Я же позвонил своему другу Петру Вешину, управляющему ольмапольским отделением банка «Трапезит», одного из крупнейших в стране, и договорился встретиться с ним через час в кафе «Огонёк», находившемся неподалёку от главной улицы города. В этом заведении несколько лет назад я впервые увидел художницу Наталью Павловну Верянину, красивейшую девушку, позже ставшую моей женой.

Точно в указанное время я вошёл в кафе. Пётр сидел в углу за дальним от входа столиком. Вместе с ним был Юрий Самойлов, капитан полиции, его двоюродный брат и тоже мой дружбан.

Я подошёл и присоединился к братьям. Никаких бурных приветствий, просто скупо поздоровались, чтобы не привлекать излишнего внимания присутствующих.

– Как ты? – спросил Юрий, пожимая мне руку.

– Отлично, – ответил я. И подумал, что если кто и поможет отыскать «гомо сапиенсов», искалечивших Маткивского, то только он.

За буфетной стойкой хлопотала какая-то молодая шустрая бабёнка, а не моя старая знакомая Нина Хохлова, жена владельца заведения, как я ожидал. Значит, Ниночка нашла себе подмену; раньше она отпахивала буфетчицей ежедневно, без выходных.

Заказали мясо, обжаренное кусками, и бутылочку мадеры, красного креплёного вина пятилетней выдержки с содержанием спирта двадцать три градуса. За едой и выпивкой я рассказал о Косте Маткивском, о том, кто он такой, о несчастье, случившемся с ним, и его сегодняшнем физическом состоянии.

Отметив ограниченные возможности ольмапольских эскулапов, я повернул Костину проблему со здоровьем в сторону Германии с её высочайшей медициной. И сказал, что только в этой стране смогут поставить больного на ноги и вернуть ему речь. Но нужна довольно крупная сумма денег.

– Как, можно ли посодействовать? – спросил я у Вешина.

– Не такая уж великая проблема, – ответил он, недолго подумав и отпив вина. – У нашей канцелярии есть графа расходов для подобных случаев. Сделаем в лучшем виде. Если надо будет, попросим дополнительную сумму у московского отделения банка, в штаб-квартире «Трапезита», у самого Темникова, владельца нашей финансовой организации, очень даже разветвлённой и могучей, тебе это известно, способной и не на такие вспомоществования.

– Но ещё ведь надо организовать перевозку Маткивского и договориться с немецкой клиникой!

– И с перевозкой всё устроим, и с немцами. У нас хорошие связи с нужными людьми. Они обо всём позаботятся. Доводилось заниматься делами, связанными с заграничным лечением. Сегодня же задействую своих коллег, и они начнут без волокиты. У тебя всё насчёт Маткивского?

– Всё, но только с вашей конторой.

Я обратился к Юрию, молча слушавшему наш разговор.

– Юра, следователь капитан Саблин Андрей Трофимович уже в отставке?

– Да, уже на гражданке, месяц прошёл, как уволился.

– Вот незадача!

– А он-то для чего надобен?

– Хотелось поговорить с ним насчёт подонков, искалечивших Костю, чтобы Саблин разыскал их. Но раз он отставной…

– Ничего, что в отставке. Андрей поможет, так или иначе; в случае чего, своих, которые служат, попросит подключиться, самых надёжных. Тем более что он собирается открыть частное детективное агентство. Сегодня же встречусь с ним и всё обскажу.

Юрий тоже отпил вина и утвердительно кивнул мне головой.

– Будет ему работёнка для старта как частному сыщику. После избиения твоего друга полгода прошло, следы преступников подзатёрлись, но Саблин и не с такой давностью случаи раскручивал и до суда доводил виновников. Только надо будет заплатить ему за труды.

Юрий посмотрел на Вешина.

– Как насчёт денежек?

– Без вопросов, – ответил тот. – Сколько скажет, столько и заплатим.

Мне было известно, что с полгода назад Самойлов оформил законный брак с Сашей Новиковой, фельдшерицей по профессии, моей хорошей знакомой, и спросил о его семейных делах.

– У нас с Сашуленькой всё отлично, – лучезарно улыбаясь, ответил Юрий. – Не думал, что могут быть такие умницы жёны. После работы едешь домой, как на праздник, где тебя встречают с распростёртыми объятиями и полным столом вкуснейшей еды. Жизнь словно сказка пошла! Заметил, как я поправился, вошёл в тело?

– Есть немного.

– Гм, немного! Чуть ли не в полтора раза тяжелее стал, рубашки в плечах трещат. И всё от хорошего питания и повышенного настроения.

Я знал, что у них должен был родиться сын, и спросил:

– Сынишка как? Сколько уже настукало ему?

– Три месяца доходит. Растёт. Улыбается во весь ротик. Почти по килограмму ежемесячно прибавляет.

Речь зашла о Любушке, его дочери от первого брака, крайне неудачного, с женщиной, поведением своим напоминавшей опасную ядовитую змею.

Юрий посуровел лицом, задумался, глубоко вздохнул и сказал, что с дочкой он видится еженедельно и как может отучает её от дурных повадок, прививаемых матерью.

Он словно вжался головой в плечи, поднял свой стакан с вином и молча, без тоста, залпом осушил его. Пётр последовал примеру брата. В сущности, мадеру они употребляли вдвоём, я сделал лишь пару глотков для компании.

– А как, – спросил я, – поживает наш «друг» Арсений Владимирович Патрикеев, главный прокурор города? Слух прошёл, что его банковские счета за рубежом были заморожены.

Семь лет назад, спустя десять месяцев после моего и Петра побега с зоны, мы втроём решились вычистить сейф с бриллиантами, принадлежавшими сему высокому должностному лицу, стоимостью, как позже выяснилось, больше шести миллиардов рублей.

Тёмной дождливой ночью приехали на внедорожнике к посёлку Золотая Долина, где в своём двухэтажном особняке проживала мадам Басина, тёща Патрикеева, и где «притулился» сейф с обработанными камушками, и приступили к рисковому делу.

Пётр остался в машине неподалёку от автострады. А мы с Юрием прорезали дыру в стальной сетке, отгораживавшей посёлок от остального мира, и проникли на его территорию. Прошли незамеченными расстояние до одностороннего уличного порядка и, перемахнув через бетонный забор, стоявший вокруг приусадебного участка мадам, влезли в домостроение. Басина же эту ночь проводила у своего милого друга, что нам было хорошо известно, ибо мы заранее всё вызнали.

В одной из комнат особняка и находился стальной шкаф, заполненный изящными, красиво оформленными коробочками с брюликами, как бесцветными, чистой воды, так и фантазийными – розовыми, синими, зелёными и другими.

Юрий выполнял основную работу: вскрывал замки, дверные и сейфовые, а я был на подхвате.

У нас глаза на лоб полезли, когда мы увидели, каким огромным количеством драгоценностей набито несгораемое хранилище. Наших сумок едва хватило, чтобы погрузить всё это добро, и тяжесть была – руки обрывала.

Вышли из дома. Огляделись. Дождь так и лил не переставая. Перед тем как приступить к выполнению задуманного предприятия, Юрий отключил свет на подстанции, передававшей электроэнергию посёлку, и темень была – глаз коли.

Тем же путём перебрались через забор на улицу – и бегом к дороге, где метрах в ста от домов ждал Пётр за рулём.

Заскочили в машину, Пётр дал по газам, немного погодя свернул на грунтовку и погнал между полями.

Всё добытое спрятали в лесных схронах возле деревеньки Салымовка. Ну и отметили на радостях удачно провёрнутый гешефт. Позже сокровища были переправлены в Москву, в хранилища центрального отделения банка «Трапезит».

Кража была не с бухты-барахты и не из-за наклонности к подобным опасным мероприятиям. Последним качеством мы ни в коей мере не страдали. И на это дело пошли лишь после всесторонних многодневных обсуждений, сопряжённых с тщательной подготовкой.

Главным же нашим двигателем была месть прокурору за его ложные обвинения, по которым нас с Петром посадили на длительные сроки.

– У Арсения Владимировича в плане накопления денежных средств всё замечательно; пожалуй, даже лучше прежнего, – ответил Пётр. – Высокая прокурорская должность предоставляет ему мощнейшие источники для умножения капиталов, и он использует их со всё большим размахом. Прогресс у него в сём отношении поистине удивительный, что мне хорошо известно. По банковской линии у меня есть возможности отслеживать движение его финансов, и время от времени я это делаю.

– Отслеживаешь? Зачем? – спросил я.

– Низачем. Из простого любопытства. Кстати сказать, многое из того, что принадлежало бывшему полковнику полиции Окуневу, погибшему при плавании на парусной лодке по итальянскому озеру Гарда, перешло в руки Патрикеева.

– Ему? – переспросил я. – Я не ослышался?

– Процентов девяносто этому собирателю капиталов досталось из окуневского наследства. Вообще денежки как бы сами стекаются в его карманы. Достаточно «погасить» уголовное дело против какого-нибудь состоятельного чела, преступившего нормы закона, – и новые миллионы рублей или долларов так и устремляются в сторону названного крапивного семени. Так что за последний год он, в целом, не только не понёс убытков, но чуть ли не вдвое богаче стал.

– Непотопляемый, выходит, субъект.

– Да уж, запас плавучести у Патрикеева дай бог каждому. Однако не нескончаемый.

– А что с Николаем Рыскуновым? – спросил я, обратившись к Юрию. – Как у него дела?

В прошлый свой приезд в Ольмаполь я «наградил» Рыскунова, отпетого бандита, двумя винтовочными пулями: одной раздробил локоть правой руки, второй – колено правой ноги. За убийство своего друга Филиппа Татаринова. Окунев был заказчиком преступления, а Рыскунов стал исполнителем: расстрелял Филиппа Никитича из автомата.

– У него дела как сажа бела, – нехорошо посмеиваясь, ответил Юрий. – Ты сделал этого типа совершенным калекой, что привело его к полному, так сказать, экономическому крушению.

И поведал, что, пока убийца моего друга лежал в больнице почти полгода, его «кореша» растащили всю принадлежавшую ему недвижимость и поделили между собой весь бизнес, которым он занимался.

Сгоряча, не оценив новую расстановку сил в бандитских кругах, он попытался качать права и начал угрожать вероломщикам. Но всё кончилось для него жестокими побоями, после которых он двое суток не мог подняться с постели.

– Будешь ещё рыпаться, – сказали ему на прощанье вчерашние друзья, – сломаем левую руку. И левую ногу тоже. И причиндалы оторвём. Будешь тогда лежать, как «самовар».

В настоящий момент Рыскунов ютится в лачуге и передвигается на костыле. Правая рука у него бездействует; даже спичку не может зажечь одной левой рукой, потому пользуется зажигалкой. От него все отвернулись, и он перебивается с хлеба на воду.

И женщины теперь обходят его далёким краем. При том, что до ранений этот субъект отличался исключительной любвеобильностью.

– Поделом, гадине, – произнёс Юрий по окончании своего повествования. – Он многим жизнь поломал. Наконец-то кара настигла его.

Я же спросил у Петра, нельзя ли каким-либо образом ущемить и Патрикеева, сделать его если не нищим, то по крайней мере избавить от излишних накоплений и обратить их в пользу бедных.

Пётр помолчал с минуту и сказал:

– Я сам думал об этом. Попробуем что-нибудь спроворить. Через Темникова. Альберт Брониславович связан со всеми главными банками, и возможностей у него в тысячу раз больше моих. Но дело это непростое, и понадобится некоторое время.

– Взгляд у тебя тяжеловатый, – сказал мне Самойлов под конец встречи. – Он тебя выдаёт. Знаю, нахлебался ты за жизнь всякого, но избавься от него. Слышишь?

– Да. Постараюсь избавиться.

Я весело сощурил глаза и беспечно улыбнулся.

Ещё поделившись новостями, в основном о своей личной жизни, мы расстались, и я отправился на квартиру Ильиной.

Марья Петровна встретила меня с неубывающей радостью, провела на кухню, опять угостила чаем и составила мне компанию.

За чаепитием я рассказал, что вопрос с лечением Кости в Германии решается наилучшим образом и что уже на днях его повезут в эту мощнейшую высокоразвитую федеративную республику. Однако нужен кто-то для постоянного сопровождения больного.

– А пусть Клавонька едет! – воскликнула Ильина. – Я переговорю с ней. Думаю, она с готовностью согласится. Возьмёт отпуск на работе и поедет. Уж больно к сердцу принимает она несчастье, случившееся с Костей. Лучше моей дочки никто не сможет ухаживать за ним.

– Это точно, никто, – поддакнул я. – Она даже смотрит на него, как мать на своего ребёнка.

Пётр сдержал слово. Спустя неделю Костю повезли в Германию. Рядом с ним неотлучно находилась Клавдия Ильина.