я обязательно прочту, – тихо сказал он, – иначе зачем я вообще сюда пришел. Но не будете ли вы любезны мне лист бумаги и карандаш, чтобы я мог делать пометки.

Ну точно – это он… Никому другому не пришло бы в голову читать школьные учебники с карандашом в руке. Хотя это для нас учебники, а для него – сборник великих откровений о том, что было в нашей истории и что никогда не случится в этом мире, потому что Серегин непременно перевернет тут все вверх дном. И потом, когда я принесла ему школьную тетрадь в клеточку (18 листов) и шариковую авторучку, потому что карандаша не нашлось, он задал мне последний вопрос:

– Ольга Васильевна, раз вы давеча назвали меня по имени-отчеству, наверное, я там у вас был известным человеком?

«Наивная святая простота… – мысленно вздохнула я, – известней его, пожалуй, был только Иисус Христос». Потом я взяла тетрадь и прямо на обложке – там, где обычно пишут имя и фамилию ученика – дурея от собственной храбрости, четкими печатными буквами начертала: «И. В. СТАЛИН» и сказала:

– Когда встретите в тексте упоминание об этом человеке, то знайте, что это ваш последний и самый главный партийный псевдоним, ставший вам второй фамилией.

– Благодарю вас, – сказал он, склонив голову, – я это учту.

Шестьсот двенадцатый день в мире Содома. Без пяти минут полночь. Заброшенный город в Высоком Лесу, Магическая танцплощадка.

Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Сосо вместе с Коброй объявились на танцульках уже к полуночи, когда весь жар и пыл был уже позади. Вид у него, надо сказать, был такой, что краше в гроб кладут. Подойдя к моему столику, он склонил голову и сказал: