"С возвращеньицем, – говорю я. – Ну-ка, успокойся, давай по-человечески поговорим. Зачем вешаться, резаться, травиться? Что за цирк?"
И тут из Айдара полезла "исповедь".
"Доктор, хреново мне. На игле я уже – страшно вспомнить, сколько лет. Лечился – как мёртвому припарка. В наркологии – проходной двор, 'торчка' пронести – раз плюнуть. Я вот как-то в коронках зубов героин спрятал. Обшмонали при госпитализации всего, но в зубах посмотреть и не додумался никто. А вылез я из этого дурдома, и опять за старое. Но главная беда – игровые автоматы."
И тут начался душераздирающий рассказ.
"Должен я, доктор, кучу бабла. Остановиться не могу. Каждый вечер как зомби прусь к этим чёртовым 'одноруким бандитам' игровым автоматам. Игра успокаивает, тяга к наркоте пропадает, но потом…"
"Сегодня решил сыграть и 'кайфануть' за одно, а жена, зараза, деньги спрятала. И вот я, гениальная личность, решил отправиться в другой мир. Раз уж в этом – жизни нет."
"Лечиться-то хочешь?" – спрашиваю я.
"В наркологии – нет, – честно признается Айдар. – Смысла не вижу."
"А от игровой зависимости, да и от наркотиков заодно?"
"Вот тут мысль интересная."
И тут я ему "под козырь":
"Смотри, на такой "весёлый" вызов как у тебя, в любом случае приедет полиция и психиатрическая бригада. А ты у нас – 'хронический суицидник'. Психи обязаны тебя в больницу забрать. И вот твой шанс пройти двойное лечение."
И тут в комнату "врывается отряд спасателей из дурки": врач, фельдшер (мой одногруппник тёзка) и два санитара.
"О, привет, тёзка, – кричит Санек фельдшер с психбригады. – Как всегда, без твоих 'аттракционов' скучно жить!".
Я кратко описываю ситуацию. И тут врач с психбригады начинает беседу с Айдаром, а я с тёзкой отхожу "полялякать". Давно, знаете ли, не виделись, недельку как.
Вот такая "разношёрстная компания" собралась на этом вызове. Скорая спасает от джекпота и шприца. И попробуй разберись, что страшнее.
Смотрю на Айдара и думаю: зависимость – это дьявольская штука. И кто бы мог подумать, что игровые автоматы – это не просто "развлекуха", а настоящая "чума XXI века". Хотя в 2010 годах многие молодые люди были подвержены этому злу.
––
Игровая зависимость, или лудомания, является серьёзным расстройством, которое может оказать разрушительное воздействие на жизнь человека и его близких. Вот несколько шагов, которые вы можете предпринять, чтобы помочь игроману:
1. Распознайте проблему:
Признаки игровой зависимости:
● Постоянные мысли об азартных играх.
● Необходимость делать все большие ставки, чтобы достичь желаемого возбуждения.
● Неудачные попытки контролировать, сократить или прекратить играть.
● Раздражительность или беспокойство при попытке сократить или прекратить играть.
● Использование азартных игр как способа убежать от проблем или облегчить негативные эмоции.
● Попытки отыграться после проигрыша.
● Ложь, чтобы скрыть масштабы своей игровой зависимости.
● Потеря важных отношений, работы или возможностей из-за азартных игр.
● Просьбы к другим о финансовой помощи из-за проигрыша денег в азартные игры.
Поговорите с человеком:
● Выберите подходящее время и место, где вы сможете поговорить наедине и без отвлекающих факторов.
● Выразите свою заботу и беспокойство, используя «я-сообщения», например: «Я беспокоюсь о тебе, потому что заметил, что ты проводишь много времени за азартными играми».
● Избегайте обвинений, критики или угроз.
● Будьте готовы выслушать и понять точку зрения человека.
2. Предложите поддержку:
● Будьте терпеливы: Избавление от игровой зависимости – это процесс, который может занять время.
● Предложите свою помощь в поиске ресурсов: Группы поддержки: Анонимные Игроки (Gamblers Anonymous) предлагают поддержку и сообщество для людей, борющихся с игровой зависимостью.
● Консультации: Профессиональный консультант или терапевт может помочь человеку понять причины своей зависимости и разработать стратегии преодоления.
● Горячие линии: Национальная горячая линия по проблемам азартных игр может предоставить информацию и поддержку.
● Помогите человеку найти альтернативные занятия: Предложите заняться спортом, хобби или другими видами деятельности, которые могут заменить азартные игры.
● Установите границы: Чётко определите, какую поддержку вы готовы оказать, и что вы не будете делать (например, не будете давать деньги в долг).
3. Позаботьтесь о себе:
● Обратитесь за поддержкой: Если вы являетесь членом семьи или другом человека с игровой зависимостью, вам также может потребоваться поддержка. Рассмотрите возможность посещения группы поддержки для членов семьи или консультации с терапевтом.
● Установите границы: Защитите себя от финансового и эмоционального воздействия игровой зависимости вашего близкого.
● Не вините себя: Помните, что вы не несёте ответственности за зависимость другого человека.
Важно помнить:
Вы не можете заставить человека прекратить играть. Решение бросить азартные игры должно быть принято самим человеком.
Не покрывайте долги игромана. Это может усугубить проблему.
Будьте готовы к тому, что человек может отрицать свою зависимость или сопротивляться помощи.
Обращение за профессиональной помощью – важный шаг на пути к выздоровлению от игровой зависимости.
-–
Ну что я могу сказать? Ломка, друзья мои, это не просто плохое настроение или лёгкая головная боль. Это когда твой организм и разум, словно разъярённые звери, пытаются вырваться из клетки, которую ты им сам построил. Это когда пот течёт рекой, кости ломит, словно тебя заживо хоронят, и ты готов на всё, чтобы это прекратилось. Это – ад на Земле.
И вот, на этот раз мы, бравые парни из БИТа, спешим на помощь коллегам из "линейки". Диагноз: "Наркоман не выходит из комы". Ну, думаю, сейчас мы этого "спящего красавца" разбудим. Приезжаем – а там на полу синюшный мужик лет тридцати, и вокруг него – "озадаченная" врач. "Три кубика налоксона уже влила", – говорит, – а он как Спящая красавица, только вместо принца – я и со шприцем".
Осматриваю я пациента и понимаю: кома-то – метадоновая. А это, знаете ли, другая песня. Метадон – "зверь" коварный, выводит из комы медленно, а потом устраивает такое "веселье", что мало не покажется. Неврологические "приветы", психомоторное возбуждение – в общем, "танцы с бубном" гарантированы.
"Ну ладно, – говорит мой врач Вася, – добавим ещё два кубика волшебства. Может, проснётся, как от поцелуя принца."
И как говорится, "Не буди лихо, пока тихо". Наш "Спящий" начинает розоветь, дышать… И тут начинается "шоу"!
Буквально с каждым чихом вылетала мокрота, как из брандспойта во все стороны, а наш, невысокого роста наркоша превращается в терминатора. Глаза безумные, мычание, как у маньяка, и давай всё крушить и ломать! Подойти страшно, в токсикологию его таким никак не довезти.
Вызвали "психов", а сами думаем, как "терминатора" усмирить. И тут мне в гениальную голову приходит идея: кидаю в него подушку! "Монстр" отвлекается, а мы с Васей делаем ему "подножку" и, как в индийском кино, дружно валим на пол.
Но что делать дальше? Решили завернуть его в ковер который лежал на полу, как в саван, и получился у нас "кокон". Но не тут-то было! Этот "кокон" начинает извиваться и ползти, как гусеница. Вася, не долго думая, запрыгивает на него верхом, а я, словно ковбой на родео, набираю диазепам (4 кубика, чтобы утихомирить "зверя"). Но увы! Седация не работает, как мертвому припарка. Вот так и скачем мы вдвоём на этом "живом ковре", а "гусеница" извивается и рычит.
Тут-то и прибывают наши "братья по разуму" – психбригада. Четыре пары удивлённых глаз смотрят на это "шоу", а у меня с врачом Васей пот градом льется.
"Ну, ребята, – говорит врач "психов", – у вас тут смотрю, вечеринка в самом разгаре!"
"Ага, – отвечаю я, – присоединяйтесь. Диазепам не берёт!"
Два санитара садятся рядом с нами на извивающийся "ковер" и пытаются зафиксировать его в неподвижном состоянии. Врач "психов" смотрит в в глаза монстру, и выносит вердикт: "Диазепам ему что слону дробина! Нейролептики нельзя, будем пробовать оксибутират натрия. Это его должно усыпит."
Фельдшер психбригады колет "снотворное" в вену шеи, и наш "монстр" начинает засыпать. Выдыхаем с облегчением.
"Ну что, – говорю, – будем доставать нашу гусеницу из кокона или подождём, пока она совсем уснёт? Тащить его в этом виде не вариант."
"Рискованно, – отвечает врач "психов", – но вести нужно быстро и аккуратненько. Раскатываем ковер и быстро грузим спящее тело монстра на носилках в машину психбригады для госпитализации его в токсикологию, пока не проснулся. Иначе им в машине балет на пуантах устраивать придётся".
Вот так и закончилась эта история. Мы с доктором Васей – мокрые, выжатые, но счастливые. Скорее бы в душ, чтобы смыть с себя этот "адреналин".
Глубокая ночь опустилась на город, окутав его ветхие центральные улочки плотной завесой тишины, которую лишь изредка нарушал далекий гул запоздалых машин. Было около двух часов, когда резкий голос диспетчера по селектору вырвал меня из дремотного покоя. Вызов по поводу травмы – рутинная фраза, за которой, однако, часто скрывались человеческие трагедии.
Местом назначения оказался частный дом, затерянный среди более крепких строений в самом сердце города. Он выглядел так, словно давно сдался под натиском времени: покосившийся забор, ржавая калитка, угрюмо темнеющие окна. Дом дышал запустением, и сам воздух вокруг него казался спертым и тяжелым. У самой калитки, в слабом свете одинокого фонаря, меня встретила девушка. Ее силуэт дрожал – то ли от ночной прохлады, то ли от всепоглощающей тревоги, исказившей ее черты.
«Доктор, умоляю… – голос ее срывался, слова путались. – Он же убьет себя сейчас! Мы не знаем, что делать…» Она судорожно сглотнула, взгляд ее метался, словно ища спасения в моем лице. «Это мой брат… Ему двадцать пять. Он… он на эфедроне сидит». Последние слова она произнесла почти шепотом, будто боясь, что их услышат даже стены этого обреченного дома.
Эфедрон… Это слово прозвучало как приговор. Синтетический демон, порождение кустарных лабораторий, выжигающий душу и тело. Родственник амфетаминов, но с более короткой, яростной эйфорией и неутолимой, разрушительной тягой к новой дозе. Часто сваренный на кухне с марганцовкой, он нес в себе не только психоактивный угар, но и яд, медленно отравляющий мозг, ведущий к необратимому распаду личности, к тому страшному состоянию, что врачи называют «марганцевым паркинсонизмом».
«Последний день он не кололся, – продолжала девушка, ее голос крепчал от отчаяния. – У него ломка началась страшная. Документов нет, лечиться он категорически не хочет…»
«А к участковому обращались?» – спросил я, хотя ответ был почти очевиден.
«Да, – кивнула она с горечью. – Их опорный пункт тут рядом, в соседнем доме. Но они… они разводят руками. Говорят, ничем помочь не могут». Бессилие сквозило в каждом ее слове.
Я шагнул во двор, ощущая под ногами хруст мусора, и толкнул ветхую дверь. Внутри царил полумрак и хаос. Запах затхлости смешивался с острым, неприятным запахом пота и чего-то химического. По единственной освещенной тусклой лампочкой комнате метался молодой парень. Он был похож на загнанного зверя: глаза дикие, движения резкие, прерывистые. Он снова и снова бился головой о шершавую, облупившуюся стену, оставляя на ней кровавые отметины. Вся его голова уже представляла собой сплошную рану. Усадить его, обработать эти раны было совершенно невозможно – он вырывался с нечеловеческой силой. Вести же его в больницу в таком невменяемом состоянии, без документов и согласия, я по закону не имел права. Выход оставался один – вызывать психиатрическую бригаду.
Минут через пятнадцать тягостного ожидания, наполненного глухими ударами и бессвязным бормотанием парня, на пороге появились они: врач в строгом белом халате, фельдшер и два крепких санитара с непроницаемыми лицами. Оценив обстановку одним взглядом, санитары без лишних слов попытались схватить и удержать мечущегося пациента. Врач-психиатр предпринял попытку заговорить с ним, но парень, полностью поглощенный агонией абстиненции, не реагировал на слова, не шел ни на какой контакт. Его реальность сузилась до невыносимой физической и душевной боли.
«Хорошо, доктор, – обратился ко мне врач психбригады спокойным, почти будничным тоном. – Можете ехать. Это наш клиент. Мы тут сами разберемся». В его голосе не было ни сомнения, ни сочувствия – лишь профессиональная констатация факта.
Я развернулся и вышел из этого дома, оставив позади сцену отчаяния и боли. Ночь поглотила меня снова, и вскоре я уже спешил на другой вызов, стараясь вытеснить из памяти дикий взгляд обреченного парня.
А в семь часов утра, когда город только начинал просыпаться и первые лучи солнца робко пробивались сквозь утреннюю дымку, диспетчер вновь передала мне вызов. Адрес был до боли знакомым. Повод – «повтор, человеку плохо». Предчувствие беды холодком коснулось сердца. По приезде меня встретила та же гнетущая тишина, но теперь она была абсолютной, мертвой. В комнате, залитой бледным утренним светом, на полу лежало неподвижное тело. То, что еще вчера было головой, превратилось в кровавое месиво. Признаки биологической смерти были неоспоримы. Это был труп.
«Как же так? – вырвалось у меня невольно, обращаясь к оцепеневшим от горя родственникам, стоявшим у стены. – Его же должны были забрать… В больницу?»
«Нет, – тихо ответила сестра, ее лицо было серым, без слез. – Доктор осмотрел его… Сказал, чтобы мы утром сами везли его в наркологический диспансер. А если будет сопротивляться – обратиться к участковому инспектору, он поможет…» Голос ее прервался.
Он не дождался утра. Не смог.
Вот так и закончился этот вызов. Картина той комнаты, слова врача психбригады, безнадежность в глазах сестры – все это до сих пор стоит у меня перед глазами. И главный вопрос так и остался без ответа: как можно было оставить человека в таком состоянии, наедине с его агонией, обрекая на верную гибель? Этот вопрос эхом отдавался в моей душе, смешиваясь с утренним шумом просыпающегося города, который так и не узнал о маленькой трагедии, разыгравшейся в его ветхом сердце этой ночью.
О проекте
О подписке
Другие проекты