№76/08.01.2020/ Снежная купель

Январь 2020, Рождество, а снега не было, и нет. Температура +-1С, тихо, по климату уже похоже на Европу. Это успех, достижение власти, видно, что догоняем Португалию. А в прошлом году в эти дни еще яблоки на заснеженных деревьях висели. Но собачка Рекс переживает, не понимает, в чем дело, где же снег, и доколе будет эта Европа продолжаться…

Пока в Подмосковье очередная погодная аномалия, вспоминаю далекие рязанские зимы и присущие тому времени снега и морозы. Большие снега и сильные морозы. Но снег – ведь это та же вода, в твердом состоянии. Поэтому в снегу, как в воде, можно веселиться, нырять, плавать и тонуть, что знала и чему радовалась мосоловская ребятня…

Вот моя деревня, Вот мой дом родной,

Вот качусь я в санках По горе крутой…

В детстве, в переулках и на конце нашей Прудовой улицы и по берегам Непложи, наметало огромные сугробы. С них катались на санках, у речки или у Серного ручья, в конце пути врезаясь с головой в сугробы снега. Кроме катания с горок, приносили деревянные лопаты и строили снежные крепости из плотных снежных блоков. Потом заготавливали снаряды из снежных же кирпичей, разделялись на красных и белых и начинали воевать. Бились дотемна, до ночи. Ныряли в сугробах, бросались глыбами, вытаптывая снег вокруг крепости, нападающие вытесняли защитников, потом менялись местами. Только темнота заставляла объявлять перемирие. Разбредались по домам замерзшие, в валенках снег, на воротнике лед, варежки мокрые и холодные, в голове мечта о теплой печке…

Весь ты перезябнешь, Руки не согнёшь

И домой тихонько, Нехотя бредёшь…

Став постарше, ходили на лыжах к Чугунному мосту, где строили снежные трамплины и прыгали с них, при этом изрядно окунаясь в сугробы, прокладывая лыжню, насыпая трамплин, а потом и прыгая с него. Иногда специально шли на лыжах дальше, к Крутому оврагу, чтобы на крутых склонах ощутить мощь зимних завалов снега, свойственных нашим местам.

После февральских или мартовских метелей на краях этого глубокого оврага появлялись снежные карнизы, вроде козырьков, нависающих над обрывами. Задача состояла в том, чтобы найти свободное от деревьев и кустов пространство, выбрать полосу, прогал для движения и мысленно проложить траекторию спуска на этот карниз, чтобы наискось пересекала склон оврага. Потом отступить подальше от края, разогнаться и выскочить на карниз, оттолкнуться, как с трамплина, пролететь 5 – 7 метров и скатиться, рухнуть на дно оврага, как на снежную перину, и утонуть в ней. Иногда за тобой и на тебя обрушивается висящий снежный козырек, вызывая микролавину, которая погребает прыгуна с головой. Выбраться из-под такой снежной пирамиды с лыжами и палками непросто. Наплаваешься вдоволь в снежном море и непременно наберешь за шиворот, в валенки и в рукава снега с избытком…

Но снег и зимний холод приводит не только к ознобу и дрожи тела. В юношеские годы купание в снегу вызывало новую, еще неизвестную сладкую дрожь в душе, что шла от огня, начинающего пламенеть в груди. И это происходило без санок, лыж и трамплинов. В старших классах, после уроков, бросались снежками с девчонками. Удаленная разминка снежками сменялась сближением, наступала пора толкания в сугробы. Здесь важно, с какой силой подтолкнуть спутницу в сугроб, чтобы упала, но не так сильно, она же не парень. Да и самому быть готовым не устоять на ногах даже при несильном толчке, если это ответ подружки. Или как бы случайно поскользнуться, и упасть в снег рядом, когда девчонка уже в сугробе. Желанный момент – это когда помогаешь подружке выбраться из сугроба, при этом всячески затягиваешь процесс извлечения ее из снежного плена.

Помню, как однажды, после таких продолжительных снежных игр и кувырканий в сугробах, моя спутница простудилась и заболела, неделю не приходила в школу. Я смотрел на пустующую парту и обвинял себя, что так накупались в снегу. Обрадовался, когда, наконец, увидел в школе и поймал улыбку на ее лице и во взгляде, когда понял, что прощен…

Далекие, милые были,

Тот образ во мне не угас…

№75/22.12.2019/ Лесуново. Август, падают звезды…

С детства знал, что я – крещенный и моя крестная – тетя Зина, сестра матери. Но крестик не носил, даже не знал, что он есть. Как и деревенские друзья детства, хотя в редких разговорах среди мальчишек на тему религии все говорили, что крещеные, называя своих крестных. Уже во взрослых годах, мама иногда упоминала, что крестили в Лесуново, куда ходили пешком и несли на руках меня маленького. Удивился, но не поинтересовался в деталях, почему крестили в неизвестном Лесуново (и где эта деревня), а не в Сушках, что в 10 км от Мосолово, где работала церковь, и почему шли пешком до церкви. И вот прошли годы, у мамы уже не спросишь, не уточнишь…

Картину крещения восстановила крестная, сестра мамы, тетя Зина, Зинаида Васильевна Галкина (Чебакова), в разговоре по телефону пару лет назад, и даже написала об этом событии в воспоминаниях. Эти слова ниже и привожу, мои добавления в скобках.

1948 год, лето (август, по словам мамы). Жили на Тужиловке (каково название!), деревня под селом Пустотино, Кораблинский район Рязанской области. Приезжает Иван Кузьмич (отец), на лошади, на телеге привозит Елену Васильевну (маму) с маленьким сыночком Сашей. (Путь из Мосолово на Тужиловку – километров под двадцать, через поля и Казенный лес). С чердака сняли люльку, сделанную из лубка. Лубок – это снятая с липы кора. Вешают люльку на крючок в потолке. К низу люльки привязана веревка, чтобы качать сидя. Я качала и приговаривала: «Спи, засыпай, придет серенький волчок схватит Сашу за бочок…». В этой люльке качался и вырастал не один ребенок…

Иван Кузьмич уехал, Лена осталась. Крестить было запрещено. Родственница, тетя Кулина (Акулина), очень набожная женщина. Когда батюшка по церковным делам приезжал в Пустотино, то останавливался у них в доме. Она же и договорилась с ним о крещении.

Рано утром отправились в дорогу. Лена с Сашей на руках, тетя Кулина и я, идем пешком, не было ни лошади, ни даже коляски. Помню пыльную дорогу, иду и загребаю теплую пыль босыми ногами. Не помню, шел ли наш двоюродный брат Гриша, будущий крестный Саши.

Обряд крещения помню смутно, видимо, глазела по сторонам, ведь в церкви я была первый раз. После крещения пошли в обратный путь, той же дорогой, прошли за день больше 20 километров…

Вот такую спецоперацию с моим участием провели 71 год назад отец, мама, тетя Зина, дядя Гриша и тетя Кулина, а также батюшка Лесуновской церкви. Давно это было. Вижу молодую маму со мной на руках, юную тетю Зину, деревню Тужиловку, лес, длинную пыльную дорогу. Представляю церковь, купель и себя, как и положено, горластого при крещении. Накатывают воспоминания о давно минувшем, о родных и близких, начинает пощипывать глаза…

Наверно, это первое путешествие еще неосознанно пробудило интерес к дорогам, к самолетам, поездам, авто и пешим переходам, что сопровождали на жизненном пути…

В начале 2000-х годов, мама достала из комода мой крестильный крестик, из Лесунова, который хранила столько лет! Крестик обыкновенный, из алюминия, на шелковом шнурке, и передала мне…

И еще. В эти дни исполнилось 85 лет крестной, тете Зине, Зинаиде Васильевне Галкиной. Благодарю за «серенького волчка» в лубяной люльке и другое добро, о котором помню!

Поздравляю крестную и желаю крепкого здоровья, счастья, внимания и заботы детей и внуков, а также, чтобы непременно дождаться и выдать правнучку замуж!

№74/08.12.2019/ Очарованный странник

С возрастом стал замечать, что литературные герои, прежде стоявшие далеко, в отдельном секторе и мире самосознания и памяти, теперь смешались с реальными людьми, живыми и ушедшими. Листая страницы былого, не каждый раз различаешь происхождение отдельных персон, кто из жизни, а кто придуманный. Даже появилась легкая фамильярность, как это свойственно в отношениях между старыми знакомыми, приятелями, конечно, без потери уважения к героям.

Для меня такой литературный персонаж – Иван Северьяныч, господин Флягин, очарованный странник из произведений Н. Лескова. В первый раз прочитал повесть в 1973 году, в самолете Ту-114, когда летел в командировку из Москвы на Дальний восток и случайно прихватил в дорогу томик Лескова. Сюжет произведения, язык писателя и фигура главного героя, поглотили и время и внимание, успел прочитать и перечитать. Мне было 25 лет, герою за пятьдесят. Ну конечно, старик, но сильный старик, глыба.

Второй раз прослушал аудиокнигу уже в свои пятьдесят, и тоже неоднократно, в ежедневных долгих автомобильных поездках на работу и обратно. Думал, ну какой Иван Северьяныч старик, сил и энергии еще много.

И вот сегодня, страннику по-прежнему только за 50, а мне на 20 больше, и теперь очарованный странник определенно не старик…

Читал, слушал, теперь буду смотреть спектакль, мультимедиа получается, что редкость для одного произведения. Снимались еще и фильмы, но их не случилось видеть.

Здание театра на старом Арбате, в Калошином переулке, знакомо, там проработал несколько лет, еще при советской власти. Мой кабинет на 2-м этаже, решил посмотреть, что или кто теперь там размещается. Память сохранила ориентиры, нашел быстро, несмотря на перепланировку, и узнал мой бывший кабинет и комнату секретаря. Теперь это мемориальный кабинет Рубена Николаевича Симонова, главного режиссера театра Вахтангова, лауреата, и Героя, советского театрального деятеля.

На минуту окунулся в отблеск славы великого человека, голова закружилась. Подумалось, какие люди занимали это помещение, соседи по месту и по времени! Сначала заседал Александр Иванович, которого сменил Рубен Николаевич, большие люди, большие начальники…

По соседски, хотя и мысленно, назвал себя и поинтересовался у Рубена Николаевича на стенде, как тут в кабинете и вообще дела. Сосед не стал чваниться, признал соседа и ответил, да так, все как обычно, скучно. Я продолжил, столько лет прошло, время бежит, но собеседник поправил: время – только там, у него, направив палец в потолок, а у нас – мгновения. Сильно удивившись, спросил, для вас там тоже мгновения и получил утвердительный ответ, сегодня здесь, а завтра – неизвестно где. Собеседник работал в театре Вахтангова, 50 метров от Калошина переулка, но там ему места для мемориального кабинета почему-то не нашлось. Помолчали. Потом предложил хозяину, а не побаловаться ли по случаю встречи шашлычками из грузинской шашлычной Генецвали, три минуты ходу, с похожим на оригинальное Кинзмараули. Рубен не против. Однако пойти не захотел, не дадут спокойно закусить, вопросы, автографы, замучают. Не беда, сказал и открыл смартфон на Яндекс – Доставку, заказал 4 шашлыка и 3 бутылки вина, даже немалые деньги слетели с кошелька. Но тут третий звонок не позволил насладиться ни вином, ни шашлыками, ни беседой с великим человеком…

Зал в Симоновском театре камерный, человек на 80—100, не больше, компактная сцена полукругом вдается в зал. С первого ряда, где сидел, до сцены метров пять. Актеры заполняют сцену – палубу пароходика, с которой начинается повесть. Последним взошел главный герой. И сразу не глянулся, ну не похож на Иван Северьяныча, монаха с военной выправкой. Молод, лет 40. Нечёсаные волосы, патлы, рубаха расстегнута, плащ – балахон, выглядит как хиппи, которых много видел в западных городах. А когда присел на скамейку, если поставить бутылку портвейна или пива рядом на пол, получится уже вид не только хиппи, но и бича, ближе к русскому бомжу.

Но рост и комплекция артиста подходящие и картина начала меняться, когда он заговорил. Тексты Лескова несут магическое, завораживающее действие. Актер добавлял к ним поставленный, с поморским или приволжским акцентом, голос, выраженную мимику и подходящую жестикуляцию, постепенно замыкая на себе внимание зала. Темп повествования и без того, по книге, бодрый, на сцене вынужденно ускорялся. Эпизод сменял эпизод, показывая, как погибал, но не погиб Иван Северьяныч в закрученных автором сюжетах. Ярко выглядела цыганка Грушенька. Молодая красавица, стройная телом, гибкая, краса души – природы совершенство. Слов у нее было мало, но легко танцевала и пела под гитару, а не под фанеру. На пару и вели спектакль.